— Морскими милями, черт возьми!
— Самыми что ни на есть морскими, но давай позволим себе пожить спокойно после стольких опасных приключений, которым пора положить конец.
— Ты соскучишься по ним!
— Сомневаюсь, их слишком много!
— А между тем, чтобы жить, нужно есть, — напомнил парижанин.
— Недурная мысль.
— Бо предусмотрительно забросил в наш корабль на колесах съестные припасы покойника О’Брайена…
— Богоугодный поступок! Мой желудок будет вечно признателен нашему другу!
— Я заторможу… или застопорю машину, как говорим мы, моряки… и поедим.
— Голосую «за» обеими руками и особенно зубами! У меня каннибальский аппетит!
ГЛАВА 8
Легкий перекус. — Веселое плавание. — Причалили. — Ужасное пробуждение. — На поляне гигантских гераней. — Тот, кого не ждали. — Бедный Тотор! — Неслыханное оскорбление. — На пороге смерти. — Залп.
Тотор, как и его спутники, съел целую миску разведенной в воде муки, вытер губы обшлагом рукава и серьезно сказал:
— Это сразу и хлеб, и каша, и суп, и клейстер… жаловаться нечего…
— Все же я добавил бы на десерт клубнику в шампанском.
— У меня нет такой привычки, я предпочел бы пакетик жареной картошки.
— Не пробовал!
— Ну да, ты миллиардер! Но это и есть клубника в шампанском парижских гаврошей и мидинеток…[186] Когда будешь в Париже, я тебе куплю на два су… Вот увидишь… ради одного этого стоит приехать!
— А пока мне не хватает только зонта.
— Действительно, припекает солнышко на этом спокойном озере, по которому разъезжает автомобиль с выпивкой в брюхе.
— О, знаешь, я жалуюсь не всерьез, на самом деле я счастлив, что все опасности позади…
— Хм… Не будем распевать победные песни раньше времени!
— Чего же ты боишься сейчас, на этом маленьком море, которое мы переплываем, не оставляя следов?
— Не очень-то успокоишься с разбойниками, которые у тебя за спиной, а особенно — с ужасным бандитом, скромно именующим себя Королем Ночи. Возможности его столь же безграничны, как его ненависть и злоба!.. Смотри, вот странно!
— В чем дело?
— Стараюсь рулить на восток, а нас неумолимо сносит на юг…
— Вероятно, сильное течение; может быть, река пересекает озеро.
— Правильно, — отозвался Тотор. — Я останавливаю машину.
— Зачем?
— Чтобы сберечь перно[187] и спокойно дрейфовать по течению.
— Опыт мореплавателя, предусмотрительность, бережливость… Нет, ты действительно король шоферов!
Автомобиль плыл и плыл, а трое беглецов, чтобы не перевернуть его, не осмеливались даже шевельнуться, от напряжения у них болели спины, а ноги сводило.
И все же друзья продолжали беззаботно болтать, наперекор усталости, жаре и лишениям, и понемногу успокаивались относительно исхода их экстравагантного и рискованного предприятия.
Наступила ночь, а с нею пришла прохлада. С близкого уже берега долетал бриз, пропитанный благоуханием роз.
Уносимые течением друзья плыли, плыли, любуясь круговращением звезд, борясь с дремотой, с нетерпением ожидая восхода солнца.
Вдруг они почувствовали легкий толчок, и автомобиль замер. Темные массы листвы закрывали начинавший светлеть горизонт.
— Причалили! — радостно вскричал бывалый моряк Тотор.
— И вовремя, потому что я падаю от усталости, — зевая, ответил Меринос.
Через четверть часа уже рассвело. Автомобиль был вынесен на небольшую отмель из красного песка в десятке метров от берега.
Тотор запустил мотор, выехал из воды и через двести метров остановил машину на лужайке с чудесной травой, на которой жемчужинами сверкала роса.
У парижанина вырвался крик восхищения. В окаймлении синих эвкалиптов-небоскребов, толстых казуарин вдаль уходил великолепный партер[188] гигантских гераней, каких еще никогда не видывал человеческий глаз. Высотой в десять — пятнадцать метров, с обильной листвой, они как звездами были обильно усыпаны неисчислимыми соцветьями всех оттенков. А запах! Настоящий аромат роз — им было пронизано все… Пришедший в экстаз Тотор кричал:
— Ты только посмотри, только посмотри! Нет ничего прекрасней во всем мире! Честное слово, это, должно быть, личный сад феи цветов! Взгляни же, этому нельзя не поразиться…
— Тотор, верю тебе на слово, но я засыпаю… Я обязательно повосхищаюсь, когда проснусь.
— Я, собственно, тоже засыпаю на ходу, но наверняка увижу это во сне!
Оба свалились на землю и заснули, не заметив даже, что неутомимый, преданный Бо подобрал винчестер и нырнул в благоухающие заросли, умиленно взглянув на юношей:
— Спите, ребятишки… спите спокойно, а я пойду добывать еду.
Насколько сон был целительным, настолько внезапное пробуждение — ужасным. Тотор и Меринос не проспали и часа, как ощутили, что их грубо хватают, расталкивают, встряхивают.
Разбитые усталостью, лишениями и волнениями последних дней, они зевали и отмахивались. Юноши никак не могли вырваться из глубокого, сладкого оцепенения сна.
Друзья думали, что видят кошмарный сон. Меринос что-то ворчал, а Тотор протестовал, каждым жестом показывая, что он не может и не желает проснуться. Грубая тряска продолжалась. Пришлось приоткрыть тяжелые веки — спящие стали полуспящими.
Но прежде чем они окончательно пришли в себя, их связали крепкими путами по рукам и ногам. Только это заставило их очнуться. Что же они увидели!
В изысканном окружении ароматных цветов, у великолепных деревьев, в листве которых кувыркались и порхали легионы[189] болтливых попугаев, в атмосфере мира и отдохновения, на лужайке с шелковистыми травами, прямо-таки созданной для приятного сна, стояли мрачные и злые оборванцы — около дюжины разбойников.
Бородатые, лохматые, вооруженные до зубов, они расседлывали лошадей, уже пощипывавших соленые травинки blue grass[190].
Несчастные пленники содрогнулись: все, на этот раз — конец!
— Гром и молния! — вскрикнул Тотор. — Бушрейнджеры!
Меринос испустил вопль ужаса. Задыхаясь, он едва выдавил из себя:
— Он… он… чудовище!
Над ними, на фоне светлого небосвода, склонилось покрытое шрамами, распухшее от недавних ожогов черное лицо. А сквозь ироничную гримасу и белизну волчьих зубов брызнул смех:
— Да, да, чудовище, это я, хозяин, Король Ночи!
О, этот демонический смех, предвещавший утонченные пытки и страшную месть!
Дена, который появился в аккуратном костюме туриста, с белым шлемом на голове, биноклем на ремешке, пожалуй, можно было принять за путешествующего чиновника или исследователя, если бы не его бандитская физиономия да свита головорезов.
