все отцы, желающие доказать, что еще могут чем-то удивить подрастающее поколение.
Пришлось подергать за ниточки через хозяина бара, которому мы поставляли вино. И, главное, – держать свои намерения в тайне до самого дня вылета.
– Расскажи, что ли, про этих чертей, – попросил я, кивком указывая на фотографию группы у него на мониторе.
– Это Кевин Батлер, он певец и басист, – взволнованно начал Лука. – На барабанах – Пол Гудман. На клавишных – Дэвид Уэбб. И Джеймс Николсон, он соло-гитарист.
Прошло, наверное, секунды две, прежде чем я осознал услышанное.
– Джеймс Николсон? – переспросил я.
Кликнув мышкой, Лука увеличил картинку. Я вдруг понял, что гляжу на парня, которого знал еще мальчишкой. Темно-каштановые волосы отросли, на щеках и подбородке пробилась щетина, плечи раздались в ширину, но улыбка и блеск в зеленых глазах остались прежними.
«Нет, – опешил я. – Мерещится, наверное».
– Можешь принести мне воды, а я пока про них почитаю? – попросил я Луку, пытаясь взять себя в руки.
Выпроводив сына на кухню, я напечатал в строке поиска «Джеймс Николсон» и получил в ответ тысячи ссылок. Пришлось уточнить запрос, добавив слово «Нортхэмптон». Это сочетание часто упоминалось вместе. Я открыл страничку группы в «Википедии» и увидел дату рождения. Восьмое октября.
Я откинулся на спинку стула. Кровь схлынула с лица. Джеймс. Мой Джеймс. Передо мной была фотография сына, брошенного много лет назад. Я торопливо открыл ссылки на онлайн-газеты и нашел интервью с ним.
Джеймс – старший ребенок в семье. У него есть младший брат и сестра. Воспитывала их одна мать, потому что отец пропал без вести.
– Я не очень хорошо его помню, – говорит Джеймс, явно испытывая неловкость. – Знаю, что он любил нас. Но после его исчезновения жизнь сильно изменилась.
Я закрыл глаза. Меня настигли призраки из прошлого.
– Куда он пропал, так и не выяснилось. Маме пришлось несладко… Все, кто знал нашего отца, говорили, что он не мог просто так взять и исчезнуть; значит, с ним случилась беда… Думаю ли я о нем до сих пор? Да, разумеется. Может, не каждый день и даже не каждую неделю. Но он всегда у меня в мыслях, где-то на задворках сознания.
Каким я был наивным идиотом – не сообразил, что моя пропажа скажется на детях. Я уставился на стену перед собой и увидел плакат с «Драйвером». Сколько раз я проходил мимо него – сотни? И даже не подозревал, что с фотографии на меня глядит родной сын…
– Он потрясающе играет на гитаре, – объявил Лука, вернувшись со стаканом воды. – И меня учит.
– Ты что, с ним общаешься? – Сердце забилось, как никогда в жизни. – Это каким образом?
– Через «Твиттер». Я написал ему, какой он клевый, как я им восхищаюсь и что я тоже учусь играть на гитаре. Еще, сам не знаю почему, признался, что мне никак не удается одна связка. А он ответил. Посоветовал, как лучше ставить пальцы, и мы с тех пор переписываемся. Представляешь, сколько людей ему пишет? Но он все равно находит время мне ответить. Он такой классный!
Мои сыновья переписывались с разных уголков Европы, не подозревая о своем кровном родстве…
– Здорово, – ответил я и под надуманным предлогом выскочил на балкон, чтобы подышать свежим воздухом.
Достав билеты для Луки, я невольно открыл ящик Пандоры.
Но больше всего меня пугала не перспектива встретиться со своим прошлым. Больше всего пугало, что я, видимо, к этому готов.
Рим, Италия
7 апреля
Я не замечал, как по лбу стекает влага и как звенит в ушах, потому что на огромной сцене спорткомплекса «ПалаЛоттоматика» мой сын Джеймс выдавал мощное гитарное соло. Все вокруг орали и пели, а я стоял неподвижно и взирал на него с благоговейным трепетом. Лука – тоже, но по своим причинам.
По коже бегали мурашки, вызывая неимоверный зуд. Я не мог оторвать глаз от юноши, которого в свое время пытался забыть. Странно даже, как тощий мальчишка, когда-то обмочивший с перепугу костюм перед рождественским спектаклем, обрел столько уверенности в себе и умения, чтобы заражать восторгом десятки тысяч незнакомых людей. Я не разобрал слов ни одной песни и вообще не понял, сколько простоял там перед сценой, как в зале вспыхнули огни.
– Папа, пойдем! – крикнул Лука, дергая меня за руку.
Вместо того чтобы последовать за всеми к знаку «Выход», он потащил меня против людского потока к железным барьерам сбоку от сцены.
– Эй, нам в другую сторону! – запротестовал я.
Под ногами захрустели пластиковые бутылки и пакеты из-под еды.
– Знаю, но мы идем встречаться с группой, – ухмыльнулся сын. – Я написал Джеймсу, сказал, ты достал билеты, и он включил нас в список гостей на вечеринку после концерта.
Опешив, я попытался найти отговорку.
– Тебе нельзя. Ты еще маленький, – вот и все, что удалось придумать за столь короткий срок.
– Мне шестнадцать, – парировал сын, упрямо таща меня за собой. – Только представь, как там будет круто!
– Лука, нет! Уже поздно. Нам пора в отель.
Сын остановился как вкопанный и смерил меня обиженным взглядом.
– Папа! Ну пожалуйста! – заканючил он.
Отчаянно хотелось объяснить, что Лука не может встретиться со своим кумиром, потому что они – родня. Одно дело – наблюдать за выступлением Джеймса со сцены, и совсем другое – увидеться с единокровным братом лицом к лицу. К такому я готов не был.
Я обещал Лючиане, что исправлю свои ошибки, но сейчас не самое удачное время для подобных откровений. Чертов Бог опять затеял со мной дурацкие игры.
– Лука Марканьо, – крикнул сын лысому громиле с планшетом и наушниками. – Мы в списке.
Тот скептически глянул на нас, сверился со списком и, вычеркнув наши имена, буркнул что-то, пуская за кулисы. Жадно хватая воздух мелкими глотками, я вошел в стерильный, выбеленный коридор и зашагал вслед за звуками далекой музыки. Наконец мы завернули за угол и увидели бар и толпу молодых людей с бокалами, в которой сновали официантки с подносами.
Лука вытащил из ведерка со льдом две стеклянные бутылки колы и протянул одну мне. Я прижал ее к запястью – может, хоть так удастся сбить жар. Сын принялся показывать мне участников группы одного за другим, а я рассеянно озирался в комнате, мечтая поскорей увидеть Джеймса.
Наконец вошел кумир моего младшего сына: черные джинсы, пояс с серебряной пряжкой в форме бараньей головы, белая рубашка… Лука быстрее молнии метнулся к нему.
Я во все глаза смотрел, как они пожимают друг другу руки. У обоих были темные кудрявые волосы, ямочка на
