— Слыхал новости?
— … … …
— Мы с малой твоей теперь друзья. Типа. Не говорила тебе?..
— … … …
— Звонит мне такая сегодня днем, — Вадим изо всех сил старался, чтобы голос звучал как можно расслабленнее и безразличнее, однако давался ему этот фокус с превеликим трудом, — и говорит: «Вадим, ты можешь приехать?». Я все свои дела побросал, думаю: «Неужели наконец собралась?». Через полчаса уже у вас тут парковался. Выходит, взгляд такой проникновенный-проникновенный. Думаю: «Ну, точно!». И тут она выдает: «Вадим, давай дружить». Я про себя: «Вот те раз… На хера я на тебя столько времени потратил?». А вслух: «Ну, давай». Пошли, говорю, сегодня в клубешник. Всё равно билеты уже купил. А она мне: «Ну, пошли. Как друзья». А я ей: «Ага. Подругу бери. Затусим».
«Заебала!»
Вадим выдавил из себя кислую улыбку, перекатился с носков на пятки, с пяток на носки и уставился на Егора в ожидании комментариев.
Если бы он мог себе позволить, он бы сейчас в затылок Рыжего, продолжающего как ни в чем не бывало копаться в своем мотоцикле в то время, как у него тут вся жизнь, можно сказать, под откос идет, орал бы благим матом. Он бы кричал: «Да что я сделал не так?! Ты прикинь?! Дружить, говорит, давай! Да кем она себя возомнила?!». Но выдать подобный фонтан эмоций Рыжему, к которому любая баба сама по щелчку пальцев в койку прыгает, он себе разрешить не мог. Этому же вообще напрягаться не приходится, только помани! Вереницами за ним бегают. Но нет, нельзя! Нельзя признавать фиаско и собственную несостоятельность, показывать, как сильно задето эго. Нельзя выставлять себя неудачником, неспособным понравившуюся тёлку получить. Нет уж! Пусть лучше считает, что для него потеря невелика. Так что тут без вариантов – придется прикидываться, что у него всё лучше всех, как всегда.
Да и… Ори не ори, а от Рыжего сочувствия не дождешься. В лучшем случае ответит что-то в духе: «Стриж, кончай психовать. Малая не оценила, другая оценит». Это в лучшем. А скорее всего ограничится ёмким: «Забей».
Вот как забить? Вадим уже и же не помнит, когда его в последний раз так опрокидывали. В десятом классе, когда он тощим прыщавым подростком был, вот когда!
«Прости, но ничего, кроме дружбы, я тебе сейчас предложить не могу», — в десятый уже раз мысленно передразнил он Ульяну. Сказать, что он охренел, это услышав, – это покривить душой и языком. Он, блядь, охуел от такого нежданчика! Нет, ну… Ну, когда она на набережной в Лужниках попросила его не торопиться, он немного напрягся и поругал себя за преждевременно распущенные руки, но даже в глупых фантазиях о том, как дальше будут развиваться их отношения, он не мог представить, что она даст ему от ворот поворот на этом детском этапе. Ульяна перевернула с ног на голову его представления о себе самом! Это ведь не его бросают, это он бросает! А здесь он даже не успел почувствовать, что ему надоело, как сам оказался за бортом. И ощущал себя теперь пойманной на наживку, трепыхающейся на крючке без шансов с него сорваться мелкой рыбёшкой. Чем она так его зацепила? Тем, что не дает? Вот не Анджелина Джоли ни разу, а он тут с ума сходит.
— Ты не червонец, чтобы всем нравиться, — поднявшись с кортов и стянув с рук перчатки, изрёк мудрость народную Егор. Взгляд его рентгеновский до самых костей пробирал. Будто ни одному слову не поверил. Это плохо, надо лучше стараться. — Забей. Жить сразу станет проще.
— Да я уже забил, — хмыкнул в ответ Вадим. — Это так – сообщить тебе просто. А вообще, знаешь, наконец свобода… Вот сегодня упущенное и наверстаю. Только ты не подумай, настроен я был серьезно, — поспешил поправить себя он, вспоминая, как примерно месяц назад на этом самом месте втирал Рыжему, обещавшему в случае чего его убить, про серьезные намерения. — Но всему ведь есть предел! Согласись?
Покачав головой, словно мысленно решая, согласен он или нет, верит ему ли нет, Рыжий полез в прикрепленный к сидушке мотоцикла кофр.
— Интересные у тебя представления об упущенном, Стриж, — пробормотал друг рассеянно, выуживая из сумки какие-то железяки. Зачем? Опять брюхо «Ямахи» вскрывать собрался, что ли?
И тут неожиданно для себя самого Вадим выпалил:
— Пошли с нами!
Да, мысль-то, кстати, очень неплохая. Вадим ещё в тот день, когда они на поле ездили, с удивлением отметил, насколько ровно Ульяна, оказывается, может чувствовать себя в присутствии Рыжего. Не то что с ним. Никаких левых взглядов Вадим не подметил, зато подметил, что атмосфера, поначалу немного нервозная, по итогу стала безмятежной и даже по-дружески непринуждённой. Явно давнее знакомство здесь роль сыграло. А в момент, когда они на пару его разводили, а он, знатно офигев от устроенного представления с кровопусканием, как дурак последний на это развод ещё и повелся, ему вообще показалось, что эти двое – два сапога пара. Двое ненормальных. В компании Егора Уле сейчас, скорее всего, будет спокойнее, а Вадим не даст ей повода думать, что на что-то, кроме дружбы, претендует. Он не будет посягать, не будет напрягать, а она перестанет напрягаться. И вот тогда… Она сказала, что ничего, кроме дружбы, не предложит «сейчас», а значит, шансы остаются. Все равно он своего добьётся – окольными путями, через «дружбу», но добьется. Он возьмет эту вершину, как брал остальные. И если для этого придется активнее вовлекать Рыжего, значит, так тому и быть. В противном случае его с Улей общение скатится в никуда – она сольется с концами.
— Сорян, Стриж, что-то ломает, — не отрываясь от копошения в «Ямахе», пробурчал под нос Егор. — «Угробит себя когда-нибудь на ней, как пить дать. В ней же постоянно что-то ломается!» — Я-то тебе там на хрена сдался, подскажи?
— Ну, для начала, с тобой веселее! Во-вторых, ты мне друг или где? Я люблю тусить с друзьями.
Что есть, то есть. А с такими друзьями, как Рыжий, так вообще! Внимание половины тусовщиков любого ночного клуба гарантированно!
— В-третьих, — продолжил Вадим вдохновенно, — в большой компании ей будет комфортнее. Не будет подозревать, что я хочу её напоить и в койку затащить. А в-четверт…
— А ты не хочешь? — насмешливо уточнил Егор, вскинув голову. Опять этот инспекторский взгляд, словно насквозь видит. Пара секунд – и снова вернулся к мотоциклу. Вадим понял: бесполезно. Кое-кто успел неплохо изучить его повадки. Но он будет продолжать пробовать, его раздражало предположение, что в глазах своего друга он сейчас наверняка выглядит конченым лузером. Кроме того, не помешало бы, чтобы и Рыжий тоже уже напрягаться перестал: оно так всё же спокойнее как-то.
— Бля, Рыжий, ты за кого меня держишь?! Нет, конечно! То есть, да, но я уже понял, что мне с ней ловить нечего, глухо там всё. Проще на луне высадиться, — натужно хохотнул Вадим. — Так что хрен бы с ней. Пусть кому-нибудь другому мозги канифолит, а я по-дружески постою в сторонке, полюбуюсь на это и позлорадствую. Даже моральную поддержку этому несчастному окажу, если понадобится. Я умываю руки.
— … … …
Вадим всегда мечтал о супер-способности – чужие мысли научиться читать. Вот уж где можно разгуляться. Сейчас, разглядывая двигающиеся лопатки, напряженную спину, взлохмаченный затылок, он вновь пожалел о том, что такими возможностями люди не наделены. Потому что Рыжий молчал, но в этом молчании Вадиму чудилось недоверие.
— Там сегодня, кстати, какой-то крутой ди-джей играет, имя забыл, — предпринял он последнюю попытку уломать Егора. Вообще странно, непохоже на Чернова, что случилось-то? Еще какой-то месяц-два назад Вадиму казалось, что у его друга в городских клубах пожизненная прописка. Что вся ночная Москва его знает.
Рыжий наконец соизволил оторваться от своего драгоценного коня дольше, чем на пять секунд. Поднял подбородок, прошелся по нему снизу-вверх сканирующим прищуром и изрек:
— Хрен с тобой. Пошли.
***
— Ульяна, ты с ума сошла! Какой клуб? Ты время видела?!
Её единственная дочь, её кровинушка, игнорируя возмущенные восклицания матери, с приоткрытым ртом наводила стрелки перед зеркалом в ванной. Стрелки выходили кривыми, и Уля, вновь и вновь стирая их ватным диском, предпринимала всё новые попытки. На четвертый круг уже зашла.
