Юношеский музей озера Эри поручил Сюзи и Джорджу собирать экспонаты: этот музей является единственным в своем роде заведением в Кливленде. Обязанности хранителей, директоров и художников в нем исполняют дети. Молодым исследователям музей выдал специальный флаг, не хуже флага Национального географического общества. Каждое утро при усиливающемся ветре мы поднимали этот флаг на судне и выходили к Красному рифу. Пока старшие дети охотились с копьями за крупной рыбой, а Барни и я были заняты фотосъемкой, Джордж и Сюзи собирали раковины, ловили губки и других представителей фауны, обитавших в ярких коралловых садах этого рифа. Вечером по возвращении на берег младшие дети бережно раскладывали свои сокровища для сушки. К концу недели у них набралась крепко пахнувшая коллекция морских червей, скорпионов, огурцов, звезд, гниющих моллюсков, вяленой рыбы. Совершенно неожиданно произошел трагический инцидент. Однажды ночью худая, костлявая свинья, жившая на заднем дворе, вырвалась из своего загона и сожрала всю коллекцию. Наука потерпела урон, который можно было сравнить только с пожаром Александрийской библиотеки. Но от этого энтузиазм младших детей только лишь усилился. Они уже прослышали, что есть куда более интересные вещи, чем морские раковины.
В Стэниэд Крик мы подружились с женщиной, которой перевалило за сто лет. Она жила с дочкой, веселым дитятком в возрасте 87 лет. Когда мы представили старушке наших детей, ее что-то озадачило.
— Это четверо детей ваши? — спросила она, указывая на трех девочек и Джорджа.
— Мои, — ответила я.
— А те двое остальных — ваши внебрачные дети?
Я и не пыталась пускаться в объяснения; было совершенно очевидно, что прапрабабка маленького Джо все равно мне не поверила бы.
Эта старая женщина родилась во времена рабства. У нее остались в памяти те времена, когда народ острова Андрос трудился на плантациях во внутренней части острова, ныне покинутой и почти недоступной. С религиозным жаром она рассказала нам о таинственном месте в центре острова, где океан, пузырясь, выходит на поверхность земли. Она назвала это место «Ямой океана». По ее словам там обитала русалка.
— Я знала мужчину, который видел ее, — рассказывала она — Он наблюдал, как она расчесывала свои волосы. Затем, понизив голос до шепота, она сказала:
— Я часто слышала, как она ударяла хвостом о воду.
Джордж отнесся к рассказу о русалке скептически, но Сюзи не могла остаться равнодушной. Дочь старухи и все прочие присутствовавшие подтвердили его правдивость.
— В этой яме, — говорили они, — водятся не только русалки, но даже маленькие фарфоровые птички, огромные рыбы с одним глазом посередине черепа, как у циклопа.
Для того чтобы компенсировать потери, нанесенные жадностью свиньи, требовались всего-навсего одноглазая рыба, маленькая фарфоровая птичка и высушенная на солнце русалка. Обладая такими экспонатами, Юношеский музей озера Эри затмил бы научную славу Американского музея естественной истории.
Делать было нечего. Мы отправились в поход за русалкой, в «получасовое» путешествие в глубь острова.
В течение первых двух с половиной часов, съедаемые москитами, мы брели по колено в жидкой грязи. Еще на судне Барни, споткнувшись о крышку люка, сорвал кожу с пальца на ноге. Во время этого похода мокрый песок растер его палец до крови. Это обстоятельство причиняло Барни неописуемые страдания. У меня подкашивались ноги под тяжестью фотоаппаратов. Как и Сюзи, я надеялась собственными глазами узреть живую русалку. Наш путь пролегал через крутые горы и густые сосновые леса. Нам приходилось преодолевать плоские равнины пустотелого известняка, в ячеистой толще которого наши шаги отдавались гулким эхом. Нам встречались колодцеобразные ямы, уходившие на глубину 50 футов в пористый камень. Следуя лесом, мы не смели взглянуть вверх, так как боялись свалиться в покрытую листьями каменную яму или нарваться на штыковидные иглы агав. Проходя через сосновый лес, мы до нитки вымокли под ливнем. На открытом месте мы изнывали от жары. Воздух по влажности напоминал турецкую баню. Как оказалось, наш проводник в последний раз был у Ямы океана 18 лет назад. Барни и я потеряли всякую веру в существование этой Ямы. Только дети не теряли бодрости духа и горячего желания побывать там. Мы обреченно тащились за ними. После тысячного укуса москитов мы наконец добрели до небольшого водоема с коричневой застоявшейся водой.
Внутренняя часть острова Андрос представляет собой лабиринт ям и тоннелей, образовавшихся в результате эррозии осадочных пород. Яма океана была не чем иным, как самой большой из этих известняковых ям. Ее «бездонная» глубина достигала 25 футов. Океанская вода оказалась обыкновенной дождевой водой. Рыба с оком циклопа оказалась пресноводной лютианидой. Как и у морской лютианиды, у нее два нормальных глаза. Надев маски и ласты, мы спустились под воду, вооруженные ружьями, стреляющими копьями. Но никакой русалки мы так и не обнаружили. Юношескому музею озера Эри не повезло.
В те дни, когда море было слишком бурным, чтобы нырять за Внешним рифом, мы ходили на лодке вдоль побережья Андрос по отмелям и ныряли в синие ямы, которые соединены с морем лабиринтом подземных тоннелей. В этих ямах холодная бурлящая вода, поступающая из океана, смешивалась с нагретой солнцем водой отмелей, образуя мерцающие миражи, подобно тепловым воздушным волнам. Вода увеличивала и искажала мириады рыб, которые подплывали к прохладной океанской воде, чтобы питаться планктоном. Частенько случалось, что нас застигал штиль вдали от берегов, и нам приходилось покидать судно, чтобы уйти от туч москитов, налетавших с берега, и отправляться пешком домой за много миль по белым песчаным берегам. Однажды при малой воде мы крепко сели на мель. Дети, закусив дыхательные трубки, спустились под воду и подставили плечи под днище судна. Дыша через эти трубки, они двигались под водой, приподнимая и подтягивая лодку по песку.
Однажды капитан Джо доставил нас к точке, лежавшей в двадцати милях по берегу, где находился затонувший корабль. Наше воображение уже превратило его в груженный сокровищами галеон. Он оказался нефтеналивным танкером, погибшим во время урагана 25 лет назад у мыса Мастик. Огромный корпус покраснел от ржавчины. Он лежал, наполовину высунувшись на поверхность, как выброшенная на берег исполинская туша кита. Корпус переломился надвое, ударившись о хребет подводного камня. То, что капитан Джо принимал за пушки, было обломками труб и машин, разбросанных по дну моря.
Мы спустились за борт мористее. Там разбитое судно, окутанное таинственностью, лежало безмолвно на глубине 40 футов. Под нами была темная синева глубины, освещавшаяся мириадами сверкающих маленьких рыбешек. Они висели серебряными облаками. Ныряя, мы врезались в эту рыбную гущу, которая расступалась перед нами, обнажая красный безжизненный корпус корабля. Дети, как вечно юный Питер Пэн, спускались в звездный сумрак «Никогда не существовавшего мира». Они ныряли в отверстия и столь же быстро выскакивали из них, как будто преследуемые капитаном Хукком и его пиратами, обитавшими в затопленных трюмах. Подул ветер. Море разбушевалось. Волны разыгрались между переборками. В железных отсеках раздавались глухие удары. Парусник, стоявший на якоре под защитой рифа находился в двух милях от нас. Парусные шлюпки, которые доставили нас к затонувшему танкеру, неистово прыгали в разбушевавшемся море, ударяясь о борт корабля. Мы спустились и направились к паруснику. Порыв ветра сломал мачту меньшей шлюпки, а на другой вывел из строя руль. Мы пытались грести, но ветер и течение оказались сильнее. Нас относило в море. Волны уже заливали шлюпки. На большей шлюпке вместо сломанного руля приспособили гребное весло. Меньшую шлюпку, потерявшую мачту, взяли на буксир. Мы ходили взад и вперед переменными галсами, перекладывая парус каждую милю, но у шлюпок не было выдвижных килей. Приходилось преодолевать и встречное течение, и ветер, дувший в лоб. Шлюпки заливало. Все вычерпывали воду консервными банками, туфлями и шляпами.
