ключ от нашего «соловьиного» домика, чтобы мы провели тут всю ночь. Была ранняя весна, кругом еще высились неубранные сугробы, река за зиму хорошо промерзла, до таяния льда было еще далеко, и Аля, ошалевшая от чистого воздуха, упоительного уединения и коньяка, побежала на лед. Ближе к середине речки, когда кроны деревьев переставали мешать обзору, сияло ночной иллюминацией звездное небо, какого в городе ни за что не увидишь. Аля кружилась, высоко задрав голову, в итоге потеряла шапку, и нам пришлось вернуться, чтобы ее найти. Но разыскать в темноте белую шапку на чистом льду было не так легко, мы стали двигаться к прибрежной каемке, нам и в голову не могло прийти, что там лед кое-где подтаял – то ли ключи били, то ли другие естественные причины стали тому причиной, но моя ничего не подозревающая подруга вдруг провалилась под лед и увязла в прибрежном иле. Прошло какое-то мгновение, как Аля оказалась в прибрежной слякоти почти по бедра. Под теплой курткой на ней был трикотажный костюмчик жемчужного цвета: свитер с хомутиком и широкая длинная юбка. Первую минуту мы оба молчали, потому что не понимали, что делать. Выбраться на берег было не сложно, но что дальше? Я протянул Але руку, она крепко ухватилась, я вытащил ее на твердую почву. В тот момент я представить себе не мог, что сейчас произойдет. Ботинки были полны ила и грязи, новый костюмчик имел вид половой тряпки, которую использовали в солдатских казармах. Я ошарашенно молчал, готовя себя к эмоциональной реакции. И она последовала – Аля сначала хихикнула, потом посмотрела на себя и засмеялась. Она хохотала, пока не выступили слезы, я смеялся вместе с ней, пока она наконец не остановилась и совершено серьезно не сказала:
– А почему тут ныряю только я?
Мы еще долго бегали грязные по берегу, она старалась меня поймать и швырнуть в воду, но я умело уворачивался. В конце концов она удовольствовалась тем, что забросала меня илом из своих ботинок, сделав себе для пары второго грязного поросенка.
Мы еле отмылись, едва согрелись, кое-как удовлетворили ненасытные желания друг друга. Наутро вернулись в город, в Алькину квартиру, где уже надсаживался телефон.
– Джексон у тебя? – затарахтел в трубку Борька. – Куда вы подевались? Его родители ищут.
– Да так, поныряли чуть-чуть, – сказала Аля, устремив на меня неповторимый взгляд своих чудесных разных глаз.
И я понял, что никуда не поеду. Я не знаю, что там думает следствие, но тот, кто убил нашего сына, – это моя проблема, и только я могу ее решить.
Сидеть в пустом доме в тягостном ожидании было невыносимо, и я стал обдумывать план действий. Не самое лучшее время, согласен, что думать об этом следовало заранее, но у меня было оправдание – я не имел ни малейшего представления о том, как будет действовать человек, который явится по мою душу. Я не вооружен, не предупрежден, на моей стороне только неугасимое желание посмотреть в глаза своему врагу…
Наша дача, как и множество других, не избежала участи стать последним приютом для потерявших актуальность детских игрушек, книг, которые не будешь перечитывать, одежды, которая надевается только к шашлычному костру. Я поднялся на второй этаж, в комнатку, где подростком спала Алиса, когда изредка оставалась тут с дедушкой и бабушкой, порылся в шкафу и тумбочке. Был бы у меня мальчик, здесь мог бы заваляться игрушечный пистолет, который в полутемной комнате можно спутать с настоящим, у Алисы же я нашел только огромную куклу и чудовищных размеров мишку, которых она определила сюда в вечную ссылку. Я взял с собой обе игрушки и спустился вниз, стал прилаживать их по очереди на кровати, оценивая, какой из двух монстров лучше сойдет за человеческую голову. У мишки голова была крупнее, такая же, наверное, как моя. Я усовершенствовал конструкцию за счет казана для плова, который надел мишке на голову, Поверх него натянул какую-то старую шапку, та треснула по шву, но это было не важно, зато теперь, если стукнуть чудовище по башке, будет полная иллюзия того, что оглоушили человека, а не мягкую игрушку. Я еще раз сбегал на второй этаж и в стенном шкафу нашел одеяло, приладил его к игрушке, бережно укрыл сверху так, что старое тряпье стало напоминать силуэт спокойно спящего человека. Детский сад какой-то, ей-богу! Если гостья (или гость) станет стрелять, мне мало не покажется, ибо сущность конструкции раскроется сразу же, и вторая пуля достанется мне уже наверняка. Однако, согласно моей теории, пистолет на сей раз использовать не будут – тогда не получится обставить убийство как несчастный случай или как исполнение угроз вандалов, грозившихся истребить местных жителей. А вот если монстра огреют по голове, подожгут дом или откроют газ, чтобы спящий задохнулся, тогда все может получиться именно так, как я и задумал. Мне важно было знать, кто сюда войдет и что именно предпримет – а камеры, которые установили по всему дому ребята из детективного агентства, доделают остальное. Записи послужат доказательством, которое уже не стыдно будет передавать следователю. Или не передавать, а разбираться самостоятельно. Это уже второй вопрос, с этим я пока ничего не решил. Не найдя никакого оружия, кроме молотка для отбивания мяса, я решил, что в критической ситуации это все-таки лучше, чем ничего.
Время текло мучительно медленно, от перенапряжения мне вдруг сильно захотелось выпить. Я потянулся к бутылке виски, которую мне положила в сумку Ритуля. Какая все-таки заботливая у меня жена: сунула в сумку дорогой айриш, зная, что я предпочитаю именно ирландское виски шотландскому напитку. И ведь сорт именно такой, от которого мне отказаться будет сложнее всего. И тут меня посетила еще одна продуктивная мысль. Я взял бутылку, на кухне нашел пустой графин и перелил в него содержимое бутылки, оставив жидкости на дне примерно на два пальца. Из графина отлил еще в стаканчик и обильно сдобрил им одеяло над «спящим» истуканом. В воздухе разлился аромат, который ни с чем не спутаешь. Вошедший в комнату человек подумает, что на кровати мертвецки пьяный человек. То есть я.
На случай если кто-то находится рядом с домом и ждет моего отхода ко сну, а также чтобы отвадить преступника от мысли воспользоваться оружием, я вышел на крылечко, закурил сигарету, что делаю крайне редко, только если выпью лишнего, и изобразил, будто звоню Борьке. Я сообщил воображаемому собеседнику, что чувствую себя нормально и температуры нет, но я изрядно перебрал и смертельно хочу спать. Вот теперь я
