Они остаются, пока для них есть пища, или пока их не изгонят прочь.
Их жрецы под видом праведности учат неповиновению законам и глумлению над естественным обычаем, страху перед своими кумирами и ненависти ко всему человеческому.
Всюду после себя они оставляют нищету, разорение, вражду и горе.
Установив такое, я, император Литен, изгнал их последователей, казнил их жрецов, а этих самих повелел истребить соответственно их природе, так, чтобы им затруднительно было вернуться на мои земли…».
…
— Достаточно, — прервал его Флеас, — на основании этого закона я мог бы убить ваших подчиненных на месте. Но решил с этим подождать. Пока.
— Вы приняли верное решение, — также сухо сказал Каммерер, — немедленное исполнение некоторых законов может очень дорого стоить.
— Вы мне угрожаете? — спокойно спросил император.
— Нет, просто прошу иметь в виду, что я тоже соблюдаю некоторые обычаи. Надеюсь, вы понимаете, что мне не составит особого труда превратить в пепел весь этот город вместе с жителями и с вашей армией.
Возникла длинная и довольно неуютная для всех пауза.
Первым нарушил молчание Флеас.
— Ну, что ж, — также спокойно сказал он, — вот мы и обменялись любезностями. А теперь можем поговорить, как взрослые люди. Я не знаю, насколько верна история о преследующем таких, как вы, проклятии вечного голода — возможно, это всего лишь легенда времен Литена Великого. Но, возможно, в этом есть и значительная доля истины. Как бы то ни было, именно вы подвигли великого магистра Йарбика на узурпацию императорской власти и продолжение войны, когда он уже готов был бежать из Енгабана. Вы дали ему свои летающие машины и свои метательные орудия для флота — только поэтому война продолжалась. Только поэтому стала неизбежной битва на полях Валдо, где вороны обожрались человечиной так, что не могли взлететь. А ведь с обеих сторон там сражались жители нашей страны. Они убивали собственных соседей и опустошали собственные земли. Кто толкнул их на это безумие, если не вы? Опять же, я не могу утверждать, что именно ваши действия привели во времена императора Дескада к возвышению Ордена и конклава предстоятелей, но это представляется весьма вероятным. Теперь скажите — дает все это основания, чтобы запретить вам появлятся на землях империи, или нет? Сразу же предупреждаю, мне трудно быть беспристрастным, поскольку из-за вас погибла моя семья. Но я постараюсь оценить ваши доводы, невзирая на это. Как подобает правителю. Теперь я готов вас выслушать.
— Я не буду говорить о том, что при ином ходе событий все было бы гораздо хуже, — ответил Каммерер, — Не буду, потому что не в ваших силах это проверить. Значит это не довод. Но есть другое, очевидное свидетельство нашей помощи. В результате всех происшедших при нашем влиянии событий, Орден изгнан, а вы стали императором и получили армию, выучка и вооружение которой превосходит все, что когда-либо существовало на землях по обе стороны пролива.
Некоторое время Флеас молчал, внимательно разглядывая собеседника.
— Теперь я понимаю, то, чего не понимал до сих пор, — сказал он наконец, — я понимаю, как триста лет назад вам удалось уговорить императора Дескада. Наверное, говорились почти те же слова. И он поверил, что именно вера в благость и могущество таких, как вы, дала ему трон, укрепила его армию и сделала народ верноподданным по отношению к его власти. Поверил и совершил самую ужасную ошибку в истории империи, нарушив закон Литена и предписав почитание таких, как вы, вместо издавна принятого почитания ведомых и неведомых сил, создавших землю и небо. Такие, как вы, тоже говорили, что несут добро своим почитателям, а что принесли? Где оказалась великая империя Литена, простиравшаяся от западного океана до восточного? Куда пропали либрариумы, где были собраны лучшие рукописи и прекраснейшие скульптуры, посмотреть на которые приезжали люди из столь отдаленных земель, что они даже не нанесены на наши карты? Наконец, что стало с тем гордым народом, который создал все это?
— Империя лежит у ваших ног, — спокойно ответил Каммерер, — вам достаточно наклониться и поднять ее. И вы можете существенно расширить ее за границы времен Литена. Причем именно благодаря тем знаниям, которые получили от нас за последнее время.
— О, да. Императору Дескаду вы тоже многое обещали. Но это оказалось ложью, он ничего не получил — все сожрал ваш проклятый голод. Теперь вы рассказываете о том полезном, что якобы вы сейчас сделали для империи — но и это ложь. Все, что вы перечислили, сделано не вами, а теми, другими, похожими на вас. И они, в отличии от вас, сами хотят уйти.
— Светлые хотят уйти? — с некоторым удивлением переспросил Каммерер.
— Да, — подтвердил Флеас, — и теперь я понимаю, почему. Их мы не могли бы изгнать. Многие из нас, и я в том числе, обязаны им и жизнью, и честью. Но они — наши друзья и не желают нам зла. Поэтому уходят по своей воле, унося с собой проклятие своего голода. А вы — почему вы не хотите уйти? Что вы вцепились в нашу землю, будто нет других мест, где вы можете кормиться способом, свойственным вашему племени?
Снова повисла пауза.
На этот раз, первым заговорил Каммерер.
— Многое из того, что вы сказали о нас — несправедливо. Но если вы хотите, чтобы мы ушли — мы уйдем. Но на некоторых условиях.
— Вы намерены ставить мне условия?
— Вы сами их обозначили, предложив нам любые другие места вне границ вашей страны. Мы согласны. Мы покинем пределы империи и не будем никак вмешиваться в ее дела. Но и вы не должны вмешиваться в наши дела, которые никак вас не касаются.
— А если я или мои потомки расширят империю за счет сопредельных земель? — спросил Флеас.
Каммерер пожал плечами.
— Что ж, значит, мы уйдем и оттуда.
— Как быстро уйдете?
— Пусть у нас будет на это один день и один час с момента, как ваши легаты публично объявят это место подпавшим под действие нашего договора. По-моему, более коротких сроков законы Литена не содержат. И в тех местах, где договор действует, он должен оглашаться также публично, каждый год, чтобы все, кого он так или иначе касается, знали о нем.
— Пусть будет так, — сказал Флеас, — при этих условиях, готовы ли вы обещать, что никакие предметы или знания, которые могут быть использованы против нас в войне, не будут передаваться вами кому бы то ни было?
— А вы многому научились за последнее время, — заметил Каммерер, — хорошо, мы обещаем и это. Теперь вы удовлетворены?
— Я буду удовлетворен тогда, когда все сказанное будет записано и подтверждено. И сделать это надлежит немедленно.
…
Час летучей мыши сменялся часом собаки, когда экспедиционный корпус со Светлыми во главе, тихо вернулся в Енгабан. Легионеры и ландскнехты, получившие по прибытии увольнительную на сутки, тут же ринулись наверстывать упущенное — благо это было не очень сложно, поскольку город все еще продолжал праздновать.
Что же касается Светлых, дона Тиры и капитана Кроата, то они, в сопровождении дежурного офицера, отправились на аудиенцию к императору.
Местом аудиенции, как нетрудно догадаться, была все та же корчма «Пьяный кабан», где в данный момент старший письмовыводитель четвертого легиона изо всех сил пытался сформулировать канцелярским языком условия невиданной доселе хартии.
Еще легче догадаться, насколько выразительной была немая сцена, когда Тойво и Каммерер увидели Румату и Вики-Мэй.
— Как я и предполагал, вы находитесь далеко не в лучших отношениях, хотя и принадлежите к одному народу, — заключил Флеас, внимательно наблюдая за эволюциями их мимики, — я могу рассчитывать, что вы не начнете сводить счеты друг с другом в моей столице?
— Это я вам обещаю, — спокойно сказал Каммерер.
— Хорошо. Благородный дон Румата, означает ли то сотрясение земли, которое мы почувствовали здесь, что ваш план удался?
— Да, досточтимый Флеас. Вполне удался.
— Значит, этого рассадника заразы больше нет?
— Совершенно верно. Теперь на его месте плещутся волны. Пока там очень опасно находится, но вскоре по берегам зазеленеет трава. А потом дойдет очередь и до фруктовых деревьев…
— Фруктовых деревьев? — Флеас перевел взгляд на капитана Кроата, — Друг мой, не ты ли это придумал?
— Простите император, мне просто показалось…
— Черт тебя подери, Кроат! Мы с тобой сидели рядом у сотен костров, ели из одного котла и укрывались одним плащом! С чего вдруг ты стал таким стеснительным? Или, думаешь, завоевав корону, я превратился в надутого индюка?
— Да ты что? Я и не думал, — на простоватом лице капитана расплылась огромнейшая улыбка, — а здесь вот какое дело… Ну, может, если б Глен знала, что на этом месте растут ее любимые фруктовые деревья, то…
— Простите, господа, — перебил Флеас, поднимаясь из-за стола, — нам надо переговорить с капитаном наедине.
