Что же до самих составивших сборник работ, то сказать о них в общем-то нечего. Реферировать глупо, комментировать — нахально. Классика.
Алексей Гапоненков. Журнал “Русская мысль” 1907 — 1918 гг. Редакционная программа, литературно-философский контекст. Саратов, Издательство Саратовского университета, 2004, 228 стр.
В 2003 году Алексей Гапоненков, Светлана Клейменова и Нелли Попкова выпустили указатель содержания журнала “Русская мысль” за 1907 — 1918 годы. Теперь появилась и монография, посвященная “самому интересному и идейно значительному”, по характеристике Семена Франка, из русских толстых журналов последнего предреволюционного десятилетия.
Собственно “Русская мысль” начала выходить в Москве еще в 1880 году, но интерес исследователя ограничен тем периодом, когда во главе издания стоял Петр Струве. Его деятельности на посту редактора журнала посвящена первая глава книги. Во второй главе анализируются перемены, происходившие с беллетристическим отделом “Русской мысли” при нескольких последовательно сменявших друг друга руководителях: Юлии Айхенвальде, Дмитрии Мережковском, Валерии Брюсове, Любови Гуревич и уже упоминавшемся Семене Франке. Но самый большой интерес представляет, пожалуй, обзор внутрижурнальных полемик, предпринятый автором в третьей главе. Некоторые из этих дискуссий в последнее время разбирались довольно подробно, однако впервые все они сведены воедино и вписаны в контекст журнала.
В советское время история “Русской мысли” периода редакторства Струве могла изучаться только с оглядкой на известные ленинские высказывания о “Черносотенной мысли” и ее руководителе. Неудивительно поэтому, что даже самый основательный очерк редакционной политики журнала2 по сути сводился к краткой и тенденциозной характеристике взаимоотношений Струве и Брюсова. Значение книги Гапоненкова прежде всего в том, что это первая монографическая характеристика журнала со всеми естественными достоинствами и недостатками такого рода исследования. Подобные работы имеют свои законы, и судить их следует, радуясь основательности и фактической выверенности и принимая как данность, что движение вширь здесь оказывается важнее движения вглубь, а описательность неизбежно берет верх над аналитичностью.
Иван Новиков. Золотые кресты. Роман. Повести и рассказы. Составитель Л. С. Новикова, предисловие М. В. Михайловой. Мценск, Мценская городская библиотека им. И. А. Новикова, 2004, 444 стр.
Иван Новиков известен сегодня в первую очередь как автор посредственных романов “Пушкин в Михайловском” и “Пушкин на юге”, объединенных позже писателем в дилогию “Пушкин в изгнании”. Возможно, первая из этих вещей спасла прозаику жизнь — известно, что роман о северной ссылке Пушкина, вышедший в канун столетнего юбилея гибели поэта, понравился Сталину.
Значительная часть ранних произведений Новикова не переиздавалась с дореволюционных времен, что и понятно: начинал он как символист по одной классификации, неореалист — по другой. В чем и каялся в написанной в конце жизни автобиографии: мол, испытал влияние декадентства, “однако деревенское детство, полное здоровых впечатлений, естественно-научное образование, близкое и разностороннее знакомство с жизнью различных классов и, наконец, собственная трудовая жизнь — все это дало… возможность в конце концов сравнительно скоро найти… реалистический тон и язык”.
Вошедшие в мценский сборник вещи свидетельствуют, что у Новикова были все основания желать, чтобы о его прозе 1900 — 1910-х годов забыли как можно прочнее. Это не просто типичная проза серебряного века — это проза, где весь идейный комплекс русского богоискательства сгущен до степени концентрата. Прежде всего это касается романа 1907 года, давшего заглавие сборнику: он целиком состоит из размышлений об историческом христианстве, аскезе, святой плоти, мистическом эросе, религиозном смысле революции, из “последних вызовов”, экстатических видений и эсхатологических предчувствий (кстати, самый известный из ранних романов Новикова назывался “Между двух зорь”). Женщины здесь все, как одна, мечтают о непорочном зачатии и “закрывают в экстазе глаза”, а каждый второй персонаж если уж не Христос, то хотя бы ангел или архангел. Коль скоро автор вызвал тень Достоевского, то непременно героиня окажется одновременно и святой проституткой, и соблазненной девочкой (пусть даже только в воображении окружающих). Если появляются гностические мотивы, то в самой радикальной форме: “Есть Бог и есть Христос… И Христос выше Бога”. Ключевой для младосимволизма мотив наваждения, оборотничества, дьявольского соблазна проходит через весь роман и в финале становится доминирующим: герои после ночи любви кончают с собой, чтобы узреть новое небо и Белого Христа, но “третьим незримо меж них” оказывается “старик с азиатским типом лица” — воплощение Сатаны.
По манере “Золотые кресты” и вошедшие в книгу дореволюционные рассказы напоминают ранние произведения ближайшего друга Новикова Бориса Зайцева. Они написаны тем же бесплотным, разреженным языком околосимволистской прозы, норовящей то и дело обернуться свободным стихом. В более поздних вещах быта становится чуть больше, символики чуть меньше. Впрочем, изменения затрагивают преимущественно внешний уровень — название хронологически последнего из включенных в сборник произведений, повести “Жертва”, говорит само за себя.
Мценский сборник открывается насыщенным предисловием Марии Михайловой, но примечания отсутствуют напрочь, а иллюстрации к книге напоминают о традициях “Библиотеки „Огонька””. Конечно, выпуск не перепечатывавшихся несколько десятилетий вещей — дело в любом случае благое, однако думается, что лучше было бы издать раннего Новикова по-другому: без картинок, зато с комментариями. Чтобы было на ком демонстрировать студентам-филологам все составляющие “текста эпохи”.
Николай Никандров. Путь к женщине. Роман, повести, рассказы. Составление и комментарии М. В. Михайловой; вступительная статья М. В. Михайловой и Е. В. Красиковой. СПб., Издательство Русского христианского гуманитарного института, 2004, 508 стр.
По-иному сложилась посмертная литературная судьба Николая Никандрова. Его дореволюционные сочинения переиздавались неоднократно, а вот произведения 20 — 30-х годов оказались совсем забыты. Наконец появился любовно подготовленный (информативное предисловие, построенный на архивных материалах комментарий) и отлично изданный сборник, целиком состоящий именно из сатирических вещей двух первых советских десятилетий.
Никандров — автор крепкий, но не слишком разнообразный, из современников манерой своей больше всего напоминающий, пожалуй, Пантелеймона Романова (не случайно их имена объединил Александр Солженицын, перечисляя несправедливо забытых писателей той эпохи3). В основе его произведений почти всегда лежит физиологический очерк, но быт в них пропущен через гротеск, а натурализм осложнен элементами экспрессионизма. Герои Никандрова по большей части не индивидуальности, а типы: мещанин, бюрократ, профессор. Они не то чтобы статичны, но и не развиваются, а просто переходят из одного состояния в другое. Вообще создавать ситуацию или характер Никандрову удавалось лучше, чем показывать их в движении.
Относительная узость никандровского диапазона приводила иногда к разрыву между замыслом и воплощением. Порой, как в повести “Любовь Ксении Дмитриевны”, писатель, кажется, искренне пытался описать романтику совершающегося революционного перелома, дать портрет свободной от буржуазных предрассудков новой женщины — а картинка все равно оборачивалась очевидным гротеском. Впрочем, вполне возможно, что дело обстояло как раз наоборот и Никандров маскировал свою сатиру внешним обращением к актуальной теме. Опубликовал же он в 1935 году рассказ “Зеленые лягушки”, где описаны рабочие рыбзавода, в “неурожайный” год занявшиеся экспортом лягушек и в итоге принесшие государству прибыль, которую раньше давала “только высокосортная черная икра”. Больше всего в этой истории умиляет простодушие бдительного рецензента газеты “За пищевую индустрию”, с недоумением констатировавшего: “В экспортных организациях твердо уверяют, что СССР никогда и никуда не экспортировал лягушек”.
Ирина Лукьянова. Документ.doc. Романы. СПб., “Ультра.Культура”; “Геликон Плюс”, 2004, 496 стр.
В книгу Ирины Лукьяновой вошли перевод эпистолярной повести Эдварда Стритера “Превет Мейбл” и два оригинальных романа: “Документ.doc” и “Давно и неправда”. Первый просто хороший, а второй, если я вдруг не упустил чего-то важного, — лучшая русская проза прошлого года. Главный его секрет — в абсолютной эмоциональной точности. Все время испытываешь “выпуклую радость узнаванья” (да простит меня героиня, любящая Пастернака больше, чем Мандельштама): “Да, это именно так и бывает. И это. И то. И вот это тоже”. Время и люди даны здесь с такой неправдоподобной плотностью и достоверностью, что роман не глазами пробегаешь, а осязаешь кончиками пальцев. И постоянно пытаешься примерить на себя, несмотря на то что речь идет вообще-то о девушке со всеми ее комплексами и влюбленностями.
