– С чего бы это? – Каравай вопросительно вздернул брови. – Нас же, вроде, отпустили.
– Да никто вас не отпускал! – с досадой бросил Фёдор.
Крики на станции усилились. Пронзительно заверещали женские голоса, перемежаемые мужским матом.
– Да что там творится?! – оставив в покое решетку, Соленый тоже теперь смотрел в сторону станции.
С платформы соскакивали люди, сразу срываясь на бег. Из-за скверного освещения лиц не разобрать, но ясно, что перепуганное какой-то нешуточной угрозой, население станции бросилось врассыпную, стараясь скрыться в туннелях. Что характерно – в сторону Красной Линии никто и не посмотрел: на Театральной «идеологически вредный» сброд, скорее всего, встретят пулеметным огнем, а потом уже будут разбираться в причинах переполоха. И даже ударившись в панику, беглецы это отлично осознавали. Неужто соседи с Южной пошли войной, как и опасался Учитель? Как же не вовремя!
Черт… Фёдор оторопел, увидев, как вслед за очередной спрыгнувшей на путь человеческой фигуркой метнулось какое-то существо, и короткий женский крик мгновенно оборвался, а тварь, вцепившись в тело жертвы, принялась рвать ее зубами и когтями. На краю платформы прорисовался мужской силуэт, грянул одиночный выстрел, и мутант свалился рядом с жертвой. Силуэт тут же растворился за пилоном.
Пока Фёдор, растерявшись, соображал, что делать, Каравай молча выдернул из его руки ружье и побежал к станции. Соленый – за ним. Не ожидавший такого коварства, Фёдор легко выпустил «Рысь» и остался тупо стоять с пустыми руками, не зная, на что решиться, и чувствуя себя полным идиотом. Нужно было все-таки уходить самому, без ганзейцев…
Когда мимо него в сторону станции пробежали охранники с поста, молча сопя и тяжело топая сапогами, челнок понял, что остался в туннеле лишь на пару со сдвинутым по фазе Штопором, на которого вряд ли стоило рассчитывать в случае опасности. Впрочем, затаившийся в каталажке псих пугал сейчас не меньше, чем шум бойни на станции. Пожалуй, даже больше, так как на станции вдруг стало потише, и очень хотелось надеяться, что поубавилось нападающих, а не защитников. Фёдор наконец спохватился и, чуть не плача, рванул к станции. Ну что за поганая судьба, какой план ни придумай – все летит кувырком!
На платформе творилась непередаваемая словами жуть. Едва взобравшись по боковой лесенке, Фёдор чуть не споткнулся о первую парочку трупов. А разглядев, с кем именно сцепился в смертельных объятиях житель станции, на несколько секунд остолбенел. Удушливый страх стиснул сердце холодными пальцами. Господи… Да откуда ж они такие берутся?..
Как и большинство людей на Новокузнецкой, Фёдор ни разу в жизни не видел обитавших во тьме Северной морлоков. Но только полный идиот не сообразит, что это за страхолюдина такая. Тварь схватилась в смертельной схватке с бородатым мужиком, и пока рвала ему горло, кто-то прошил ее очередью со спины. Взгляд Кротова потрясенно скользнул по костлявому телу, обтянутому серой кожей и рельефно выделяющимися узловатыми мышцами, остановился на морде. Глядя куда-то в смертную даль остекленевшими глазами из глубоко утопленных в череп глазных впадин, монстр так и застыл с широко разинутой пастью, в которой желтели устрашающей величины клыки.
Заметив, что из-под тела твари торчит дуло автомата, Фёдор дрожащими руками выдернул оружие. А подняв взгляд, к своему ужасу понял, что трупы людей и морлоков густо разбросаны повсюду – на центральном проходе, между смятых палаток. Слава богу, были и выжившие: с дюжину человек организовали линию обороны возле пилонов, между которыми открывался злополучный переход на Северную.
В воздухе витал настолько густой запах крови, повсюду заливавшей пол, что пока Фёдор добрался до бойцов, огибая трупы, его уже выворачивало наизнанку жестокими рвотными позывами, а перед глазами плавали черные пятна. Заметив его состояние, кто-то помог ему присесть, ободряюще похлопал по плечу. Фёдор закрыл глаза. По лицу тек ледяной пот, руки тряслись, мокрые ладони скользили по прикладу и ствольной коробке трофейного автомата. Толку от него как от защитника сейчас – ноль.
Такого безумия ему еще никогда не приходилось видеть. Нет, конечно, он слышал о нападениях и прорывах на другие станции, о Тимирязевской слухи, вон, до сих пор ходят, что крысы, атаковав в невиданном количестве, сожрали все ее население. Причем сами крысы были охрененного размера, а волна шла такая, что пули не брали, только огнеметом на Савеловской и отбились. Но одно дело – слухи, а вот когда сам становишься участником подобных событий – это совсем другая петрушка. Морлок – зрелище не для слабонервных. Даже дохлый.
Пока Фёдор приходил в себя, люди рядом перебрасывались нервными репликами.
Постепенно обрисовалась общая картина произошедшего. Понятное дело, прорыва никто не ждал, и первая хлынувшая на станцию волна успела натворить бед, прежде чем люди сумели организоваться и дать отпор. Большая часть населения свалила кто в туннель, ведущий к Павелецкой, кто к переходу на Южную, бросив станцию на произвол судьбы. Не люди – крысы. Впрочем, крысы и то смелее, когда их загоняют в угол.
Но хоть в чем-то Фёдору повезло – он появился, когда атаку уже отбили, именно поэтому трескучий хор выстрелов сейчас не звучал под сводами станции. Он наконец заставил себя открыть глаза и через силу осмотрелся. От нервного потрясения все еще изрядно мутило. Знакомых лиц среди выживших оказалось немало. Среди прочих бойцов за баррикадой, сложенной из наскоро натасканных ящиков, карауля стволами автоматов спуск с лестницы, пристроились Баклан с Пистоном. У последнего левый рукав был закатан, а рука ниже локтя забинтована. Возле левого пилона, прислонившись к нему плечом, с усталым и мрачным видом стоял Мокрый. Фёдор повернул голову и обнаружил рядом с собой белобрысого Кирпича, озабоченно поглядывавшего в его сторону. Получается, парнишка и помог ему присесть. Похоже, даже у этого пацана мужества больше, чем у большинства сброда, рванувшего со станции, как только запахло жареным. Больше, чем у самого Фёдора.
Эта мысль заставила его нахмуриться.
Стыд – штука неприятная… И хреново, когда вдруг осознаешь, что ты – чертов трус.
Разве тем, кто сейчас лежит бездыханным среди морлоков, не хотелось жить? Но они не побежали. Приняли волну на себя. Можно, конечно, оправдываться тем, что это вообще не его станция и не его люди… Но Каравай и Соленый – с Ганзы, а как дошло до дела, не стали делиться на своих и чужих, забыли об обидах и присоединились к остальным, не раздумывая. А теперь, как и многие, перезаряжали оружие, пока длилась передышка. Они и то успели поучаствовать в бою. Причем Соленый возился с трофейным дробовиком, а Каравай снаряжал его родимую «Рысь» – и где только патроны взял? Не слишком подходящий момент, чтобы качать права и требовать возврата оружия.
Фёдор машинально поискал среди присутствующих кряжистую фигуру Учителя, но против ожидания обнаружил лишь его зама – Косаря. Видать, крепко старикан сдал, не явился даже, когда такое творится на станции. Неужто так и не выбрался из своего кабинета? Не хватало еще, чтобы сбрендил, как Штопор в каталажке… А чего, собственно, удивляться? Люди вблизи Мертвого Перегона давно живут на грани нервного срыва, при непрерывном психическом давлении, поэтому чуть что – сразу слетают с катушек.
– Так, а ну тихо! Расчирикались тут, как воробьи! – высокий нервный окрик Косаря перебил общий гомон. Он хоть и пыжился копировать властную манеру пахана, но ни силы характера, ни мощных голосовых связок, ни практики ему явно не хватало. Да и комплекция подкачала – из Учителя можно было скроить двоих таких, как он. – С чего все началось? Как они проникли? Решетку, что ли, взломали?
– Да какой взломали, Белый открыл, мурло несчастное! – Пистон остервенело сплюнул.
– Белый вроде на голову никогда не жаловался, не мог он такого сделать! – недоверчиво покачал головой какой-то носатый браток с глубокой кровоточащей царапиной, тянувшейся от середины лба до переносицы. Памятка от особо шустрого морлока, наверняка сейчас валявшегося среди прочих трупов.
– Говорю тебе – открыл! – Пистон с неприкрытой злостью уставился на говорившего. – Мужики мешки таскали, чтобы завалить решетку, а этот дебилоид прямо на моих глазах подошел и засов отодвинул.
– Чего зря на Белого наговариваешь. Пусть сам подтвердит!
– Ты че, совсем баран? Первый же морлок ему башку и оторвал, а потом понеслось. Не все успели ноги унести, волна мощная пошла. По-твоему, морлоки пришли тебе ручку пожать и выразить заверения в нерушимой дружбе до самой смерти?
– До самой смерти – это да, это ты хорошо сказанул… Да только не он это сделал, – встрял Баклан. – Чертовщина началась еще перед вторжением. Я с Мокрым в палатке находился, его Бухалыч перевязывал – так лекарь вдруг захрипел и упал замертво. Напугал меня, сука, так, что чуть не обоссался. И не только с ним такое приключилось, вопли начались еще до появления первого морлока. Думаю, это все паскудный Мертвый Перегон. Он на нас так влияет.
