И вдруг раздалась команда.
– Пара людей!
Услышав это, странник удивился и отвлекся от своих мрачных мыслей. Он обратил взгляд к поредевшей толпе людей, ожидавших быть вызванными, и увидел СЕБЯ! Да, ОН САМ вместе с Евдокией шел к трапу. На спине висел тот же вещмешок. В левой руке был какой-то сверток.
– Нет, я все-таки здесь, я присутствую! – обрадовался Харитонов, наблюдая с пристани за собой, идущим к трапу.
Он старался получше рассмотреть Дусю. Казалось, она совсем не изменилась со дня ее ареста – такая же молодая и стройная. А на руках – нет, не может этого быть! – Харитонов широко раскрыл глаза, которым сейчас не мог поверить – на руках у нее лежал спеленутый младенец.
– Мой сын! – выдохнул странник, и голова его закружилась.
И вдруг ОН САМ, тот Харитонов, уже поднимавшийся по трапу, обернулся и увидел его. Но не удивился, может, он знал, может, он ожидал увидеть его там, стоящим на пристани, в стороне от движения. Обернулся и, подняв над головой правую руку, помахал!
Стоявший на пристани странник обрадовался, улыбнулся. Замахал обеими руками. Все пытался получше рассмотреть себя и свою вновь нашедшуюся жену, но слезы застилали взгляд.
– Люди! – крикнул голос Одного из Двух. – Не задерживайте! Убираем трап!
Но тот Харитонов все еще стоял на трапе и махал рукой, пока вдруг его рука не скрылась за спиной и не вытащила оттуда что-то тонкое, незаметное.
– Что это? – задумался стоявший на пристани странник. – Что он хочет показать мне? – и странник вытер слезы рукавом гимнастерки.
«Что же это?!» – лихорадочно думал странник, и вдруг понял он все и еще раз посмотрел на СЕБЯ, стоящего на трапе, увидел, как с каждым взмахом руки дергается лямка вещмешка.
– Шнур! – прошептал Харитонов. – У него есть шнур! Значит…
Счастье, такое невероятное и неожиданное, ворвалось в душу странника, и он что-то закричал СЕБЕ, стоящему на трапе. Закричал, но сам не разобрал своих слов.
А ТОТ Харитонов уже поднимался, поддерживая жену, и через минуту скрылись они из виду. Трап поднялся, протяжный гудок зазвучал над пристанью. Когда он затих, наступила тишина. Пристань опустела. Ни людей, ни машин на ней не было. Только белые стражники все стояли цепью, отрезая площадь от выходившей к морю улицы.
«Атомоход Ной» медленно отплывал от каменной площадки, и не было видно на его палубах людей.
Под ногами что-то плескалось. Харитонов бросил быстрый взгляд вниз и остолбенел: он стоял по щиколотку в воде и всюду, куда он смотрел, была вода. И белые стражники, не двигаясь, стояли и не обращали на воду никакого внимания.
Корабль постепенно удалялся, но все равно его огромное тело заслоняло большую часть морского горизонта.
А вода поднималась все выше. И Харитонов, стоявший на пристани, ощутил, как она дошла до колен и не остановилась на этом.
«Наводнение, – подумал странник. – Надо идти в город, вверх по улице. Вон там, через каких-то двести метров, чернеет вздыбленная посередине булыжниковая мостовая».
И странник пошел. Приблизился к цепи, попробовал отодвинуть одного из военных, но тот стоял неподвижно и непоколебимо.
Вода уже поднималась выше.
Схватившись руками за плечи военного, Харитонов попробовал подпрыгнуть, чтобы перелезть через эту живую цепь, как через забор. Но сил не хватило, и вода не очень-то отпускала ноги.
Он еще раз подпрыгнул, и снова ничего не получилось.
А вода уже доходила до пояса; черный булыжник мостовой медленно удалялся, исчезая под натиском наводнения.
Харитонов в отчаянии оглянулся на уплывающий атомоход. Корабль был уже далеко, и вдруг странник заметил на верхней палубе какое-то движение и – красный флаг, развевавшийся рядом с огромной трубой, вдруг медленно сполз вниз и исчез.
От удивления Харитонов открыл рот и чуть не захлебнулся. Вода добралась уже до рта и приходилось задирать голову вверх, чтобы дышать.
Он повернулся к военным и заметил, что многие из них уже скрылись под водой. Набрав побольше воздуха, он оттолкнулся ногами от камня пристани и поплыл к домам, поднимавшимся из воды, оставляя позади себя море, корабль и оставшихся стоять насмерть в цепи военных. Он плыл уже по улице, и казалось ему, что виден впереди булыжник, по которому можно будет уйти от наводнения. Но вода настигала его, и уже двухэтажные дома выглядывали из-под нее только печными трубами.
И надоело Харитонову плыть.
«Куда я? – подумал он. – Зачем? Я уже не здесь, я там, на корабле, с женой и ребенком…»
И развернувшись, поплыл он назад, в сторону корабля, приближавшегося к горизонту.
А над водой всходило солнце. И кричали чайки.
И Евдокия, покормив младенца, бросала им корм – мякиш хлеба из своего дневного четырехсотграммового пайка.
1985–1989 гг.
