то, что происходило в темноте, записано, я в их технике не разбираюсь, что-то там с инфракрасным излучением… В общем, современная техника, хорошая. А уж когда свет появился, сам понимаешь. Что ты на меня так смотришь? Я же не ты: нажимать на курок – это не мой репертуар, я не прибегаю к помощи оружия, привык действовать только законными способами, а другого ты мне не оставил. Так что посмейся в последний раз над детским маскарадом, и будем заканчивать.
Я не успел среагировать мгновенно, замешкался на одну долю секунды, в течение которой Виталий прыгнул на меня и сбил с ног точным ударом кулака в висок. В глазах сразу потемнело, и я потерял сознание.
Когда я пришел в себя, брат уже был в наручниках. Кто-то положил мне на голову влажное полотенце, я попробовал шевельнуться, но накатила тошнота, и я снова провалился в небытие. Когда я очнулся во второй раз, метросексуальный следователь уже сидел за обеденным столом и писал протокол. Я был так счастлив его видеть, что даже жалобно заскулил со своего дивана. Частный детектив предупредил меня, что в случае, если мне будет угрожать реальная опасность, нападающий, если таковой посетит мое убежище, будет задержан, а если в ходе просмотра видеозаписи вскроется информация о готовящемся или уже совершенном преступлении, сыщики будут обязаны сообщить в органы правопорядка, и я сразу дал им координаты следователя, который ведет дело об убийстве Алекса. Когда мой брат обрушил биту на многострадальное чучело, они приняли решение о том, что звонить – самое время.
– Мы бы и так задержали вашего брата, Евгений Петрович, – сообщил мне Артур Анатольевич, пребывающий, видимо, в превосходном настроении. – Вы облегчили нам задачу, но спасибо я вам не скажу – мы не поощряем самодеятельности. И вообще, скажите спасибо, что я сегодня дежурю. Человек, который не в курсе предшествовавших событий, мог бы истолковать случившееся как-то иначе.
– Что ж вы ждали, пока я займусь этой самодеятельность? Почему не задерживали, если у вас были основания?
– Ждали баллистическую экспертизу, а потом устанавливали круг лиц, которые могли иметь отношение к данному оружию.
– Так ведь оружия на месте преступления не было. – Я начинал приходить в себя.
– И не надо, – весело заметил следак, – пуля-то осталась, по ней удалось установить, из какого пистолета она была выпущена. Оружие имело свою криминальную историю.
– Из него уже кто-то был убит? – спросил я.
– Этот пистолет табельный, он числился за сотрудником правоохранительных органов, – охотно отозвался следователь, – первый раз из него стреляли при задержании преступника в 2010 году, тогда было проведено служебное расследование, и применение оружия было признано законным. Тогда же была проведена баллистическая экспертиза, и остались подробнейшие характеристики этого конкретного ствола. Второй раз пистолет применялся несколько лет назад, никто не был убит, но один человек получил ранение. Тогда имел место конфликт между сотрудниками правопорядка и представителями одной этнической диаспоры, а пистолет числился уже за другим сотрудником, который заявил о том, что его якобы украли. Он был на подозрении у следствия, но пистолета при нем не нашли, и алиби у него было железное. Мы стали проверять, оказалось, что это алиби тогда ему дал Виталий Петрович, ваш брат. В каком году появился у вас этот пистолет?
– Не помню, – честно ответил я, – спросите у Виталия Петровича, он принес его в дом.
– Хрен вам, – буркнул со своего стула Виталий, и его красивое лицо скривилось в гримасе отвращения, – ни о каком пистолете я понятия не имею. Мало ли что я тут плел ради того, что бы подразнить брата. И вообще, я пьян, за свои слова не отвечаю.
– Очень может быть, – согласился следователь, – однако нахождение пистолета в руинах дома, предназначенного под снос, мы проверим. Аккуратнее надо было быть, Виталлий Петрович, оружие, на котором кровь, прятать нельзя. И уж тем более не надо было никому об этом рассказывать, даже если вы не рассчитывали оставлять вашего брата в живых. А вас за хранение накажут, Евгений Петрович, – сообщил следователь, не переставая что-то писать, – может быть, не так строго, но все же.
– Наказывайте, – согласился я.
После того как оперативники и следователь закончили, меня усадили в машину и повезли в город. Было уже утро, но еще слишком раннее, ресторан еще не открылся, и мне пришлось позвонить сотрудникам, которые были свидетелями стрельбы, чтобы сегодня они вышли пораньше. В «Матрешке» у меня изъяли простреленное зеркало, а я хоть и с большим опозданием, но все же написал заявление о происшествии. Официантов допросили, и следователь сообщил мне, что отпускает меня и я могу быть свободен.
– Теперь я вас не отпускаю, Артур Анатольевич, – сказал я, – как и всех остальных, кто работал сегодня всю ночь. Горячий плотный завтрак из нашего фирменного меню скоро будет готов. Повара еще не пришли, но у нас в морозильной камере есть ручной лепки пельмени с начинкой из оленины, это гордость нашего ресторана. Официанты уже варят их. Располагайтесь в дальнем конце зала и скажите ребятам, кто и что будет пить.
Я провел всех за большой круглый стол и с удовлетворением заметил, что никто не стал отказываться. Парни устали и проголодались. Мне пришлось усесться со всеми, хотя голова у меня раскалывалась и тошнило при воспоминании о том, что произошло этой страшной ночью. Мне принесли из кабинета обезболивающую таблетку, и в сочетании с горячим мятным чаем она оказала свое благотворное действие. Я заставил себя немного поесть, чтобы не обижать людей, которые сегодня спасли мне жизнь, они проявили деликатность, не стали лезть мне в душу. Я успокоил по телефону Борьку и стал думать, куда мне идти. Я ужасно выглядел и отвратительно себя чувствовал, больше всего на свете я хотел бы лечь в кровать, но мысль о близкой встрече с Ритой и с родителями, которым придется сообщить плохие новости, не давала мне пройти два квартала до своего дома. До особняка, который я теперь возненавидел всей душой. С него все это началось.
Я вышел на улицу, погода была чудесная, весенняя, совершенно не соответствующая моему настроению. Пахло новыми листочками, пробуждающейся природой, ветерок был свежим и вкусным. Я набрал Борькин номер, убедился, что он на месте, и медленно побрел в сторону его офиса. Мне нужно было немного подумать.
Я думал об Алексе. Решился бы он все-таки сказать мне, что я его отец? Почему он боялся, что я не буду этому рад, ведь Аля в письме рассказала мне о том, что Алекс знает нашу историю. Значит, мальчик не
