Ее воспоминания сохранили образ элегантной, утонченной блондинки с тихим голосом и мелодичным смехом. Джессалин помнила, как эта женщина прижимала ее к груди, пытаясь успокоить, когда она, упав с лестницы, разбила себе лоб. И это было единственное отчетливое воспоминание. Наверное, мать любила ее. Но недостаточно сильно, чтобы ради нее отказаться от Великой Страсти.
Дверь в гостиную распахнулась, и Джессалин подняла голову, ожидая увидеть бабушку. Но вместо леди Летти на пороге возникла взволнованная Бекка Пул с метелкой в одной руке и какой-то бумажкой в другой. Шрам горел на бледной щеке, словно свежий след хлыста. Никогда еще Джессалин не видела верную служанку в таком волнении.
– Бекка, что случилось? Ты заболела? – Джессалин испуганно вскочила с кушетки, к великому неудовольствию Наполеона, который сердито зашипел, цепляясь когтями за, ее юбку. – Что-то с бабушкой? – спросила она, чувствуя, как ледяная рука страха сжимает ее горло.
Черные глаза Бекки постепенно обрели осмысленное выражение.
– Там мужчина.
– Мужчина?
– Ну да, слуга какого-то джентльмена. Принес вам письмо. – С этими словами Бекка протянула Джессалин листок, который сжимала в руке.
Джессалин попыталась взять его, но девушка продолжала крепко сжимать бумагу.
– Бекка!
– А? – Словно выйдя из транса, Бекка наконец разжала руку и произнесла самую романтичную речь, которую Джессалин когда-либо от нее слышала: – Этот человек, мисс, слуга джентльмена – я никогда не видела более красивого мужчины. У него золотые волосы, мисс, а глаза… глаза цвета старого бренди. И такие грустные. Ну прямо как у распятого Христа на той картине, в соборе Святого Павла. Он посмотрел на меня, и у меня словно оторвалось что-то. Вот здесь. – Бекка провела по животу и тут-то заметила в своей руке метелку. Она озадаченно посмотрела на нее, как будто впервые в жизни видела этот предмет.
– Мисс Джессалин, что же это такое? Никогда такого со мной не было. Может быть, это дьявол переоделся ангелом и пришел меня заколдовать? Так ведь я специальный амулет против заклинаний ношу. – Бекка драматическим жестом поднесла руку к шее, на которой висел кожаный шнурок. – Честное слово, мисс, когда он посмотрел на меня этими своими глазами, меня аж пот прошиб!
Джессалин разбирал смех, но, не желая обидеть Бекку, она сделала вид, что закашлялась.
– Может быть, тебе стоит прилечь на часок, чтобы немного успокоить нервы?
– Точно, мисс. Мне это всегда помогает. А то от моих нервов уже вообще ничего не осталось.
Бекка повернулась и нетвердой походкой лунатика направилась в свою комнату. Джессалин разгладила изрядно помятое письмо. Она испытывала странное, но приятное возбуждение – ведь ей еще ни разу в жизни не приходилось получать письма. Тем более написанные на дорогой бумаге кремового цвета с золотым обрезом. Сломав сургучную печать, Джессалин развернула письмо. На пол спланировала банкнота. Их в письме оказалось пять – пять бумажек по десять фунтов каждая. Джессалин еще раз со всех сторон оглядела письмо, но единственное, что ей удалось обнаружить, была подпись – «Сирхэй».
Задыхаясь от ярости, Джессалин выбежала из гостиной и устремилась в свою спальню. Она быстро переоделась, намеренно выбрав поношенное кашемировое платье и видавший виды короткий шерстяной жакет. На рукаве жакета красовалось чернильное пятно, а цвет ткани напоминал о жидкой грязи, скапливающейся в лондонских канавах после дождя. Джессалин уже не помнила, откуда у нее это жуткое платье, но оно идеально подходило для ее сегодняшней цели. Чем хуже она будет выглядеть, тем лучше. Может быть, он наконец поймет, что ей совершенно безразлично, что он о ней думает. Кроме того, в таком виде ей будет легче объяснить ему, куда именно он может засунуть эти чертовы деньги!
Не став утруждать себя сооружением прически, Джессалин нацепила поверх сбившихся волос самую безобразную шляпку из всех, которые нашлись в ее гардеробе. И уже через десять минут сидела в портшезе, направляясь к дому графа на Сейнт-Джейм-стрит.
Едва свернув с Пикадилли, портшез вдруг резко дернулся и тяжело грохнулся на землю. Послышались громкие крики и топот множества ног. Вдруг что-то очень большое врезалось в портшез, едва не опрокинув его набок. Джессалин осторожно приподняла занавеску и выглянула наружу.
Угольный фургон врезался в огромную телегу, доверху груженную ящиками с курами. И теперь по улице, усеянной черными брикетами, носились кудахтавшие, перепуганные птицы. Вокруг толпились зеваки, к которым присоединились и носильщики Джессалин. Все они живо обсуждали забавное происшествие.
Быстро оценив ситуацию, Джессалин решила проделать остаток пути пешком. В воздухе оседали тучи перьев, а угольная пыль, смешавшись с туманом, забивалась в нос и мешала дышать. Глаза слезились, на зубах скрипело, и Джессалин казалось, что ее завернули в плотное, отвратительно пахнущее покрывало.
Наконец она все-таки добралась до цели своего путешествия. Однако путь к заветной двери преграждала группка разодетых юнцов, лениво подпиравших каменные тумбы, отделяющие тротуар от мостовой. Заметив Джессалин, они как по команде повернулись к ней и принялись бесцеремонно разглядывать.
Джессалин знала, что единственный выход – это держаться так, будто наглецов вообще не существует. Но не тут-то было. Один из бездельников тростью преградил ей дорогу, второй зацепил шпорой ее юбку, и Джессалин пришлось резко дернуть ветхую ткань, которая, естественно, треснула. К тому времени, как она добралась до входной двери, ее ладони были мокры от пота, а колени дрожали крупной дрожью.
Открывший ей дверь незнакомый слуга был невероятно, потрясающе красив. Золотые кудри обрамляли безупречно очерченное лицо с огромными золотисто-карими глазами. Он был одет в одну рубаху, а обтягивающие кожаные штаны подчеркивали великолепные мускулы, напоминавшие якорные цепи. Отлитая с этого молодого человека статуя сделала бы честь любому музею. Джессалин поймала себя на том, что рассматривает это чудо, разинув рот от изумления.
– Добрый день, мисс Летти. – Его голос вполне соответствовал внешнему облику – бархатистый, с легким и певучим шотландским акцентом.
– Это дом лорда Сирхэя? – спросила Джессалин, удивленная тем, что он обратился к ней по имени. – Он что, ждет меня.
– Прошу прощения, мисс, но граф сказал следующее: примерно через час после того, как я доставлю письмо, вы примчитесь сюда, разъяренная, как собака, к хвосту которой привязали жестянку. Простите меня, но именно так его сиятельство изволил выразиться. Если вы соблаговолите подождать, я сейчас пойду разбужу его.
