прежде видела его только на фотографиях. На фотографиях из Этнографического музея и с уличной камеры…
Валентин Лыков!
Дуся выразительными жестами показала Лебедкину, что они нашли своего подозреваемого. Глаза у Петьки радостно заблестели, он потянулся к двери…
Дуся снова взглянула в окно – и встретилась глазами со связанной женщиной. Та что-то пыталась ей сказать…
Дуся не умела читать по губам – но ей все же показалось, что она разобрала одно слово, которая та повторяла раз за разом: «Уши».
При чем тут уши?
И тут она вспомнила все три убийства, которые они с Петькой расследовали. Во всех трех случаях у жертв были повреждены барабанные перепонки…
Дуся наклонилась, подобрала с земли комок глины, слепила два катышка и заткнула уши. Остаток глины кинула в Лебедкина.
Тот уже собирался войти в дом, но повернулся, недоуменно взглянул на Дусю и что-то спросил.
Она не расслышала его вопрос, но прошипела в ответ:
– Заткни уши! Заткни их глиной!
В глазах Петьки мелькнуло понимание, он сделал себе такие же затычки и только после этого ворвался в дом…
Дверь комнаты распахнулась, в нее забежал полицейский. Он разевал рот, что-то кричал – но Мила не слышала его слов. Через заглушки в ушах до нее доносились только жуткие завывания – хотя и приглушенные, но все равно страшные.
Убийца с черепом в руках повернулся навстречу полицейскому, дунул еще сильнее…
Полицейский шел к нему, словно против сильного ветра.
Вот он приблизился на расстояние вытянутой руки… выбил из рук убийцы череп…
И в комнате сразу наступила тишина, словно закрылись двери ада.
Полицейский повалил убийцу на пол, заломил его руки за спину, что-то проговорил – должно быть, произнес формулу ареста.
Тут же в комнату вбежала его напарница, огляделась, что-то проговорила…
Мила все еще ничего не слышала.
– У меня уши заткнуты! – проговорила она, не слыша собственного голоса.
Яркая женщина подошла к ней, вынула беруши…
– Слава богу, вы успели! – проговорила Мила с искренней благодарностью. – Он привез меня сюда как подопытного кролика… хотел ставить на мне опыты…
– Ну все, мы его остановили! Теперь надо заставить его говорить. Что его толкнуло на все эти преступления, как он их провернул…
– А я вам все могу рассказать! – оживилась Мила. – Он мне всю свою историю поведал! Очень уж он хотел заполучить этот «свисток смерти», из-за него убил археолога в аэропорту, а я шла мимо и случайно увидела, как он мыл окровавленные руки. Ну, а дальше пошло… Он троих убил, меня последнюю нашел, вы знаете?
– Знаем. Ну, ты просто бесценный свидетель! Петька, слышишь, эта девушка даст подробные показания…
– Что? – переспросил Лебедкин, прижимая руку к уху. – Извини, ничего не слышу, уши болят!
– Ох ты! Видимо, плохо уши заткнул, у меня все в порядке! Ну ничего, скоро врачи подъедут, помогут тебе. Жив – и то уже хорошо!
Дуся снова повернулась к Миле:
– Сегодня отдохни, а завтра приходи в отделение, дашь нам показания…
– Ох, завтра не могу! – проговорила Мила, и настроение у нее сразу испортилось. – Завтра у меня очень важная встреча…
Она хотела добавить – «и опасная», но удержалась.
Но Дуся что-то прочла в ее глазах и проговорила:
– Ну-ка, рассказывай!
Видимо, Дуся Самохвалова действительно умела располагать к себе людей, потому что Мила неожиданно для себя самой рассказала ей всю свою историю – вплоть до того, что завтра у нее назначена встреча с братьями Ованесовыми. Получилось коротко, но подробно.
– Нет, тебе одной туда нельзя идти! – проговорила Дуся, выслушав ее до конца. – Знаешь что? Я пойду с тобой!
Тем временем дом наполнился людьми – приехали врачи, криминалисты, оперативники. Свисток положили в специальный ящик, опечатали и на всякий случай отправили в отдельной машине.
Врач осмотрел Лебедкина и увез его в больницу – ему нужно было срочно сделать какие-то процедуры, чтобы не потерять слух.
Тело Левы увезли в морг.
Вдруг один из оперативников позвал Дусю на веранду.
– Вы должны это увидеть!
Там стоял большой морозильный ящик. Оперативник открыл его крышку – и Дуся увидела заиндевелый труп сухонькой аккуратной старушки.
– Кто это? – спросила она, приведя на веранду Лыкова.
– Это моя тетя… – нехотя проговорил он.
– Вы ее что – тоже?
Судя по всему, это и была Надежда Валерьевна Кустикова, мастерица выращивать дыни сорта «Кракатук».
– Как вы могли такое подумать! Она умерла, а мне некогда было заниматься похоронами…
– Да врешь ты все! – неожиданно вскипела обычно спокойная Дуся. – Нарочно никуда не стал сообщать о ее смерти, тогда пришлось бы дачу на себя переписывать, в базе данных светиться. Надо же, родную тетку в морозильнике хранил, скотина!
– Двоюродную… – сухо поправил Лыков.
Вернувшись в родное отделение, Дуся встретила командира группы быстрого реагирования Олега Черепахина.
Черепахин был человек впечатляющей наружности – огромный, широкоплечий, с толстыми, как бревна, руками и ногами, с небольшой головой, которая лежала на широченных плечах, напоминая историю Иоанна Крестителя.
При такой грозной внешности Черепахин был мягким и приятным человеком, что он тщательно скрывал.
– Олежек! – проговорила Дуся, взяв Черепахина за пуговицу. – Ты мне не мог бы завтра помочь?
– Тебе – всегда! – коротко ответил тот. – А что нужно-то?
– Завтра мне нужно встретиться с двумя опасными и неприятными людьми. Так нужно, чтобы меня кто-нибудь подстраховал. Хотела Петьку Лебедкина позвать – но он, как назло, попал в больницу, уши повредил, может слуха лишиться. Может, ты подойдешь?
– Для тебя – все что угодно! Тем более что твой Лебедкин вряд ли хорош на подстраховке. Я лучше.
– Ты гораздо лучше… на подстраховке.
Дуся знала, что и улыбаться Черепахину не нужно, он и так поможет, хороший мужик.
– А я еще ребят прихвачу…
В ресторане «Паста-граппа» было на этот раз довольно свободно, потому что меню там было дороговатое.
Дуся и Мила сели за угловой столик.
– Закажем что-нибудь? – спросила Дуся.
– Ты заказывай, а мне кусок в горло не идет…
– Да ладно, не переживай, все будет нормально!
– Да ты не знаешь, что это за люди…
– Да говорю же тебе – все будет нормально! Олег не подведет, он никогда не подводит!
– Ты оптимистка…
– Да, и горжусь этим! Мой стакан всегда наполовину полон!
В это время к их столу подошли два человека средних лет. Дорогие итальянские костюмы сидели на них ужасно – не как седло на корове, но как то же седло на ирландском волкодаве. Оба были плотные, коренастые, ширококостные, с тяжелыми и мрачными взглядами. Только один был лыс, как глобус, а у второго голова была покрыта
