Сейчас же Джойс понял, что готов сложить с себя добровольно взятую обязанность присматривать за остальными. Он осознал, что ему действительно безразлично, возьмет ли экипаж «Дракона» приз. Теперь ему было все равно, сможет ли он доучиться и получить официальный диплом. Столько десятков лет он прятался и пытался добиться какой-то цели… Наверное, он перегорел, и наступила полнейшая апатия. Сейчас он не видел никакого пути и не пытался его искать, потому что все казалось бессмысленным. Ему не удастся снова спрятаться или сбежать — рано или поздно они его найдут. Они не дадут ему доучиться в Космостаре, не позволят поступить в какой-то другой университет… Они будут гонять его по всей Вселенной, как зайца, будут преследовать в надежде подавить его волю настолько, что он согласится сотрудничать с ними.
Только все зря. Он не согласится. Он дал клятву над телами своих погибших родителей. Такие обещания назад не забирают.
— Вызывал? — спросил Джойс, перешагивая порог командного центра.
— Садись, — махнул капитан.
Джойс небрежно опустился в кресло. Но Бледа не торопился начать разговор. Мялся, отводил глаза, хмурился.
— Давай побыстрее покончим с этим, — поторопил его Джойс.
— Да-да, конечно, — отозвался Бледа, вздохнул и неожиданно спросил, — получается, я чуть не погубил весь экипаж?
— Джейн рассказала?
Бледа кивнул.
— И что конкретно она тебе рассказала? — уточнил Джойс, стремясь выяснить, как много известно капитану, чтобы выбрать нужную линию поведения.
— По какой-то причине я поднял температуру на корабле, причем настолько высоко, что все впали в кому. Джейн смогла разбудить только Соль, а та уже подняла тебя, и вдвоем вы сумели оттащить меня от пульта терморегуляции, а потом оказали помощь всем остальным членам экипажа. Всё так?
— Всё так, — кивнул Джойс, не подавая вида, что его удивил вопрос Бледы.
Капитан не доверял Джейн?
— Я абсолютно этого не помню. Я даже не понимаю, что могло меня подвигнуть на это. На видеоизображении я просто подошел к пульту и начал поднимать температуру, а затем лег на него, видимо, чтобы помешать кому-либо вмешаться.
— Может быть, ты замерз, — пожал плечами Джойс. — Ты же знаешь, что гиперпространство странным образом воздействует на мозг. Мало ли что могло тебе показаться.
— Меня удивляет другое… Почему Джейн не подняла панику? Почему не позвала кого-то, кто мог бы мне помешать? Ведь не сразу же все стали впадать в кому!
— И что же говорит Джейн? — невозмутимо спросил Джойс.
— Джейн говорит, что не вмешивалась, считая, что, возможно, я действительно чувствовал холод. Она же только компьютер, ей не подвластны человеческие чувства, и она допускала, что люди могут замерзать из-за, скажем, чисто психологических причин, даже когда объективно климат корабля находится в норме. Пока температура не поднялась до опасных цифр, она не вмешивалась, а потом уже стало поздно.
«Забавно, — снова отстраненно подумал Джойс. — Бледа в панике, не только потому что невольно подверг экипаж опасности. Он испуган, потому что считает, что не может доверять Джейн. Кому же можно доверять, когда даже бесстрастный компьютер норовит тебя обмануть? Уж точно не человеку. Другими словами, доверять нельзя никому. Добро пожаловать в мой мир, Берсерк!»
Вслух же он беспечно произнес:
— Да, это вполне возможно.
Бледа остро глянул на него:
— Мне придется сообщить о ситуации экипажу.
Джойс мысленно хмыкнул. Бедный Бледа! Боится, что его признание подорвет доверие его людей.
— Тебе не обязательно говорить им…
— Но как же? Они все равно захотят узнать, из-за чего были в коме. Мне так или иначе придется объяснить…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты не дослушал, — лениво перебил его Джойс. — Ты расскажешь им все, как было, только поменяешь нас местами. Я поднял температуру, а Соль разбудила тебя, и ты всех спас.
Когда он произносил прозвище девчонки, где-то глубоко внутри что-то кольнуло.
— Но… — Бледа колебался, не желая лгать и боясь сказать правду.
— Так будет лучше для всех, — устало произнес Джойс. — Ты для них свой, я чужак. Они и так меня недолюбливают. Будет хуже, если ты потеряешь их доверие, а мне они все равно не будут доверять так, как тебе. На корабле начнется разброд и шатание. Зачем им знать правду? Ты как командир должен выбрать тот вариант, который послужит успеху миссии, а свои страдания из-за невовремя проснувшейся совести прибереги на потом.
— Так вот как ты… — начал Бледа.
— Если ты снова про Ника, то лучше на начинай, — оборвал его Джойс и встал. — Я предложил тебе вариант, а ты решай.
Он развернулся и в полной тишине вышел из рубки.
* * *
Одиночество действовало угнетающе. Когда-то давно, в глубоком детстве Есения прочитала рассказ Станислава Лема о пилоте Пирксе. Описание его экзамена в депривационной ванне произвело на нее огромное впечатление. И будучи ребенком, она спрашивала себя: «А смогла бы я?» Тогда ей казалось, что нет, не смогла бы. Она даже две минуты не могла постоять на остановке, непременно шла пешком, потому что ее натура требовала действия. В подростковом возрасте она ненавидела, когда ее как члена патруля просили постоять на страже. Ведь в это время нельзя было ничем занимать свой мозг — только стоять и таращиться по сторонам, сохраняя внимание. Считалось, что женщинам такое дается легче — не секрет, что именно поэтому в свое время среди снайперов было много женщин: они могут сохранять долгую неподвижность часами, не теряя концентрации. В эти моменты Есения подозревала, что ей стоило родиться мужчиной, так как эта так называемая «женская» особенность ей была абсолютно неподвластна. И это в нормальной ситуации, когда органы чувств работают нормально. Что же с ней было бы, если бы она была полностью отрезана от информации извне? Да она и полчаса бы не выдержала, прервала бы экзамен, если бы не успела за это время сойти с ума.
Она знала, что одним из испытаний дальних космонавтов была камера сенсорной депривации, где проверяли их выдержку, только не в течение семи часов, как у пилота Пиркса, а намного-намного дольше, да и способы «отключения» чувств были более совершенными.
Но был и еще один экзамен, который заставлял Есению содрогнуться, когда она лишь думала о нем. Это было называемое «абсолютное одиночество», когда испытуемого оставляли в каком-то участке космоса совершенно одного и улетали. И вот несчастный, одетый лишь в скафандр безо всяких средств для регуляции движения и без средств связи, был вынужден хаотично болтаться в безвоздушном пространстве в течение несколько часов, пока за ним не прилетали. Многие не выдерживали такой психологической нагрузки. Им начинало казаться, что про них забыли, что их потеряли, что они могут врезаться в какой-то объект и повредить скафандр, а рядом не будет никого, кто бы смог им помочь. В итоге они начинали испытывать такой страх, что становилось ясно — им никогда не быть космонавтами. Есении, обманом пролезшей в студенты далькосма, ранее не приходилось проходить эти испытания. А вот теперь…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
«Сама виновата», — в который раз повторила Есения, изнывая от скуки. Прошло всего несколько часов с момента, когда Бледа приказал ей оставаться на орбите Первой «до выяснения обстоятельств», а ей уже казалось, что про нее все забыли, что она осталась одна в этой галактике, что «Дракон» благополучно завершил свою миссию и отбыл в обратном направлении.
