ее кто-то одел и помог выбраться? Как бы не так. Мать Леры Кистеневой умерла три недели назад, не дожив нескольких часов до наступления нового года и нового девятнадцатого века, а отец, морской офицер, погиб два года назад, сражаясь с турками под командованием адмирала Ушакова. У нее теперь есть только дядька, брат матери. Впрочем, есть или был теперь, после пожара, большой вопрос. Дядька прибыл из Парижа, где успешно прокутил свое состояние, а судьба услужливо предоставило ему состояние его сестры. Конечно, он был всего лишь опекуном своей племянницы, но винному погребу было все равно, кто берет из него вино, а прислугу он разогнал. Племяннице он объяснил, что после похорон следует устроить поминки, потом девятый день, потом сороковой. В общем, он поминал свою горячо любимую сестру, начиная с первого дня, а на двадцать первый день именье сгорело. Полыхало так, что тушить даже не пытались. Еле деревню отстояли. Вот туда-то и отправилась семилетняя Валерия Кистенева, никому уже на этом свете ненужная.
Раньше, когда мать была здорова, у Леры была нянька, которая кормила ее, одевала, водила гулять, словом занималась с ребенком всеми теми делами, которые должны делать няньки для маленьких барчат. Барчата бывают маленькими до разного возраста: некоторые всю жизнь, а некоторые… Короче, Лера перестала быть маленькой в шесть лет, поскольку после приезда дядьки нянька куда-то исчезла, и девочке пришлось самой о себе заботиться. До вчерашнего дня некоторая прислуга в доме еще была и голодной она не оставалась. А в остальном ребенок был предоставлен себе, делай все, что угодно, только не приставай ни к кому.
Так судьба сложилась. Рок. Иначе не скажешь. Вот что делать семилетнему ребенку — погорельцу… Это только в сказках Маугли смог выжить, и Тарзана воспитали обезьяны. А в наших российских лесах зверушки не такие добрые, бананы на деревьях не растут, а уж про зиму и говорить нечего. Не выжили бы тут ни Маугли, ни Тарзан. Нам неизвестно, знала ли Валерия этих сказочных персонажей, но то, что надо идти в деревню к людям, она знала точно. Ночь вокруг, но тьмы кромешной не было, усадьба еще догорала. Через лес Лера не пошла, полем идти, хоть и дальше, но не так страшно. Не доходя до деревни, она увидела костер, возле которого сидели два человека: взрослый мужчина и девочка примерно ее возраста.
Увидев, внезапно появившегося из темноты ребенка, мужчина вскочил.
— Ты откуда? Ты чья? — озабочено спросил он.
— Оттуда. Ничья, — ответила Лера.
— Дети не бывают ничьи, — уже спокойнее сказал он.
— Бывают, — равнодушно ответила Лера и села к костру.
— Как звать-то тебя?
— Лера… Валерия Кистенева.
— Так. Понятно. Здешняя помещица, значит, а теперь еще полная сирота и погорелица. Ну, и что же с тобой делать?
— Не знаю.
— Послушай, Файка, — обратился он к девчушке, которая до сих пор безучастно смотрела на Леру, — может, возьмем ее с собой?
— А что она умеет делать? — спросила Файка.
— Что ты умеешь делать? — повторил вопрос мужчина.
— Все умею, — ответила Лера, глядя на котелок, висевший над костром.
— Так не бывает, — заметила Файка.
— Бывает, — повторила Лера и добавила. — Я есть хочу.
Мужчина усмехнулся.
— Ну, что Файка, накормим помещицу? Как никак, мы на ее землях сейчас. Пусть это будет арендной платой. Согласна?
— Согласна. А что такое арендная плата?
— А тебе не все равно? — спросила Файка. — Ты есть хочешь, или как?
— Хочу.
— Тогда садись.
Файка и мужчина, которого звали Иван, оказались бродячими артистами. Они ходили по большим селам и маленьким городам. Иван жонглировал деревянными шарами и другими предметами, а Фаина показывала акробатические трюки, она обладала потрясающей гибкостью и бесстрашием: могла пройти по проволоке на большой высоте. Для этого у нее были специальные тапочки. Иван не любил опасные трюки и редко дозволял ей ходить по проволоке.
Лера прибилась к этой компании, и теперь они ходили втроем. А поскольку Фаина скоро выяснила у своей новой подруги удивительный дар, — та обладала феноменальной памятью и молниеносной реакцией, — то теперь и Валерия не даром ела свой хлеб. В их представлениях появились фокусы, когда Лера с одного взгляда запоминала карту, одну из пяти и после перемешивании их на столе безошибочно находила. Как она успевала ее отследить во время перемешивания, было загадкой даже для Ивана.
Однако недолго продолжались их артистические гастроли. В одном небольшом городке, во время выступления Фаины, в толпе зрителей, Лера заметила мальчишку, который ловко запускал свою руку в карманы и корзинки мужчин и женщин, глазеющих на представление. Мальчишка был немного старше ее. Лера уже собиралась пресечь это безобразие, как вдруг поняла, что тот работает не один. В стороне стоял мужик, одетый, как приказчик из купеческой лавки, и глазами и знаками давал указания пацану. А тот уже понял, что их вот-вот разоблачат, быстро перебросил свою добычу подельнику и завопил:
— Воры! Ширмачи! Люди, вас обворовывают!
Мальчишка быстро исчез в толпе. Некоторые из зрителей быстро обнаружили пропажу своих кошельков, поднялся крик и суета. Мужик, замеченный Лерой, быстро шмыгнул в сторону и с независимым видом отправился подальше от гудящей толпы. Тут уже начался шум и гвалт, появился городовой и в результате артистов под улюлюканье толпы отвели в участок. Там их беззастенчиво обыскали, но кошельков, конечно, не нашли, да и денег было совсем немного. Гораздо меньше, чем украдено у пострадавших. Это никого не обескуражила, ведь того мальчишку отнесли к их команде, да и что можно доказать разозленным людям. Ивана посадили под замок, отдельно от девочек. В полиции, где быстро выяснили, что они сироты и бродяжки, сказали, что ждет их сиротский дом, а пока суть, да дело, придется переночевать эту ночь в участке.
Узнав, что ночевать придется в участке, Фаина совершенно успокоилась. Она и раньше не выглядела особенно взволнованной, по сравнению с Лерой, а теперь вроде даже обрадовалась.
— Кормить-то нас будут? Я есть хочу, — сказала он дежурному полицейскому.
Лера молчала, ей явно было не до еды.
— Да, успокойся ты! — быстро сказала Файка своей подруге, и шепотом добавила, — не впервой попадаем. Сбежим, не бойся. Если бы сразу в сиротский дом отвезли, было бы хуже. Оттуда сбежать трудно. А здесь ерунда, как стемнеет, выберемся, ты только меня слушайся.
К вечеру им дали по ломтю хлеба и воды. Как стало темнеть, их сторож зажег лампу и проверил задвижку. Затем он вышел на улицу с трубкой во рту.
— Сейчас я попрошусь в туалет, — тихо сказала Фаина, — как только мы выйдем за дверь,
