в тишине и покое: ведь султан и в таком состоянии может показывать свою милость к нему, как и в то время, когда вознес его, слугу, в высокое положение. Сулейман, слушая эти умные речи, сжалился над Ибрагимом и похвалил его доброе сердце, не желая упустить ничего, чем он мог бы его утешить. Он поклялся, что, пока он, султан, жив, он никогда не причинит Ибрагиму зла, какие бы для этого ни были причины.
Ибрагим, выслушав эти обещания и утешившись, стал служить султану еще с большим рвением. Сулейман же, чтобы еще убедительнее показать ему свое доверие, сделал его великим визирем. Позже Сулейман осуществил успешные походы в Венгрию, затем в Персию. Ибрагим участвовал во всех этих походах. Он стал таким могущественным и богатым и пользовался такой милостью султана, что все боялись его.
Мать султана и Роксолана, жена султана, видя это, стали сильно завидовать Ибрагиму, потому как обнаружили, что дела уже не в такой степени находятся в их руках, а находятся в руках визиря. Поэтому стали они искать способа, чтобы его погубить. Ибрагим, почувствовав это, понял, что беззаботная жизнь может дать Сулейману повод уступить материнской любви и жениным ласкам, а потому постарался отправить Сулеймана в новый поход против персов. Сулейману такой план весьма пришелся по душе: ни один властитель так не любил войны и не был в них так удачен, как он. При всем том он не сразу последовал совету Ибрагима, ибо как раз заключил договор с персидским царем. Но Ибрагим, желая добиться своего, придумал такой способ: позвал он из города Дамаска знаменитого астронома, чье имя было Мулей, про астронома этого говорили, что он хорошо умеет предвидеть будущее. У властителей, как и у всех людей, есть свои слабости, и счастливее те люди, у кого их меньше всего. Сулейман пожелал видеть астролога, Ибрагим привел его к султану, но сначала обстоятельно поговорил с ним. Астролог предсказал: ежели султан начнет войну, то станет персидским царем. Честолюбие ослепило Сулеймана, и он, забыв про заключенный с персидским царем договор, двинулся в поход с войском из шестисот тысяч человек. Там он провел несколько лет, но поход его был неудачным, и вернулся он в Константинополь с четвертью своего войска и с великим гневом как на астронома, так и на своего визиря. Мать и жена султана, видя его гнев, тут же постарались объяснить неудачу похода предательством визиря и, собрав всех недоброжелателей бывшего любимца султана, уверили его в том, что визирь сговорился с персидским царем, получив от него большие деньги. Кроме того, вызвав в Порту из Вавилона тамошнего пашу, они тайно привели его к Сулейману, и паша много всего наговорил ему о коварстве визиря. В то же время мать и жена султана, каким-то образом разузнав, что визирь прежде состоял в оживленной переписке с Карлом V и с Фердинандом, нашли способ выкрасть часть этих писем и передать их султану. А султан, расценив все это как неблагодарность и предательство своего первого министра, решил его казнить. Но вспомнив о своей давней клятве, собрал проповедников и священников, позвал даже самого муфтия и изложил им все, рассказав и о своей клятве. Долго они размышляли, но ничего не могли решить; тогда один из священников сказал Сулейману: поскольку ты дал клятву, что при жизни своей не казнишь визиря, то вели его задушить в то время, когда ты спишь, поскольку сон — это как бы смерть, так что ты не нарушишь свою клятву. Остальные поддержали этот совет. Сулейман позвал к себе визиря, оставил его на ужин, потом дал ему в руки письма, чтобы тот их прочитал вслух. Когда тот прочитал, он стал упрекать его в предательстве и неблагодарности, и, велев заключить под стражу, приказал задушить, пока он, султан, спит, что и было исполнено[350]. Так что спокойной ночи, милая кузина. Я тоже пошел спать, но перед этим отдам приказ, чтобы, пока я сплю, были убиты все мои блохи. Потому что очень их много.
98
Родошто, 4 martii 1733.
Милая кузина, короли, оказывается, смежают очи точно так же, как мы: как раз пришла весть, что 1-го februarii польский король Август[351] умер так же, как обычный человек: душа его покинула, а смерть в нем осталась. Упокой его, Господи, он был хороший король. Ежели он правил долго, то он этого заслужил, потому как, пожалуй, никогда ни один король не умел так пользоваться своей королевской властью, как он. Никогда у поляков не было короля, который дал бы им столько же веселья, столько же разных праздников, как он. О женщинах я уж и не говорю, те будут оплакивать его сто лет. При жизни его они даже не думали про рай — так он умел их развлекать и угождать им[352]. Словом, можно сказать, он был достоин королевского титула: умел и пользоваться своей властью, и обращать ее на мирские радости. Поначалу, правда, правление его было довольно тернистым, до тех пор, пока не побили шведского короля[353], однако после этого он ухитрился снять для себя много плодов. Сколь много несказанно прекрасного последовало из обращения его в нашу веру![354] После Мартина Лютера[355] корни и гнездо лютеранской религии находились в Саксонии. Продолжалось это двести лет; за все это время во дворцах саксонских электоров[356] не справляли священную службу; но теперь ее справляют как там, так и в других местах в стране. Так что обращение его в католицизм послужило великому прославлению Господа и великой пользе матери Церкви. Уже и сын его — папист[357], и дети сына — паписты, через короткое время вся страна будет папистской. Он был большим доброжелателем нашему господину. Не может того быть, чтобы после стольких лет мира не увидели мы в Европе какой-никакой войны, потому как выборы короля в Польше тихо не проходят[358]. Сейчас в борьбе за королевский трон впереди двое: сын усопшего короля и Станислав. Первого поддерживают султан и московская царица[359], второго — французский король, поскольку он живет с его дочерью, так что не может не помочь[360]. Пускай они себе грызутся. Я знаю, немало у них найдется и медных ходатаев[361]. Когда французский король пошел войной против императора[362], чтобы отобрать земли, принадлежавшие его жене, Леопольд спросил у французского посла: в чем право
