И уже не кричал шофер, но все еще слышал со всех сторон звучащий собственный голос. А дирижабль покинул освещенный прожектором круг неба и не было его видно.
Потускневшая луна закатывалась за невидимую линию далекого горизонта, но на противоположной стороне горизонта снова засияла аура восходящего светила, и шофер, заметив это, отвернулся от заходящей луны и смотрел на зарождающийся рассвет.
Было тепло и сухо. Мерцали звезды, и там, куда смотрел шофер, медленно поднимался сочно-желтый шар, рассеивая вокруг себя темноту и окрашивая освободившееся от нее пространство в белый цвет.
Снова всходила луна.
Удивленный шофер обернулся. Увидев заходящее светило, он вновь повернулся к восходящему, да так и замер, уставившись на него.
На ночном небе царствовало двоелуние. Почувствовав теплоту земли, абрикосовые косточки стали набухать, наполняясь соком для будущей жизни.
39
За время, прошедшее со дня ареста Харитонова, уже не один десяток соседей сменился в его камере. Сменились и три следователя, причем второй следователь при первой же встрече сказал Харитонову, что Берутов арестован за нарушение соцзаконности и систематические избиения допрашиваемых. Через некоторое время исчез и второй следователь, а появившийся вместо него третий, вызвав Харитонова на допрос, был с ним предельно вежлив.
– Скажите, – говорил он, – вы здесь уже два года, неужели вам не хочется домой?
Харитонов пожал плечами. О доме в последнее время он даже не вспоминал. Думал, что после войны ни дома не осталось, ни родных.
– Ну хорошо, – продолжал следователь, – а тогда, два года назад, поджигая шнур, о чем вы думали?
– Я хотел взрыва, – спокойно ответил Харитонов.
– Вы хотите сказать, что вам в то время что-то очень не нравилось? Говорите, не бойтесь! – следователь приветливо улыбнулся. – Сейчас совсем другое время. Только будьте откровенны. Что вы хотели взорвать?
– Все, – сказал странник.
– Почему?
– Все было не так, – медленно произнес Харитонов, глядя за спину следователя, в зарешеченное окно.
– Ну-ну! – подбадривающе сказал следователь. – Вы имеете в виду систему или жизнь в стране вообще?
– Жизнь…
Следователь кивнул.
– Да, ошибки руководства здорово испортили жизнь народа, – сказал он. – Но эти ошибки уже устраняются. А ваша решительность мне нравится. Теперь можете идти. Дорогу в свою камеру найдете?
Арестованный с недоумением во взгляде посмотрел на него, попятился к двери, вышел в коридор и медленно пошел по выученному назубок маршруту к своей камере.
Навстречу ему шагал бывший его сокамерник по кличке Зубило.
– Привет, шпион! – радостно выкрикнул он. – Ты что, тоже расконвоированный?!
Харитонов заторможенно кивнул.
Вернувшись в камеру, он удивился отсутствию замка. Лег на свои нары и задремал.
Стало вдруг тепло, и услышал он ясно, как волны с шипением облизывают берег. Увидел сквозь закрытые глаза себя, спускающегося с сопки. Увидел развалившийся надвое ржавый остов своего кораблика – баржи-самоходки, застрявшей меж двух скал. Увидел ящики с динамитом, разбросанные по песку. Спустился еще ниже, прошел через ложбинку, заросшую папоротником, и вдруг заметил, что идет по уже протоптанной тропинке. Странное чувство возникло в нем, и прибавил Харитонов шагу, подумав, что встретится сейчас с Федором Грицаком, старшим матросом, пропавшим среди сопок сразу после того, как шторм выбросил баржу на берег. Тропинка вывела его на последний холмик, с которого весь берег был виден как на ладони. Здесь странник остановился и огляделся. И увидел мужика, тащившего на самодельных полозьях по песку два ящика с динамитом. Заросший бородатый мужик одет был в крестьянскую суконную рубаху и такие же штаны. «Эй! – заорал ему Харитонов. – Ты куда это тащишь?» Мужик остановился, оглянулся удивленно, потом молча показал рукой куда-то вперед. Харитонов подбежал к мужику, остановился, тяжело дыша и держась рукой за сердце. «Зачем он тебе?» – спросил он. «Дом строю», – ответил тот, с подозрением осматривая Харитонова. «Дом?!» – переспросил странник. Мужик кивнул. «Покажи!» – попросил Харитонов. «Пошли! – сказал мужик и всучил Харитонову в руки конец толстой плетенной из корней веревки. – Тащить помоги!»
Пошли они вдвоем вдоль берега по песку, наклоняясь вперед и ощущая ползущую за ними на полозьях тяжесть. «Ну вот, прибыли! – выпрямил спину мужик, когда забрались они на небольшой песчаный холмик. – Здесь дом будет». Харитонов бросил конец веревки, потер друг о друга раскрасневшиеся ладони и сделал несколько шагов вперед. Перед ним открылась неглубокая квадратная выемка, из которой поднимались аккуратно выложенные из кирпичиков динамита стены с хвостиками наружу, из-за чего этот будущий дом был похож на квадратного ежа. Стены поднялись уже метра на полтора, а рядом лежала синяя глина, такая же, какая была видна в прожилках между кирпичиками. «Ну как?!» – спросил мужик, с гордостью глядя на свое строительство. Харитонов молча закивал. «Сам-то строить умеешь?» – спросил вдруг мужик. «Да-а,» – ответил странник. «Ну так чего стоишь, помогай. Вместе жить будем». Харитонов вернулся к полозьям, протащил их поближе к квадратной площадке и принялся доставать и складывать под стеной серые кирпичики. Вдруг он как бы опомнился, поднял глаза на мужика и сказал: – А ведь это взорваться может! – «Ничего, – ответил мужик. – Все взорваться может, вон земля тоже взорваться может, а люди ничего, живут себе». Что-то заставило Харитонова согласиться с этими словами, и принялся он за работу. Мужик тоже без дела не стоял – притащил на полозьях еще четыре ящика, потом пошел копать глину. Уже перед заходом солнца разогнули они спины, присели у костра. «Звать тебя как?» – спросил мужик. «Василий, – ответил странник. – Харитонов по фамилии». «А я – Андрей Корнягин», – чуть поклонился мужик.
Костер разгорелся, и теперь его треск заглушал шум морского прибоя.
– Ты шел куда? – спросил Андрей.
– Да, – вздохнул Харитонов. – Жизнь искал.
– Нашел?
– Нет.
– Я тоже искал, – глядя себе под ноги, признался Андрей.
– И как? – спросил странник.
– Тоже не нашел…
Потом они сидели молча, а между ними потрескивал костер.
– Спать надо, – мягко произнес Андрей, увидев, что луна готовится заплыть за горизонт.
Легли у костра на теплом песке. Андрей сразу захрапел. Харитонов некоторое время смотрел ему в лицо, потом усталость заставила его опустить голову на песок и закрыть глаза. Стало жарко, и во сне он немного отодвинулся от кострища.
И вдруг в уши ворвался стук. Харитонов заворочался, прогоняя этот шум из своего сна, но стук повторился, и пришлось страннику открыть глаза.
– Можно? – раздраженно спросил кто-то из-за железной двери камеры и снова постучал.
– Да! – сказал Харитонов.
В камере зажегся свет. Вошли двое: новый следователь и человек в белом халате, низенький и сутулый.
– Извините, что так поздно, – заговорил следователь. – Но Исаак Александрович завтра уезжает, а я очень хотел, чтобы он осмотрел вас. Я никому так не доверяю, как Исааку Александровичу, – и следователь с улыбкой посмотрел на человека в белом халате.
– Да ладно, ладно! – замахал ручкой Исаак Александрович. – Слышал я уже такие слова, а потом четыре года на нарах… Но я не обижаюсь, товарищ Сухарин, видит Бог, не обижаюсь! Вот если б расстреляли – видит Бог, очень обиделся бы!
– Хорошо-хорошо, Исаак Александрович, вот перед вами наш гражданин Харитонов. Поговорите, обследуйте и оставьте мне на столе заключение. А я уже ждать не буду – жене обещал к семи вернуться, а уже полвосьмого.
– Всего доброго! – поклонился человек в халате, провожая взглядом выпятившегося из камеры следователя.
– Ну, так что нас беспокоит? – дружески спросил он, подсаживаясь на нары рядом.
– Ничего… – сонно проговорил Харитонов.
– Таки ничего?! – Доктор ухмыльнулся. – Я не знаю таких людей, которых ничего не беспокоит. Видит Бог – не знаю. Может, они и есть, но уже умерли?!
Харитонов молчал.
– Ну хорошо, – вздохнул Исаак Александрович, – давайте поговорим быстро и освободим друг друга! Я тоже хочу домой! Скажите, вы вправду хотели все это, – он обвел рукой стены, – взорвать?
– Да, – ответил странник.
– Прекрасно! – воскликнул доктор. – Значит, все, что говорил товарищ Сухарин, – правда?
– Наверно…
– Отлично! – Доктор встал, не сводя доброго взгляда с Харитонова. – Вы только не обижайтесь! Я поставлю вам нехороший диагноз, но зато вы послезавтра ночью будете на свободе. Понимаете?
– Нет, – признался арестованный.
– Я напишу, что вы – душевнобольной. Только не обижайтесь! Видит Бог, вы – здравомыслящий человек, и я вам во многом завидую. Я труслив, и никогда бы не решился взорвать то, что мне очень не нравится. А вы… вами можно гордиться. Скажите, у вас есть кому вами гордиться?
