– Как звали дочь ваших соседей? – быстро спросил Карл.
– Почему вас это волнует? Ну подумайте, какое это имеет сейчас значение? Говорим мы об одном человеке или о разных людях – не все ли равно? Для меня это очень давнее прошлое, совсем другая жизнь. Прошло двадцать лет, и, кроме нежных ностальгических воспоминаний, ничего не осталось.
– А вы не допускаете, что у меня тоже могут быть свои нежные воспоминания? – усмехнулся Карл. – Как же ее звали, ту девочку?
«Есть ли смысл врать и выдумывать? – устало спросил себя Бренер. – Я могу назвать ее сейчас как угодно. Проверить он не сумеет, да и зачем ему это проверять? Такое прошлое никому ничем не угрожает. Это случайный, теплый и в общем совершенно лишний проблеск в грубом, жестоком рисунке теперешних событий. И незачем смешивать одно с другим…»
– Ее звали Наташа, – сказал он равнодушно.
– Жаль, – так же равнодушно ответил Карл, зевнул и загасил сигарету, оказывается, мы действительно говорим о разных людях. Женщина на снимках всего лишь похожа на вашу бывшую соседку. Это не она, потому что мою русскую знакомую зовут Глафира.
– Как? Глафира? Удивительно редкое имя.
– Спокойной ночи, профессор. Завтра будет тяжелый день.
– Спокойной ночи, Карл, – Бренер опять отвернулся к стене и натянул одеяло, – простите, а вы не могли бы выкинуть окурок? Он будет вонять всю ночь.
– Да, конечно. – Карл встал и прошлепал босиком к туалету.
– Вы хотите взять себе снимки вашей Глафиры? – спросил Натан Ефимович.
– Зачем?
– Если я правильно понял смысл вашего семейного скандала с Ингой, мальчик на фотографиях – ваш сын?
– Разве я говорил это?
– Нет. Вы говорили совсем другое. Но вы обманывали несчастную, нервную, преданную Ингу. Вы боитесь ее ревности, и правильно делаете.
Карл ничего не ответил, молча улегся на свою койку. Они больше не произнесли ни слова, но еще долго не могли уснуть.
Проснувшись под утро, Бренер нащупал в полумраке свою куртку, покосившись на Карла, сунул руку во внутренний карман. Как он и предполагал, снимков там уже не было.
Карл спал очень крепко, отвернувшись к стене, и совсем не храпел.
* * *
В аэропорту Бен-Гурион выстроились огромные очереди к стойкам, за которыми работали сотрудники службы безопасности. Молодые люди и девушки в элегантной униформе, подтянутые, улыбчивые, допрашивали каждого пассажира:
– Кто, кроме вас, находился в помещении, когда паковался багаж? Оставались ли собранные вещи без присмотра хотя бы на несколько минут? Покупали вы какие-либо сувениры? Где именно? Ваши покупки были упакованы на ваших глазах? Обращались ли к вам с просьбами незнакомые либо малознакомые люди накануне отлета?..
И так до бесконечности.
Максимка дремал, сидя на чемодане. У Алисы слипались глаза. Наконец они подошли к стойке. Девушка в униформе приветливо улыбнулась, задала все положенные вопросы про багаж и сувениры, попросила открыть чемодан, тщательно в нем порылась. Потом долго, сосредоточенно листала паспорт.
– Какие города, кроме Эйлата, вы посещали на территории Израиля?
– Мы ездили в Иерусалим.
– Это была экскурсия?
– Нет. Мы брали машину напрокат в фирме «Баджет».
– Из Эйлата в Тель-Авив вы тоже ехали на машине?
– Да. Мы сдали машину в представительство фирмы прямо здесь, в аэропорту, три часа назад.
– Вас останавливала дорожная полиция?
– Нет, – Алиса почувствовала, что предательски краснеет.
– Спасибо, – улыбнулась девушка и вернула паспорт, – проходите. Счастливого пути. До регистрации оставалось полтора часа.
– Ну вот, а ты нервничала, – сказал Максимка, когда они уселись за столик в кафе, – они еще не знают про этот дурацкий штраф. Пока до них дойдет, мы уже будем в Москве. Вообще, у нас здесь получился не отдых, а какой-то ужас, вздохнул ребенок, – домой хочу. Никогда в жизни так не хотел домой, как сейчас.
– Уже сегодня будем дома. – Алиса всгала. – Что тебе взять, малыш?
– Гамбургер, колу и мороженое.
Когда она вернулась, за их столиком сидела смуглая, совсем молоденькая девушка в ярком свитере. Уши ее были закованы дюжиной серег-колечек, тугими колечками вились короткие ярко-рыжие волосы. Пальцы тоже были унизаны серебряными кольцами и перстнями. Она потягивала спрайт из банки через трубочку и лучезарно улыбнулась Алисе.
– Я говорил ей, что здесь занято, – зашептал Максимка, – но она не понимает ни по-русски, ни по-английски.
– Чем она тебе мешает? Больше нет свободных столиков.
– Да ну, противная какая-то, – поморщился Максим, – вся в колечках. Только в носу не хватает. Знаешь, как у нас в классе таких называют? Парнокопытные.
– Почему парнокопытные?
– Посмотри, какие у нее «платформы»! Сантиметров двадцать, не меньше.
– Максим, перестань. Нехорошо.
– А, – он махнул рукой, – она ни бельмеса не понимает по-русски.
– Все равно некрасиво. Тебе нравятся тетки, которые у нас во дворе сидят на лавочке, перемывают всем косточки, и мне в том числе?
– Нет, – фыркнул Максим, – они злые дуры.
– Ты сейчас очень, на них похож.
– Ладно. Больше не буду. Слушай, мам, о чем еще тебя спрашивал тот американец, друг Денниса, который ночью приходил?
– Я тебе уже все рассказала.
– Не все. Вы очень долго разговаривали. Я просыпался несколько раз. Да, кстати, а кто такой Майн-кампф?
– Что?!
– Ну, я точно не расслышал. Американец тебя спрашивал про какого-то Майнкампфа.
– Тебе приснилось, – Алиса улыбнулась, – ешь свой гамбургер. Остынет.
– Ничего не приснилось. Я точно слышал. Он назвал это имя.
– Ничего подобного американец не говорил; И это вовсе не имя. «Майн кампф» называется книга, которую написал Гитлер. «Моя борьба» в переводе с немецкого, – быстро проговорила Алиса.
– Вы что, говорили с американцем про Гитлера?
– Нет, конечно.
– Но я точно слышал, как он сказал «Майн кампф»!
– У тебя от усталости и от переживаний каша в голове, – вздохнула Алиса, просто недавно, перед отъездом, ты смотрел «Индиану Джонса» Спилберга. Там есть сцена, когда Индиана, переодетый в фашистскую форму, на каком-то митинге удирает от нацистов с дневником своего отца, прорывается сквозь толпу и вдруг сталкивается нос к носу с Гитлером.
– Да, точно! – обрадовался Максим. – Там в дневнике было написано, где спрятан Священный Грааль, за которым все охотились. Гитлер взял и поставил автограф. Он думал, это его книжка. А потом я тебя спросил, неужели Гитлер писал книги, и ты рассказала про «Майн кампф». Мам, неужели Денниса все-таки убили?
– Максим, перестань. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
– Я же все видел своими глазами. Если бы у него была какая-нибудь болезнь типа эпилепсии, это было бы заметно. И он ни за что не стал бы нырять.
– Кроме эпилепсии, есть множество болезней, от которых человек может внезапно умереть, тем более под водой. Мало ли чем он болел.
– Мам, он был здоровый, как Брюс Ли. Он вообще ничем не болел. Никогда.
– Ну откуда ты знаешь?
– Он сам мне рассказывал, как в детстве завидовал своей сестре, когда она болела и не ходила в школу.
– Но это в детстве. К сорока годам могут появиться всякие болезни. Да и у совершенно здорового человека может случиться кровоизлияние в мозг. И вообще, малыш, я очень тебя прошу, давай наконец сменим тему.
– Слушай, может, Деннис был какой-нибудь секретный агент? Разведчик? Я ведь видел, как он дрался в Иерусалиме.
Весь день Максим говорил только об этом. Его не заинтересовали ни парк аттракционов, ни огромный игрушечный магазин. Гуляя по Тель-Авиву, он не закрывал рта, задавал одни и те же вопросы, строил всякие версии, делал выводы. Утренняя встреча с полицейским только подлила масла в огонь. Ребенок высказал предположение, что все это было подстроено нарочно и каким-то образом связано с внезапной смертью Денниса.
– Максим, хватит фантазировать, – в который раз попыталась остановить его Алиса, – случилось несчастье, человек погиб. Не надо из этого делать приключение, ладно?
– Ничего не приключение, – надулся Максим, – мне ужасно жалко Денниса. Он был очень хороший. А ты, мамочка, между прочим…
– Подожди, – поморщилась Алиса, – кажется, наш рейс объявляют.
Действительно, радиоголос сообщал по-английски, что начинается регистрация на московский рейс. Девушка с колечками осталась сидеть за столом.
Очередь к стойке регистрации двигалась довольно быстро. Вопросов уже не задавали.
Алиса поставила небольшой чемодан на весы. Мужчина за стойкой взял билеты, пролистал Алисин паспорт, долго смотрел на экран компьютера, потом быстро, тихо заговорил в маленький микрофон, пришпиленный к его кителю. И вдруг кто-то тронул Алису за плечо.
– Извините, пожалуйста, госпожа Воротынцева, вам придется пройти со мной, – обратилась к ней по-английски высокая израильтянка в полицейской форме.
