В руках Бандеры оказалась короткая черная палка.
– Вот он, ордер!
Он поднес палку к стакану на столе. С ее конца сорвались две толстые голубые молнии. Стакан треснул, осколки свалились на пол. Резко запахло озоном.
– Такой подойдет? – спросил Бандера.
– Ладно, – сдался Мышкин. – Сейчас оденусь…
Он молча повернулся и пошел в комнату. Натягивая брюки, услышал из кухни сержанта Бандеру:
– Чёй-то не очень на мочилу тянет…
– Господин полицейский, – строго ответил капитан. – Думай, что говоришь. А лучше вообще молчи. Болтун – находка для шпиона.
– Дак я… Дак я ничего… Молчу.
– Для чего тебя сюда послали?
– На случай сопротивления задержанного.
– Вот и жди случая . Только молча. Проследи за ним.
Сержант немедленно двинулся в комнату и не отходил от Мышкина ни на шаг, даже в туалет не отпустил одного.
Во дворе стоял полицейский форд, чуть не упираясь радиатором в дверь подъезда. Мышкин глянул на часы: половина четвертого. Солнце уже взошло, но лучи его не могли пробиться сквозь дымно-пылевую взвесь, не осевшую с вечера и не остывшую.
Мышкина усадили на заднее сиденье, справа к двери его прижал сержант Бандера. Денежкин сел впереди и сказал, оглянувшись:
– Нарушаю правила! Только ради вас, господин Кошкин…
– Мышкин! – поправил Бандера.
– Кишкин, – исправился Денежкин. – Чтоб комфорт у вас был полный. Дверь, кстати, на замке. А Бандера любит стрелять по тем, кто от него убегает. Очень любит, прохиндей…
Шофер завел мотор и включил передачу.
– Подожди, Витя, – попросил Денежкин. И Мышкину: – Покажите руки! Обе!
Мышкин протянул обе руки и сержант тут же защелкнул на них пластмассовые наручники.
Американские! – с удовольствием сообщил Бандера.
Едем! – приказал Денежкин.
Водитель дал полный газ, завизжала резина, форд рванул с места.
При скорости в сто тридцать километров в час форд проскочил Большой проспект и подлетел к Дворцовому мосту. Тут на переносных шлагбаумах уже мигали красные огни, толпа гуляющих наблюдала, как мост медленно переломился на две половины и каждая пошла вертикально. Десятка два машин стояли в очереди. Форд взревел и резко прибавил скорость. Мышкин откинулся на заднее сиденье. Он услышал треск сбитых турникетов, заныл желудок, когда форд на несколько секунд повис над Невой, появившейся между разведенными половинами моста. Потом все четыре колеса форда упруго, словно футбольные мячи, ударились о мост на другой стороне. Отлетел в сторону второй шлагбаум, толпа с воплями и смехом расступилась. Водитель, не обращая внимания на запрещающий знак, резко отвернул влево и помчался по Дворцовой набережной.
– Не обкакался наш пассажир? – обернулся Денежкин.
Сержант Бандера шумно и с фырканьем, словно старый мерин, втянул воздух.
– Да не, вроде.
– А что у него на руке?
– Так наручники, – удивленно ответил громила. – Вы ж приказали. Сейчас начнут ему кости ломать.
– Нет, что там еще?
На левой руке Мышкина были прекрасные японские часы в черном титановом корпусе, герметичные, со светящимися стрелками и автоподзаводом – подарок Регины к защите кандидатской.
– Котлы, – доложил Бандера. – Клевые!
Он расстегнул браслет, поднес часы к уху, встряхнул и удовлетворенно кивнул.
– Сами заводятся. Подойдут? – протянул он часы Денежкину.
Капитану хватило секунды, чтоб оценить, и ситизьен мгновенно исчез в нагрудном кармане его темно-голубой форменной безрукавке с жирной полосой грязи на воротнике.
– Между прочим, именные, – угрюмо предупредил Мышкин. – С дарственной надписью. Там имя и фамилия.
Денежкин кивнул: он принял к сведению.
Мышкин глубоко вздохнул, решив, что с потерей часов у него появились какие-то права или хотя бы послабления.
– А теперь скажите честно, мужики, – заговорил он. – Зачем меня взяли? Зачем выдумали про убийство? Почему правду не сказали? Я ведь и так согласился с вами ехать. Сначала…
Денежкин обернулся на четверть оборота и брезгливо спросил:
– На хрен ты мне нужен!
– Тогда тем более: зачем забрали?
– Потому что ты – убийца, – равнодушным и оттого особенно страшным тоном ответил капитан. Ты убил молодую красивую бабу. Сработал на доверии. Зачем ты ее убил, а, мужик?
Мышкин не ответил, потому что лицо капитана Денежкина скукожилось и поплыло куда-то вбок. Поплыла, теряя очертания, и физиономия сержанта Бандеры. При этом она несколько раз изменилась, словно пластилиновая, и из человеческой превратилась в собачью морду африканского павиана. «Ну, теперь хоть ясно, кто они на самом деле, – успокоился Мышкин. – Недолго же они притворялись людьми, к тому же полицейскими…»
И словно в подтверждение, водитель растаял в воздухе, превратившись в тонкое облачко дыма, тотчас сдутое встречным ветром. Теперь форд с ревом летел по набережной самостоятельно, но, тем менее, – с большим мастерством. Где надо, форд притормаживал и снова прыгал вперед, потом круто завернул вправо на Литейный и сейчас же влево – на Шпалерную и резко затормозил у подъезда Большого дома [51] .
Тут в грудь Мышкину кто-то вонзил железный кол, и, благодаря боли, Мышкин обо всем догадался: «Ну, конечно же… Сейчас проснусь. Или через секунду. Нет, через пять».
Но он не проснулся ни через пять, ни через двадцать секунд.
– Или сразу в СИЗО? – спросил водитель; он, оказывается, никуда не исчез.
– Пока здесь, – ответил Денежкин и крикнул Мышкину: – Станция! Пассажир, вылезай!
Мышкин не шевельнулся. Он снова ничего не видел вокруг и не слышал. И даже не почувствовал, как его вытащили из машины, подхватили с двух сторон и поволокли к подъезду.
Здесь его, как столб, прислонили к стене, окрашенной серой масляной краской. Пока капитан объяснялся с часовым, Мышкин почувствовал свои ноги и стал на них тверже. Потом его, все еще ослепшего и оглохшего, повели по широкой лестнице с серыми гранитными ступенями и перилами на пузатых гипсовых балясинах. Провели мимо громадной мраморной доске с высеченными золотом именами и званиями погибших сотрудников. Старый скрипучий лифт доставил их на четвертый этаж, и Мышкин очутился в длинном, с полкилометра, коридоре с черной лентой ковролина на полу. Все это он уже скоро вспомнит и восстановит в памяти до мельчайших подробностей, а сейчас он только чувствовал, что из глаз по щекам медленно стекает что-то соленое, напоминающее вкусом физиологический раствор. Он стекал с лица и капал на грудь и на пол, но это был не физраствор, а что это было – Мышкин никак не мог вспомнить, но был уверен, что когда-то знал, что за жидкость, откуда берется и при каких условиях диссимилируется. А если знал, то, значит, непременно вспомнит, и волноваться не о чем. И как только Дмитрий Евграфович успокоился, к нему немедленно вернулись зрение и слух.
Остановились у двери со стеклянной табличкой: «Ст. дознаватель Шарыгин А.И.».
– Стоять и ждать! – скомандовал Денежкин. – Не вздумай дергаться. Через пост не пройдешь. Мониторы через каждые три метра. Два шага отсюда – попытка к бегству. Я предупреждал: сержант Бандера любит это дело.
В подтверждение Бандера показал зубы с двумя стальными фиксами на резцах. Мышкин начал усиленно вспоминать, кто такой Бандера и что он любит, но решил оставить на потом. Но на всякий случай спросил:
– Мы с вами встречались?
Тот снова показал стальные коронки.
– «Мы странно встретились и странно разойдемся!» – ответил Бандера цитатой из популярной блатной песни.
– Доктор под фраера косит, – отметил Денежкин. – Под сумасшедшего фраера.
Бандера весело спел из другой песни:
Собака лаяла
На дядю фраера!..
– Концерт окончен, – недовольно объявил капитан и скрылся в кабинете Шарыгина.
Мышкин сел на жесткую скамью, покрытую черным дерматином, прислонился к холодной стене и заставил себя ни о чем не думать. Горели запястья под кольцами наручников. Он осмотрел их и не нашел замка. Одноразовые, значит. Американские. Скрытое орудие пытки: запястья распухают, ребристая пластмасса врезается в них все сильнее. Часа через два он может от боли потерять сознание.
Над головой Мышкин услышал громкий щелчок: электрические часы показали половину пятого.
Из кабинета Шарыгина вышли двое кавказцев, оба в металлических наручниках. У одного не было глаз, только две едва заметные черточки в сплошной багрово-синей опухоли. Лицо другого вообще отсутствовало – сплошная кровавая маска. Их вывел сержант Бандера.
– Морды к стене! – приказал он и каждого ткнул резиновой дубинкой в затылок. – Теперь на колени! – и подрубил обоих ударами дубинки сзади.
Оба рухнули на колени, один взвыл, другой смолчал, заскрипев зубами.
– Стоять прямо! Не садиться! Не оборачиваться! Не разговаривать! С дерьмом смешаю, – пообещал сержант Бандера. – Или свиное сало жрать заставлю.
И вернулся в кабинет.
