поднялась выше и перелетела через свечи внутрь круга, но не решалась опуститься. Я плеснул ещё водки в пламя, она стекла с края стола, и огонь переместился на ножку. Огонь был синеватым и немного коптил. Тени явно забеспокоились. Они метались вдоль стен и боялись приближаться. Та, верхняя – видимо, самая смелая – попыталась спуститься ниже. В это время слегка повеяло ветерком, и пламя колыхнулось. Тень замерла. Она висела в пространстве вниз головой, и её рука была сантиметрах в десяти от пламени. Казалось, что пламя занимало тень больше, чем мы. Но я боялся, что это впечатление обманчиво – ведь прилетели они из-за меня. Анна стояла рядом и, словно зачарованная, глядела на ближайшую тень. Позади нас что-то стукнуло. Я обернулся. Упал подсвечник. Одна из теней подкрадывалась к нам сзади. Она протягивала вперёд руку. Анна, увидев тень, слегка попятилась. Я остался стоять на месте, и её рука коснулась моего голого плеча. По плечу пробежала судорога, и я ощутил чудовищный холод, истекавший из тени. Это было настолько неожиданно, что я чуть не выронил бутылку. Тень осмелела и стала подплывать ближе. Я тоже отодвинулся назад. Но та тень, что висела над столом, опустилась ещё – пламя слегка уменьшилось. Путь назад был отрезан.
– А что будет, если они нас поймают? – прошептала Анна.
– Думаю, мы умрём.
Я размахнулся и плеснул оставшуюся водку на стол. Пламя взметнулось вверх. В тот момент случилось такое, чего я и сам никак не ожидал. Тень вспыхнула. Вспыхнула вся, разом, как клуб горючего газа, как сухая стружка! Она метнулась куда-то в сторону. Другие тени бросились врассыпную, но было поздно – они стали вспыхивать одна за другой.
Комната быстро заполнялась метающимися из угла в угол факелами огня. Мы в любое мгновение могли оказаться на их пути.
– Бежим! – крикнула Анна, и повлекла меня за собой в зал.
Мы проскочили.
– Куда дальше? – спросила она.
– На улицу.
– А Егошин?
– У него закрыта дверь.
– А если всё загорится?
Мы кинулись вправо. Одна из горящих теней вылетела из комнаты и врезалась в стену, рассыпавшись в фонтан искр. Стена загорелась. Я распахнул дверь. Егошин спал. Анна принялась расталкивать его. Он открыл глаза:
– Что случилось?
– Дом горит. Надо бежать.
– Что? – Егошин нацепил очки и потряс головой. – Надо тушить!
– Нет! – сказала Анна. – Не сейчас. Там призраки. Они горят.
– Призраки горят? – на лице Егошина отразилось такое сонное непонимание, что я просто схватил его и поволок из комнаты без разговоров. Опираясь на меня, Егошин прыгал на левой ноге. Анна догадалась захватить все наши сумки.
Выйдя из комнаты, мы неожиданно увидели, что огнём охвачены все стены и даже потолок зала. Видимо, лак, которым все здесь было покрыто, легко воспламенялся. Мы выбрались на улицу и отошли метров на тридцать. В окнах всей правой части уже колыхалось пламя. Пожар рос очень быстро.
У Егошина был жалкий вид. Он уже понял, что тушить нет смысла. Он просто был убит.
– Что произошло? – спросил он.
– Прилетели друзья Лапидуса, – коротко сказала Анна. – Светлячки.
– Как твоя нога? – спросил я Егошина.
– Вроде ничего, – сказал он. – Отпусти меня, попробую встать.
Он осторожно встал на обе ноги. Чувствовалось, что ему тяжело, но, в общем-то, стоять он мог.
– Что же теперь будем делать? – спросила Анна.
– Переночуем в сарае, – сказал Егошин. – Там есть сарай, – он махнул рукой влево.
– Так пошли туда, – сказала Анна. – Холодно.
– Нет, – сказал Егошин, – я хочу посмотреть.
– Хотя бы оденьтесь. Стоите, как синие птицы.
Пока мы натягивали на себя одежду, огонь выбрался на верхние этажи и поднялся над домом зловещим заревом, обрамлённым клубами чёрного дыма. Правое крыло начало рушиться. Оттуда выпорхнул клубок огня, поднялся метров на десять вверх и превратился в мелкие искры, которые ещё минуту таяли в воздухе.
– Кто они? – спросила Анна. – Что им нужно, что они чувствуют? Наверно, мы никогда не узнаем.
– Я мог узнать, – сказал я. – Наверно, Лапидус должен был стать одной из них. Может быть, я тоже кончил бы как она – сгорел по глупости.
– Может быть, мы все ими станем, когда умрём? – спросила Анна.
– Не знаю, – ответил я. – Но сомневаюсь. Ни в каких легендах не слышал, чтобы призраки горели и били стекла.
Внезапно центральная, выступающая вверх часть накренилась влево. С неё сорвались несколько горящих обломков, и огонь перетёк на левое крыло.
– Ладно, – сказал Егошин. – Пошли. Не хочу больше смотреть.
Я повесил на одно плечо пару сумок, на другое Егошина, и мы двинулись по тропинке к сараю.
– Вода сейчас выше стоит, чем обычно, – сказал Егошин. – Сарай почти у самой кромки. Никогда такого не было.
– Ну, сегодня и завтра здесь дождя не будет, – сказал я.
– Откуда ты знаешь? – спросила Анна.
– Знаю.
Мы добрались до сарая, открыли дверь. На полу валялись доски, железная тачка, носилки, лопаты и ещё куча всякого хлама.
– Надо всё это раскидать, – сказал Егошин, – и постелить матрац – вон он, в углу. Он, правда, старый, но по бедности сойдёт.
Мы с Анной стали разгребать завал. Егошин стоял, прислонившись к косяку, и смотрел в сторону пожарища.
– Я всё отстрою заново, – сказал он. – Но это долго и дорого. И не знаю, всё ли получится так, как было.
В этот момент с той стороны донёсся глухой протяжный стон.
– Что это? – спросила Анна.
– Перекрытия рушатся, – сказал Егошин. – Похоже, это дом.
Мы улеглись на матрац, закрыли дверь. Я оказался рядом с Анной, ближе всех ко входу. Она лежала на боку, ко мне лицом, подложив под голову руку. Я смотрел ей в глаза и молчал.
– Ты что-то хочешь сказать? – спросила она.
– Нет. Просто мне никогда не было так хорошо.
– Странно, – сказала она. – Мы не пойми где, не знаем, что будет завтра, двое из нас погибли, мы видели такое, от чего поседеть можно, а тебе хорошо?
– Может, это и странно, – согласился я. – Но у меня никогда не было человека, с которым можно вот так лежать рядом и смотреть в глаза. Я об этом мечтал всю жизнь.
– И тебе не важно, кто этот человек?
– Ну, если бы это был, скажем, Костя, мне было бы совсем не так хорошо.
Она улыбнулась и произнесла:
– Мне очень хочется проснуться утром не здесь, а у себя дома. Ты, в общем-то, прав, и мне тоже приятно лежать на гнилом матраце в мокром сарае, но я устала. Слишком много всего. Всё время чего-то боишься, чего-то ждёшь, о чём-то переживаешь.
– Как и всегда, – сказал я. –
