— Поспите, — посоветовал тюремщик, и она послушно закрыла глаза.
Тюремщик вышел и унес с собой фонарь. Лоренца услышала скрежет ключа в замке, потом лязганье засова, и в ее камере стало совсем темно. Однако сон не шел к разбитой усталостью Лоренце. В голове у нее огненным вихрем крутились мысли, и она никак не могла разобраться, что же произошло...
По сути, она должна была бы быть довольна. Еще вчера вечером она твердо решила, что предаст себя в руки правосудия и потребует, чтобы была восстановлена справедливость. Но происходящее так отличалось от того, что она себе вообразила! Она представляла, что вернется в Лувр, потребует аудиенции у короля, и Его Величество воздаст ей по справедливости, положив конец недостойным слухам, обвиняющим ее в смерти маркиза де Сарранса. Даже мертвого де Сарранса она не удостаивала именем супруга! Ведь после исчезновения Тома де Курси только король знал всю правду об этой истории. Конечно, ее знала еще и мадам де Верней, но Лоренца ни за что на свете не призвала бы ее в свидетели. Королева ненавидела Генриетту — и не без причины, — и со стороны Лоренцы было бы черной неблагодарностью так расплатиться с ней за гостеприимство. Лоренца хотела выйти из заточения на свет божий. Она и подумать не могла, что окажется в полной тьме, в тюремной камере, где стараниями ее злобной крестной матери может остаться забытой навсегда...
Но до того, как мечты превратились в страшную гнетущую действительность, случилось чудо, она вдохнула глоток свежего воздуха, вспорхнула на крыльях надежды: она вновь была готова стать «багажом» своего дорогого посла! Уехать без пышности, с которой приехала, но зато в родную Флоренцию!..
К горестным мыслям присовокуплялся не менее горестный вопрос: как случилось, что королевская стража ждала их у ворот Сен-Жак? У Лоренцы не возникало сомнений: кто-то знал, что Джованетти ее увозит... Если только приказ о срочном отъезде посла не был ловушкой... Если только за Джованетти не следили, чтобы поймать именно ее?.. Трудно понять, был ли у нее недруг, который ее выдал, или она попалась в расставленный силок... Но в любом случае, ее схватили, воспользовавшись отсутствием короля, а значит, она обречена на худшее...
Не в силах заснуть, Лоренца попробовала молиться, но и молиться не смогла, такой ничтожной, такой раздавленной она себя чувствовала! Бог был всемогущ, а она— жалкая песчинка, и какое Всемогущему дело до пыли, до праха? Как могла она надеяться, что он снизойдет до нее, расслышит ее мольбу среди бесчисленного множества песнопений, прославляющих его мощь и силу?
О том, что настало утро, Лоренца узнала по приходу тюремщика, он принес ей горячего супа и кусок хлеба, и она приняла их с благодарностью. Несмотря на плащ и одеяло, она промерзла до костей и ощущала как великое благо возможность греть ледяные руки о грубую глиняную миску с чуть ли не кипящим супом.
— Ешьте, пока горячий, — посоветовал тюремщик. — Супчик вас подкрепит. А я вам тут в кружку еще винца налил.
— Спасибо... Вы обо всех арестантах так заботитесь?
— Нет. Даже о тех, кто денежки платит, так не забочусь. Но вы такая молоденькая... И за эту ночь еще больше осунулись...
— Я тяжело болела и еще не до конца выздоровела...
— Скоро вас поведут к господину прево города Парижа. Как вы думаете, выгорит ваше дело?
— Я думаю, что все должно обойтись. Но с вашей стороны очень любезно так заботиться обо мне. И все-таки скажите, с какой стати?
— Вы мне напомнили одну девушку... Вот только имя ее я запамятовал, но она была не из знатных, просто бедная девушка... Примерно ваших лет и тоже красивенькая. Ее отдали в руки палачу, а преступление-то совершила не она. Только узнали об этом поздновато. Вот какие истории, бывает, приключаются, — сообщил он, грустно покачивая головой. История Лоренцы не была веселее, но все-таки она улыбнулась тюремщику.
У него было доброе сердце, даже если он помогал ей по каким-то личным мотивам.
— И как же она умерла?
— На виселице. Я же сказал вам, она была из простых. А вы, ясное дело, имеете право на плаху... Впрочем, у вас еще будет время обо всем поразмыслить, когда вам вынесут приговор.
Похоже, он не сомневался, каким будет приговор... Сказал и ушел. И тогда Лоренца спохватилась, что не спросила даже, как его зовут...
Где-то около полудня к узнице явились стражники с алебардами, чтобы отвести ее на другой конец сводчатой галереи, где находились резиденция прево и Зал заседания суда. Когда-то там сидели еще и чиновники министерства финансов, но господин де Сюлли перевел их в одну из башен Бастилии, которая с тех пор стала именоваться Сокровищницей.
Лоренцу ввели в большую комнату на первом этаже, узкую и длинную, с одним-единственным узким окном, прорубленным в толще стены. Света к тому, что сочился из окна, добавляли два горящих факела, прикрепленных к стене железными скобами, и два канделябра, стоящих на столе, за которым сидели три человека. Тот, что находился в середине, занимал подобие небольшой кафедры, приподнятой над остальными, и у него над головой висел герб Франции с геральдическим корабликом Парижа. Это был прево со своими двумя помощниками, все они были одеты в черное, и перед ними лежали какие-то бумаги.
Сбоку у окна, в самом светлом месте комнаты, за высоким столиком стоял четвертый человек и что-то писал, а возле него пятый, тоже в черной одежде, он держал объемистый бумажный свиток. Один из этих двоих был секретарем суда, а второй прокурором по фамилии господин Женен. В помещении находились еще два солдата в красной с синим форме, какую носят городские стражи порядка. Солдаты охраняли маленькую дверцу в глубине комнаты. Больше в комнате никого не было. Заседание суда должно было проходить при закрытых дверях.
Конвой хотел усадить узницу на деревянный табурет, специально предназначенный для подсудимых, который стоял напротив прево на большом открытом пространстве. Но Лоренца отказалась сесть, не желая занять место обвиняемой. Ей развязали руки, и она машинально стала потирать их, словно хотела счистить с них грязь. Осознав, что она находится перед судьями, от которых зависит ее жизнь, она задержала дыхание, стараясь справиться со страхом, который внезапно овладел ею. Ей было очень холодно, но она прилагала неимоверные усилия, чтобы не дрожать, Лоренца не хотела, чтобы эту дрожь сочли проявлением малодушного страха.
Приступили к чтению обвинительного акта.
— Перед нами, королевским прево Жаном д'Омоном, и судом, заседающим в замке Гран-Шатле, предстала Лоренца Даванцатти, рожденная в городе Флоренция, в Тоскане, 27 октября 1581 года от благородных родителей. Она обвиняется в убийстве ночью 3 декабря благородного сеньора Гектора Людовика Гастона, маркиза де Сарранса из Беарна, с которым она была соединена узами христианского брака, — прочитал прево и спросил, устремив на узницу суровый взгляд: — Признаете ли вы свою вину?
