— какую выбрать?
Гальтон понюхал пробки.
Никакого запаха — естественно. Одной и той же загадки в этой игре с непредсказуемым исходом не предлагают.
Взболтал все три жидкости. Красная, зеленая, бесцветная…
Они совершенно одинаково забулькали, пузырьков ни в одной из бутылочек не возникло.
Стало быть, определяться с выбором придется только по цвету.
Что ж…
Доктор поставил пузырьки на пень, сел по-турецки и стал на них смотреть. Коллеги замерли, чтобы не мешать мыслительному процессу.
Прозрачную жидкость Норд исключил сразу. Во всех предыдущих случаях самсонит был желтым.
По спектру ближе всего к желтому цвету не зеленый, а красный.
Стоп. Здесь ведь сталкиваются два цвета: стекла и самого раствора. В пузырьке красного стекла жидкость тоже красная — значит, на самом деле она красная или же бесцветная. Желтая казалась бы оранжевой. В синей бутылочке раствор зеленый, но это обман зрения! Именно зеленым и будет казаться желтое вещество, если на него смотреть сквозь синий фильтр!
Задачка-то не из сложных.
— Гальтон, погоди! Ты уверен?! — воскликнула Зоя, когда он без колебаний сорвал крышечку с синего пузырька.
Одним глотком Норд осушил содержимое и зажмурился, чтобы целиком сосредоточиться на послании.
— Гальтон, как ты себя чув…
Он поднес палец к губам: тсссс!
Внутри черепной коробки возникло легкое, довольно приятное щекотание. Молодой голос отчетливо выговорил по-французски: «Я не знаю, что об этом думать. Вся суть в эликсире, но это долго объяснять. Вот прибор, с помощью которого вы найдете меня. Смотрите на стрелку и слушайте сигнал».
Всё.
Voila l’instrument qui vous aidera de me trouver?[106]
Речь могла идти только о серебряной луковице. Не о кольцах же!
Норд схватил часы — не часы, компас — не компас. Стрелка чуть дрогнула от рывка и снова встала в прежнее положение. Доктор оглядел инструмент внимательней. Заметил сбоку маленькую кнопочку. Нажал. Раздался едва различимый прерывистый писк. Вот и сигнал!
Значит, послания оставляет живой человек! И его можно отыскать по этому прибору!
Стрелка показывала за реку, где простиралось травяное поле, а за ним темнела роща.
— За мной! — вскочил Гальтон. — Все объясню по дороге! Вперед!
Река, поле и роща остались позади. За ними были другие поля и рощи, луга и перелески. Первый час члены экспедиции шли очень быстро, потом начали уставать. Виноват в этом был «универсальный конструктор», который Айзенкопф и Норд несли по очереди: немец молча, Гальтон чертыхаясь. От проклятого чемодана, с которым Курт ни за что не желал расставаться, пользы был ноль, одна докука.
Населенные пункты группа обходила. Всякий раз, когда делали крюк, стрелка прибора немного смещалась, но уверенно указывала на одно и то же направление.
Советские деревни издали все выглядели одинаково, похожие на нищенок в серых лохмотьях. Бревенчатые домишки, над ними колокольня с оторванным крестом. Поля распаханы кое-как. Тракторов и прочей техники нигде не видно. Средние века, и только. От этого депрессивного пейзажа первоначальное возбуждение сменилось усталостью, а потом и беспокойством. Надежду вселяло лишь одно: непонятный прибор теперь пищал громче, чем раньше. А может быть, Гальтону это казалось.
Все трое были отлично тренированными людьми, но любой выносливости есть предел. Первым взбунтовался железный Айзенкопф.
— Я не могу так долго функционировать без питания! — объявил он, останавливаясь посреди большого луга. — Во-первых, это вредно для желудка. Во-вторых, просто хочется есть, ужасно! Норд, у вас были бутерброды.
— В самом деле!
Доктор, у которого в животе давно уже неистовствовали голодные спазмы, хлопнул себя по лбу.
Есть же хлеб с колбасой! С отличнейшей ливерной колбасой!
Он честно поделил бутерброды. Их было десять: каждому по три, плюс один, разломанный на три части.
Мужчины жадно накинулись на еду, а княжна понюхала-понюхала и есть не стала.
— Фи, — сказал она. — Чесночищем несет. Это мужчинам все равно, что жрать, а я лучше подожду какой-нибудь человеческой еды.
— Заверните ее долю и уберите. — Курт алчно смотрел на несъеденные бутерброды. Свои он уже смолотил. — Если она до вечера не передумает, поделим пополам.
* * *
Полчаса отдыха, и двинулись дальше — как говорится в русских сказках, по полям, по долам. Писк постепенно становился звучнее, теперь его слышал не только Гальтон, но и остальные. К вечеру прибор зудел в руке Норда, будто пойманный комар. Цель, что бы она собою ни представляла, была близка.
— Стрелка указывает вон туда, — сказал доктор, останавливаясь посреди широкого поля, на дальнем краю которого виднелась сплошная полоса деревьев. — Это настоящий большой лес. Возможно, нам придется в нем заночевать.
— А вот мы сейчас узнаем, что там. Спросим-ка у аборигена, — предложила Зоя.
Неподалеку пасся небольшой табун стреноженных лошадей. Рядом стоял дедок в рваном ватнике и пялился на чужаков.
Еще бы: среди поля, да с багажом — не странно ли?
— Здравствуйте, дедуля, — подошла к нему княжна. — Что это там вдали за лес?
— Дык лес он, знамо, и есть лес, — певуче ответил старик, оглядывая странных людей смышленными глазами. — При старом прижиме звался Барский Лес, а таперича Лесной Массив. Вы, граждане хорошие, чай, заплутали? Вам, поди, на Боровский тракт надоть? Тады на закат ступайте, через Барсуковку.
— А ежли напрямки, через чащу? — блеснул знанием просторечий Гальтон.
— Не сполучится. Он проволокой колючей оборонённый. Заказник там.
— Какой еще заказник?
— Куда ходить заказано. По ученому сказать — Заповедник.
Дед почесал затылок и сплюнул, а у Норда во рту, наоборот, пересохло. Он вспомнил разговор двух охранников в Музее нового человечества. Молодой упомянул какой-то «заповедник», служить в который берут только самых лучших, а начальник вскинулся: откуда-де узнал, кто проболтался?
Потом было слишком много самых разных событий, этот маленький эпизод выветрился у доктора из памяти, но теперь слово «заповедник» прозвучало раскатом грома.
Не заметив, как изменился в лице Гальтон, княжна продолжала расспрашивать пастуха:
— А почему в заповедник нельзя входить?
— Леший его знает, — неохотно промямлил старик. — Не нашего лапотного умишка дело.
Вдруг Зоя, все внимательней вглядывавшаяся в землистое лицо крестьянина, перешла на французский:
— Vous utilisez trop lе langage populaire, monsieur. Pourtant vous êtes une personne cultivee, n’est-ce pas?[107]
— Был когда-то «культиве», да весь вышел. — Пастух скривился. Его речь магически выправилась. — Только и вы, мадемуазель, зря в кожанку вырядились. Манеры и лицо не спрячешь. Пролетарии нашего брата и вашу сестру за версту чуют.
— Кто вы такой? — спросил Гальтон, решив пока не касаться заповедника — успеется.
— Лев Константинович Лешко-Лешковский. Представитель побежденного класса. Бывший помещик. Моя семья владела когда-то сей латифундией. — Старик махнул в сторону домов на дальнем конце поля. — Теперь прохожу перевоспитание трудом. Чтоб не околеть с голоду и не попасть в ГПУ. Колхозники, бывшие мои крестьяне, покрывают по старой памяти. Плохого они от меня никогда не видели. Больницу им в свое время выстроил, школу.
— Так вы пастух?
— Пастух, конюх, навозных дел мастер. А что? Хорошая буколическая служба. Раньше разводил племенных жеребцов, теперь ухаживаю за колхозными. На моей рессорной коляске ныне ездит товарищ председатель. В моем бывшем доме сельсовет. Однако и я без крова не остался. Проживаю на сене-соломе, с лошадками. И абсолютно доволен этой компанией. Мои сожители самогона не пьют, матюгами не кроют. Опять же, настраивает на философский лад. Могу ли я, в свою очередь, поинтересоваться, с кем имею честь?
— Зоя Константиновна Клинская, — столь же учтиво ответила княжна. — А моих друзей, с вашего позволения, я представлять не буду.
— Из тех самых Клинских? — понимающе кивнул Лев Константинович. — Так я и подумал. Героические борцы с большевизом. Явились из дальних краев истреблять комиссаров и совпартработников. Давно что-то о вас ничего слышно не было. Я уж думал, вы угомонились. Что ж, безумству храбрых поем мы песню, как писал наш бывший кумир Максим Горький. Ладно, господа, мое дело сторона. Я, разумеется, на вас доносить не побегу и всё такое. Но конспирация ваша, прямо сказать, отдает дилетантизмом. Кожаные куртки надели, а чемодан заграничный. Поразительно, что вас до сих пор не зацапали.
— Мы не такие уж дилетанты, как это может показаться на первый взгляд, — уверил бывшего помещика Норд.
— Наверное. Если уж к самому Заповеднику подобрались… Вас ведь интересует именно он? — Лешко-Лешковский нервно оглянулся. — Что знаю, расскажу, только давайте присядем под куст. В поле во время заката силуэты далеко видно.
