— Звучит убедительно, — признала Лена, — ладно, договорились. Завтра, в шесть вечера, здесь же.
— Приятно иметь дело с понимающим человеком, — Вики-Мэй улыбнулась, — кстати, Верцонгер просил передать, что собирается устроить сегодня обед в вашу честь. Специальным образом приготовленный барашек на вертеле, самое лучшее пиво и все такое. Так что, я бы на вашем месте постаралась сегодня закончить дела пораньше.
— Как мило с его стороны, я обязательно это учту… Приятно было поболтать с вами, но мне пора бежать. Увидимся позже.
…
«Мы, император Флеас, волею ведомых и неведомых богов, законный правитель обоих земель и разделяющего их моря, объявляем: отныне и ежегодно, этот день будет отмечаться, как праздник городских ворот.
В этот день всякая торговля у ворот любого города не будет облагаться никакими податями.
В этот день у каждых городских ворот будут устраиваться состязания, игры и фейерверки.
В этот день, сегодня и в этот день через каждые семь лет, у городских ворот Енгабана любой пришедший может есть и пить сколько захочет за счет императорской казны.
В этот день будет оглашаться Хартия о божествах и причины, по которым она была принята.»
Флеас поднял правую руку — и легионеры ударили мечами о щиты в знак того, что император закончил говорить.
После того, как императорские герольды — дюжие дядьки, снабженные медными рупорами, громко и чеканно зачитали текст Хартии, пришло время разъяснить необычную формулировку: «и причины, по которым она была принята».
Посреди пестрой толпы горожан образовался круг, посреди которого тут же была установлена широкая скамья — эквивалент подиума для выступлений бродячих певцов.
На скамью проворно взобрался широкоплечий молодой человек в традиционном коротком плаще песочного цвета. В руках у него был инструмент, отдаленно напоминающий банджо.
Стоило ему первый раз ударить по струнам — и толпа затихла в ожидании.
— Граждане великого и славного города! — крикнул он, — сегодня я спою для вас балладу об Уно-простаке и досточтимой Хозяйке.
Он снова ударил по струнам и…
Три дня он по лесу бродил — лишь башмаки стопталИ только на четвертый день нашел то, что искал.Идет Хозяйка по тропе в короне из цветовСкажи, простак, что ты забыл среди моих лесов?Прости, Хозяйка, простака, но нужен твой советНас разорило всех Добро за эти триста лет.Сейчас от алчного Добра готовы в лес бежатьКак справится с бедой, лишь ты нам можешь подсказатьХозяйка брови подняла: Какая ж в том беда?Добро оно и есть добро, что в нем для вас вреда?Чем плохо доброе вино, иль добрый лес к примеру?Поди-ка лучше и проспись, коль выпил ты не в меру.Оно не доброе вино, оно не добрый лес.Оно не доброе, оно само Добро и есть.Добро забрало треть хлебов, забрало мяса третьИ как бы с голода теперь к зиме не помереть.
— Интересно, кто это написал? — негромко спросил Румата.
— Пока не понимаю. Давай послушаем, — также негромко ответила Вики-Мэй.
Скажи, от страшного Добра укрыться где теперь?Просили мы его уйти, по-доброму, поверь,Оно, же, вовсе озверев, принялось наши жечь поляБоимся мы, что уж вовек нам хлеба не родит земля.Ну, что ж, Хозяйка говорит, как видишь, очень зряПустили вы в свой мирный дом такого упыря.Иль вовсе ослабел умом народ в моем краю?Добром назвали вы врага на голову свою.Теперь от голода его не спрячетесь никак.Так что ж нам, лечь и помирать? — спросил ее простак.Один лишь выход есть у вас, в живых остаться что бЗагнать голодное Добро обратно, в прочный гробДобро сильно, скажи, чем с ним мы будем воевать?А разве у мужчин нет рук, чтобы мечи ковать?Мечи скуем, да только вот, кто поведет нас в бой?Увидишь, как настанет час — так вождь найдется сам собой.
— Это явно не здешнее творчество, — заключила Вики-Мэй.
— Ты уверена — или это просто подозрение?
— Еще как уверена. Тут все и ежу понятно. Баллада просто стилизана под местную, но написана вполне современным методом. И делал это явно человек, знающий толк в public relation. Слова приклеиваются к мозгам с первого раза.
Вот вышло против них Добро, огромно и сильно.Держало тысячи мечей в своих руках оноПиши пропало, говорят, настал последний годПохоже, лютое Добро в конец нас изведетТут Уно, хоть и был простак, но за своих — горойА ну-ка братья, говорит, скорей сомкните стройМеж тем, спешит на помощь к ним, в рогатом шлеме и в бронеС двумя мечами за спиной угрюмый воин на конеТы, верно, снова собралось — Добру он говоритЖечь виноградную лозу и кровь людскую питьТак погоди, по-свойски я тебе наесться дамА ну, отведай-ка огня со сталью пополам.
— Я, кажется, понял, — буркнул Румата.
— Я, кажется, тоже, поняла. Это — Бромберг.
— Точно.
— Вот сволочь, — сказала Вики-Мэй, — и, перейдя на ирландский, добавила к этому полдюжины самых грубых и непристойных эпитетов.
— Встречу его — переломаю все кости, — пообещал Румата.
Семь страшных битв они прошли, сражаясь день за днем.Полки Добра поражены, кто — сталью, кто — огнем.Бежит Добро туда, где был им раньше возведенСреди гнилых солончаков последний бастионНу, — говорит тут командир, — работка есть для васДо моря вы широкий ход пробейте сей же час.Наверно, думает Добро, сильна его стенаНо, знайте, против волн морских не устоит она.И вот, на зов волна пришла до неба вышинойСмела проклятое Добро соленою метлойПопомнит хищное Добро каков ему приемНаелось сталью, напилось морской водой потомЖадны приспешники добра, им что не дашь — все мало.Теперь они сырой землей наелись до отвалаЧто ж, — Уно говорит, — сейчас нам выпить бы пораЗа всех, кто землю защищал от лютого ДобраИ, чаши с молодым вином идут в веселый кругА где наш славный командир? — заметил Уно вдругХозяйка же ему в ответ: ушел в свои краяА очень скоро, вслед за ним, вернусь домой и я.Я прослежу, чтоб урожай вам принесла земляКогда вернетесь вы с войны вновь на свои поля.Но прежде — расскажите всем, что до скончания летГолодному Добру в ваш край дороги больше нет.
… Певец последний раз ударил по струнам и поклонился слушателем.
Через мгновение толпа радостно закричала и сомкнулась вокруг подиума. Молодого человека подняли на руки и понесли по направлению к месту где расположился Флеас с приближенными.
По древней традиции император вручал лучшему исполнителю столько золотых монет, сколько поместится у того в пригоршне. Ладони у молодого человека были достаточно широкие, так что он сегодня заработал приличную сумму.
— Грамотно сделано, хотя и грязно, — с грустоной иронией резюмировал Румата, — вот так и пишется история.
— Или переписывается.
— Или переписывается, — согласился он, — Похоже, эта песенка надолго станет здесь шлягером. Из тех шлягеров, что формируют общественное мнение. А при таком, все здешние боги могут подавать в отставку.
— За исключением «ведомых и неведомых», — уточнила Вики-Мэй, — Эти теперь никуда не денутся.
— Ну, конечно. Впочем, если судить по местным мифам, они — достаточно симпатичные существа.
— Мы — тоже, судя по местным мифам, достаточно симпатичные существа. И поэтому, имеем полное право тихо смыться отсюда.
— А на нас не обидятся?
— Наоборот, — серьезно сказала она, — от нас именно этого и ждут.
…
… — Уважаемые пассажиры, прекратите считать ворон, пристегните ремни безопасности и воздержитесь от громких поцелуев в полете, — сказала Лена, — это возбуждает экипаж и может привести к потере контроля над воздушным судном.
— Странное чувство, — сказала Вики-Мэй, — с одной стороны, жаль навсегда покидать эти места, но… вроде бы какое-то облегчение.
— Наверное, мы все сделали более-менее правильно, — предположил Румата, — поэтому и уходим с легким сердцем. Как говаривал Лао Цзы «когда дело сделано, человек должен удалиться».
— Ребята, забейте вы на эту похоронную тематику, — жизнерадостно сказала Лена, — жизнь не кончается.
Машина резко набрала высоту 500 и метнулась в сторону еще невидимого отсюда моря.
** 40 **
— Официально объявляю вам 25000 дней ссылки в удалении от любых планет, на которых имеется какая-либо гуманоидная цивилизация, — сказал Каммерер, — таково окончательное решение Высшей комиссии по расследованию при Мировом Совете.
