еврейских книг. Императорским декретом 1811 года запрещалось употреблять в синагогальном богослужении и в частных домах религиозные книги, не прошедшие через австрийскую цензуру; строжайшей цензуре подлежали и книги светского содержания; на выписку еврейских книг из-за границы требовалось в каждом случае особое разрешение.
Нужно было обладать своеобразными понятиями о соответствии между гражданскими правами и обязанностями, чтобы при наличности такого законодательства объявить во всеуслышание следующее (в декретах 1808 и 1811 г.): «Так как еврейство (Judenschaft) пользуется равными преимуществами с христианскими подданными (?), то оно должно нести и общие с ними обязанности по отношению к государству». И тут же, для подтверждения принципа «общих обязанностей», делается оговорка: «в податных делах для евреев существуют особые предписания». Такими красноречивыми, но к исполнению необязательными предисловиями к законодательным актам австрийское правительство платило дань тому духу времени, с которым оно боролось в обязательном тексте законов.
Большие тревоги вносила в жизнь австрийских евреев введенная в ту эпоху для них личная воинская повинность. Австрия впервые в Европе решилась на это нововведение еще при Иосифе II, который полагал, что своим «Толеранцпатентом» он уже все сделал для обеспечения гражданских прав евреев и потому может требовать от них исполнения самой тяжелой гражданской обязанности. Евреи имели полное основание думать иначе, и год первого рекрутского набора был для них годом глубокого траура (выше, § 3). Непривычность евреев к военной службе, особенно в Галиции, заставила правительство распорядиться, чтобы еврейские солдаты назначались не в строевые, а в обозные команды (Fuhrwesen), а затем допускалось взимание особого рекрутского налога взамен натуральной повинности. Когда же в 1793 г. Австрия втянулась в войны антифранцузской коалиции и усилила свои войсковые наборы, император Франц решил снова привлечь евреев в войска, а для негодных к службе установить высокий денежный выкуп в размере 150 гульденов с головы (вместо прежних 30 гульденов) — суммы, необходимой для найма двух охотников. Из дебатов по этому вопросу в Государственном Совете и отзывов провинциальных властей видно, какую панику вызывал тогда каждый рекрутский набор. «Многие парни, — говорил один из членов Государственного Совета, — заранее дрожат, убегают, прячутся; они отдаются в руки властей с глубокою печалью, под трогательный плач их родителей и родных, так как им приходится покинуть свой домашний очаг и подвергать себя опасности вовсе туда не возвратиться или вернуться изувеченными». Вполне понимая законность этого страха, он, однако, настаивал, чтобы их брали на службу, так как льготы для евреев в этом отношении раздражают мещан и крестьян. После долгих совещаний император утвердил следующую резолюцию: евреи, не могущие уплатить выкуп в полтораста гульденов для найма двух охотников, должны отбывать рекрутскую повинность натурою. Таким образом, богачи могли избавиться от службы, а вся тяжесть ее падала на средний и бедный классы. В 1806 году, когда военная гроза снова нависла над Европой, Франц II издал приказ о полном прекращении выкупа и об обязательности личной военной службы для всех. В годы освободительной войны (1813—1815) в австрийской армии служило много евреев из всех частей государства. Много еврейских голов пало во славу дома Габсбургов, который продолжал унижать своих еврейских подданных даже тогда, когда сам был унижен Наполеоном.
Конечно, не столько политические, сколько религиозные и вообще культурные причины усиливали отвращение патриархальных еврейских масс Богемии, Галиции и Венгрии к навязанной им военной службе. Летописец того времени, Авраам Требич из Никольсбурга, отмечал в своей хронике «Происшествия времен» («Korot ha’ittim», 1801) среди важнейших событий тревоги рекрутских наборов, на основании своих личных переживаний в главной общине Моравии. Он описывает, какое гнетущее впечатление производил в Никольсбурге вид проходивших еврейских солдат, вынужденных нарушать субботний покой, есть трефную пищу ежедневно, а в Пасху квашеный хлеб; рассказывает, как депутации от еврейских общин Богемии, Моравии и Галиции ездили к императору с ходатайством об освобождении евреев от личной службы, как они добились права выкупа (1792) и как ловили рекрутов, которые не могли уплатить высокий выкуп (1796). «Увидали юноши и спрятались», — парафразирует летописец стих Иова (29, 8), намекая на убегавших и прятавшихся от вербовки молодых людей. Из Богемии и Моравии многие юноши, стоявшие на рекрутской очереди, убегали в Германию или в русскую и прусскую Польшу, где еще не было обязательной воинской повинности. Некоторые из этих беглецов направлялись в Оффенбах, резиденцию Якова Франка и его дочери Евы. То были сыновья тайных франкистов, уцелевших еще в Праге и других местах и ездивших от времени до времени к главарям секты в Оффенбахе.
§ 37. Исправительная система в Галиции
В густонаселенной евреями Галиции, полученной от распавшейся Польши[53], ограничение их числа предельною нормою было невозможно, но здесь австрийское правительство находило другие способы утеснения евреев — конечно, с целью «исправления». В этом крае действовала особая еврейская конституция — «Патент терпимости» Иосифа II от 1789 года, позже дополненный множеством новелл и разъяснений в духе следующих царствований. И здесь репрессивный, по существу, законодательный акт носил благозвучное название: «Патент, в силу которого евреям предоставляются все права и преимущества прочих подданных». «Уравнение» заключалось лишь в том, что евреи были подчинены общегородскому управлению и суду, но зато у них было отнято единственное ценное наследие польского режима — широкое кагальное самоуправление, сокращенное до крайности. Экономическая жизнь подвергалась строгой регламентации. Запрещались наиболее распространенные прежде среди евреев профессии: аренда сельскохозяйственных промыслов, шинков, пивоварен, мельниц. Покупать в деревнях землю разрешалось только земледельцу для личной обработки. Во Львове запрещалось поселение новых еврейских семейств, а старожилам дозволялось жить лишь в определенных кварталах. В Кракове воскресло в 1796 г. старое гетто в пригороде Казимире (Kazimierz). Еврейским семьям вменялось в обязанность избирать себе фамильные прозвища, которых у большинства не было, для официальной регистрации. Браки подлежали строгому контролю, в связи с системою принудительного казенного просвещения, которая занимала главное место в «исправительной» политике австрийского правительства.
В обширном крае, где в духовной жизни еврейских масс царили раввинизм и хасидизм, где еврейское просвещение было для правоверных враждебною силою, способною сокрушить освященный веками быт, нужна была свободная борьба света со тьмой, работа пионеров цивилизации, опирающаяся на убеждение, а не на силу. Вместо этого австрийское правительство решило насильственно насадить просвещение, не скрывая своей конечной цели: создать новое еврейство с минимумом национальной культуры. Исполнение этой миссии взял на себя еврей, вышедший из берлинского кружка просветителей и сыгравший фатальную роль в Австрии: Герц Гомберг.
Уроженец старой чешской Праги, питомец талмудической школы, Гомберг прозрел во время своего пребывания в
