белым, плотным, чистым. Девы следили за пришлыми с воды и стен, но нападать не нападали. У Волохи от их внимания чесалось между лопатками.
— Маловат островок, холодна водица, — сказал Дятел, — айда костерок запалим, сосиски погреем?
Волоха покосился на болтливого цыгана, не ответил. Другое отвлекло. Антик говорил рыжему, что трещотки спрятал, как язву моровую погреб — под камнем. Под каким, правда, не уточнил, а следовало бы спросить.
— Мать твою, — Дятел с шипением отдернул руку, едва коснувшись боковины камня. — Хорошо, что задом не приложился…
— Аль-Атар, — сказала Агон. — Пылающий.
Возложила ладонь на плоскую, гладкую как столешница сторону камня. Руслан дернулся отнять, но Дятел не дал, поймал товарища за плечо.
Камень под рукой Медяны дрогнул, шевельнулся. Шкура его съежилась, покрылась рябью буковиц, затем треснула скорлупой и расщепилась вдруг, обнажив нутро.
Волоха ближе всех стоял, он и рассмотрел, что уходят вниз, как в узкое горло, толстые серебряные и цветные нити, что бегут по ним огоньки, мелькает в глубине что-то, не разобрать…
Зачесалось, запекло предплечье, Волоха украдкой дернул рукав, наблюдая, как проступают на коже символы, цифры, взятые из Рыбы Рыб — будто откликаясь зову.
Вдруг — накатило, вырвалось пламя клубом.
Метнулось лисьим хвостом, заставив людей отшатнуться. Агону лишь волосы на спину отбросило. Сжала кулак, усмиряя горючее пламя, и то улеглось, свилось клубом. Агон зачерпнула его ладонью и на ладони пламя застыло, сжалось, превратилось в малый камешек янтарный.
— Я сберегу, — сказала Агон камню, — но и ты не обмани.
Повернулась к людям.
— Трещотки ваши давно в живицу перетекли. Девы Габа теперь их в себе несут. Надо — так с собой берите. На такой случай, говорит — можно.
Кто говорит и на какой случай, не уточнила. Волоха переглянулся с Гаером.
Всех корабелла не утянула бы при всем желании.
Девы Габа подошли вплотную — облепили остров, обступили людей, корабелла увязла в них, как в гипсовой пене. Не кидались рвать чужаков, но и выпускать, очевидно, не собирались.
— Вот что, девчули, — Гаер вышел вперед, хлопнул в ладони, — есть предложение. Выбирайте делегатов, поедут с нами. Нам нужно-то… не больше пяти. Остальные, увы — мимо.
Девы смотрели в упор.
— Онговоритонговоритонговорит…
— Отражениеотражениеотражение…
— Свободасвободасвобода…
— Тамамшудтамамшудтамамшуд…
Возбужденный, нарастающий шум голосов заглушил, казалось, сами мысли. Люди не выдержали, закрыли уши ладонями; бестрепетно стояла одна Агон.
Наконец, смолкли.
Сдвинулись с места.
Люди схватились за оружие, но девам то было неинтересно.
Они шли друг к другу.
Обнимались, сцеплялись, налезали друг на друга; свились одним шевелящимся кублом.
— Чисто крысиный король, — ошеломленно поделился Дятел.
Волоха рассеянно кивнул, наблюдая странную метаморфозу. Клуб застыл совсем; белые тела дев стали вдруг сохнуть, сереть, нищать размерами. Застыл шершавый кокон недвижно. Но, прежде чем Дятел для профилактики пальнул в него из револьвера, треснул, раскололся и вышла к людям последняя дева.
Была она видом почти как человек, даже платье имела — шелк серого жемчуга, сушеная плоть подруг.
— С вами мне ехать, — сказала певуче. — Я — трещотка.
— Извольте, — насмешливо изобразил полупоклон опомнившийся Гаер.
Корабелла под трещоткой просела на мгновение, глухо охнула.
— Стало быть, все уместились, — сказал Волоха.
Глава 31
— ………, — сказал Гаер, оглядывая раскуроченный лагерь. — Вы что здесь, картошку подрывали-глушили, твари?!
Волоха обежал взором раздолье беспредела, уточнил вежливо у Гаера:
— А, то есть это не порядок вещей?
— Это беспорядок люлей! — Гаер на каблуке развернулся к подоспевшему Таволге. — Какого?! Стоило мне отойти, не?!
Таволга говорил мало, но по делу. Не оправдывался; однако и лишней вины себе не брал. По ходу повествования лицо Гаера вытягивалось все больше и больше. Под конец арматор выругался, пнул какой-то земляной ком в сетке корней и успокоился.
— Ладно. Найду пегую тварину — камнями брюхо набью и в колодец кину.
— А я посодействую, — кивнул Таволга веско. — Ребята через его предательство шибко побились.
Явление же Волохи с командой для Выпь с Юга оказалось неожиданностью. Однако — не попятились, не побежали. Стояли друг против друга, глазами мерялись.
Слова берегли.
— Живы, щеглы, — оскалился Дятел, порушив молчание первым.
— Да и от вас разит, как всегда, — не остался в долгу Юга. — Стало быть, не сдохли, не заветрились.
— Стало быть, вместе биться будем? — спросил Выпь русого.
Капитан молча кивнул.
— И корабеллы в ход пустишь?
Не верил намерениям Волохи. Однако, видать, случилось нечто пока они порознь ходили. Изменило капитана.
— Когда черед придет — пущу. Сам в голове встану.
Медяна держалась наособицу. Тревожно оглядывалась, пожималась, как от холода. Агон в голове любопытничал, возбужденно скалил зубы. Сама девушка встрече со старыми знакомцами обрадовалась, но подойти не решалась.
Учуют, думала.
Узнают.
Так и сбылось.
Выпь с Юга подошли с двух сторон, и встали близко — руку протянуть.
— Привет, — девушка примученно улыбнулась, чувствуя, как трескаются пепельные губы, — рада, что вы оба благополучны. Не гадала, правда, что так скоро свидимся…
— Что это в тебе? — перебил Юга, глядя в упор.
Он как-то еще больше похудел, построжел. Глаза и рот резче обозначились, ярче зажглись, и новое выражение в них появилось — Медяна не могла разобрать. Хорош стал — невмочь. Немыслимо. Всегда заглядным был, а тут мог красотой перешибить, как плетью — обух.
Оружие, осенило Медяну подсказом Агон. Красота Третьего была оружием, и чем ближе опасность, тем ослепительнее, тем острее. А тут — сердцевина.
Выпь помалкивал, но дикту за спину не убирал. Придерживал, аккурат между Медяной и спутником.
— Агон, — созналась Медяна. — Тренкадиса хозяин и владыка. Я ему факел.
Выпь опустил веки, шаря в памяти, в тоннелях, пробитых Печатями. Третий же быстрее сообразил.
— Сильно, — присвистнул, — сама пустила или само прыгнуло?
— Сама… само, — Медяна сердито дернула плечами. — Уж так случилось, не я выбирала, меня выбрали. Вы-то как, оба-два?
— Долго говорить, — Выпь что-то для себя решил, шагнул к Медяне.
Та сжалась, но Второй только коснулся ее плеча, слегка обнял, приветствуя. Агон шатнулся ближе, жадно разглядывая Второго через Медяну. У девушки зачесались глазные яблоки, но сморгнуть не могла. Выпь спокойно изучал Агон в ответ.
Наконец спрятался сосед.
Юга поманил Медяну.
— Пойдем, рыжая. Я покажу, где разместиться.
Для Медяны поставили отдельную палатку. Места хватало. Лагерь рос телом, ширился с каждым днем — Хомы жертвовали Отражению людьми и оружием. Сам же лагерь пускал новые отростки, раздвигаясь — говорили управляющие ростом знающие люди — по рисунку пасти. Видать, эта форма в предлагаемых обстоятельствах была ему предпочтительнее. Пастью его все чаще в разговорах и величали. Прирос именем.
Девушка смотрела на Юга — как тот
