В каждом из нас есть демоны. У Эйдена они просто темнее и злее.
Требуется много времени, чтобы привыкнуть к его придирчивости и склонности к манипуляциям. Требуется много сил, чтобы заглянуть за фасад и увидеть его истинный образ.
Во-первых, Эйден – ревнивый тип. Когда мы садимся обедать, его товарищи по команде стараются свести все контакты к минимуму. Все, кроме трех всадников – особенно Ксандера. Клянусь, у него нет никакого чувства самосохранения.
С ними тремя на самом деле весело проводить время. Они единственные люди вокруг Эйдена, которые не боятся и не склоняются перед его королевским высочеством, как остальные.
Эйден несет мои книги, когда мы выходим из библиотеки. Несколько студентов останавливаются и шепчутся о нас в коридоре, но я начинаю привыкать к всеобщему вниманию.
Его телефон вибрирует, и, поскольку его руки заняты книгами, я вздыхаю и достаю сотовый из заднего кармана его джинсов.
– Ты же знаешь, я сама могу нести свои книги.
Он насмешливо выгибает бровь.
– Если ты будешь их нести, то не сможешь прикасаться ко мне неподобающим образом, как сейчас.
– Прекрати. – Я убираю руку из его брюк с пылающими щеками. Это дротик в мою сторону, потому что на прошлой неделе после тренировки я пробралась с ним в темный угол за раздевалками. Я хотела лишь поцеловать его. Тот поцелуй закончился тем, что я оказалась прижата к стене, а он вколачивался в меня и заглушал мои крики, прижимая руку ко рту.
Мое тело покалывает от воспоминаний. Есть что-то особенное в том, чтобы заниматься с ним сексом. Этого никогда не бывает достаточно.
Его губы изгибаются в этой приводящей в бешенство улыбке.
– Что? Ты думаешь об этом.
Я качаю головой, и мой взгляд падает на экран его телефона. Что за?..
Он заблокирован, но поскольку это текст, я могу видеть пришедшее сообщение.
Джексон: Спасибо за билеты, сынок. Вперед, канониры!
Это может быть другой Джексон, который тоже любит «Арсенал» и благодарит Эйдена за билеты.
Но это очень маловероятно.
Я останавливаюсь на углу коридора и сую телефон Эйдену в лицо.
– С каких это пор ты общаешься с дядей за моей спиной?
– Ты говоришь так, словно мы устроили какой-то заговор.
– Ты хочешь сказать, что это не так?
– Это не так. Он любит «Арсенал», а у меня есть билеты за кулисы.
Я прищуриваю глаза.
– Прекрати пытаться отобрать у меня семью.
– Я веду себя хорошо только для того, чтобы он одобрил меня.
Дядя, конечно, одобряет его. В то время как тетя по-прежнему настроена скептически и продолжает напоминать мне, что моя учеба на первом месте, дядя постоянно пристает к Эйдену, когда тот подвозит меня домой. Он даже приглашает его к нам на обеды и завтраки.
А поскольку Эйден склонен не пренебрегать возможностями, он ухватывается за любое приглашение, которое получает. Если бы я не лгала сама себе, я бы признала, что находиться с ним в одном пространстве – весело.
Ким говорит, что он прилагает усилия ради меня, и, возможно, она права.
Я просто боюсь, что, если я отпущу его полностью, он поглотит меня целиком.
Вот почему я не пытаюсь сделать то, что у нас есть, официальным.
На самом деле мы не встречаемся в общепринятом смысле.
– Ты неизлечим, – фыркаю я.
Все еще держа книги, Эйден подталкивает меня так, что мои лопатки упираются в стену. Он опускает голову, пока его теплое дыхание не вызывает дрожь на моей коже. Его голос низкий и хриплый, когда он говорит:
– Нет ничего, чего бы я не сделал, чтобы заполучить тебя, сладкая.
– Ничего?
– Абсолютно ничего.
Эта мысль должна бы пугать, но сейчас я чувствую что угодно, только не страх. Я встаю на цыпочки и целомудренно целую его в щеку. Прежде чем он успевает углубить поцелуй, я пригибаюсь и убегаю.
Я бы ни за что не позволила ему поцеловать себя в школьном коридоре.
Я смеюсь, когда бегу по коридору. Моя голова ударяется о чей-то торс. Я падаю на задницу, и боль взрывается в моем тазу.
Ауч.
Адам свирепо смотрит на меня сверху вниз.
– Смотри, куда идешь.
Он бросает на меня последний злобный взгляд, прежде чем удалиться.
Я встаю и отряхиваю юбку как раз в тот момент, когда Эйден догоняет меня.
Один взгляд на меня, и игривое выражение исчезает с его лица.
– Что случилось?
– Ничего. – Если Эйден узнает, он сделает что-нибудь непредсказуемое, а я действительно не хочу сейчас никаких неприятностей.
Не тогда, когда нам обоим нужен чистый послужной список, чтобы поступить в Кембридж и Оксфорд.
– Кстати, – говорит он. – Ты до сих пор не пришла ни на одну из моих игр.
Он постоянно напоминает мне об этом факте. Это глупо на самом деле, но я хочу оставить кое-что за пределами своих границ. Например, походы на его игры. Я не подписываюсь на него в Инстаграме, хотя постоянно слежу за ним.
Я чувствую, что эти мелочи будут держать меня в зависимости.
Я смотрю на часы.
– У меня назначена встреча с моим врачом.
Он прищуривает глаза.
– Я заеду за тобой после тренировки.
Я подавляю нервную улыбку и киваю. Сегодня мы с ребятами смотрим матч Лиги чемпионов у него дома.
Ким согласилась присоединиться к нам, и я обнимала ее до тех пор, пока она не назвала меня стервой.
Это первый раз, когда я иду в дом Эйдена.
Он всегда ест у меня дома, пробирается в мою комнату и проводит ночи в моей постели, когда тетя и дядя заняты работой.
Что трудного в том, чтобы пойти в его похожий на дворец дом и встретиться с его отцом, могущественным Джонатаном Кингом?
Совсем ничего… верно?
Глава 38
Возвращаться в кабинет доктора Хана после более чем годичного перерыва в моей терапии, мягко говоря, странно.
Его офис белый, без каких-либо отличительных черт, кроме библиотеки во всю стену напротив нас. Отсутствие картин или предметов необходимо для того, чтобы не отвлекать пациентов и сохранять их сознание таким же открытым, как пустые белые стены. По крайней мере, так сказал мне доктор Хан, когда я спросила его некоторое время назад.
Он сидит в коричневом кожаном кресле с блокнотом в руке, в то время как я ложусь в глубокое кресло.
Доктор Имран Хан, которого, как я узнала, зовут так же, как болливудского актера, – невысокого телосложения мужчина лет пятидесяти пяти. В его волосах цвета соли с перцем сейчас больше соли, чем перца, по сравнению с тем, когда я впервые встретила его десять лет назад.
Его кожа загорелая, но считается светлой по сравнению с другими людьми пакистанского происхождения.
– Я рад, что ты решила вернуться, Эльза. – Его тон приветлив, и он выглядит искренне счастливым, что я снова сижу в его кресле с откидной спинкой.
– Мистер Куин упоминал о проблемах со стрессом перед экзаменами. – Его добрые, но пронзительные карие глаза фокусируются на мне. – Как ты думаешь, в чем причина этого стресса?
– Это выпускной год, и я ощущаю давление. – Это не ложь, но и не причина, по которой я здесь.
Доктор Хан понимает это. Его глаза наполняются тем, что я называю отстраненной заботой. Я думаю, именно это делает его идеальным в своей работе. Он обладает способностью сопереживать, но не позволяет чувствам своих пациентов отразиться на нем.
Он записывает. Еще одна особенность доктора Хана – это традиционные методы. Он нечасто пользуется аудиозаписями.
– Было ли что-нибудь в последнее время, что могло спровоцировать стресс сильнее обычного? – спрашивает он.
– Да. – Я ерзаю на кожаной обивке, и она скрипит в оглушающей тишине комнаты. – Мне снились кошмары о том, как вы меня гипнотизируете, доктор Хан.
Его ручка замирает над блокнотом, а плечи напрягаются. Это весь ответ, который мне нужен. Это не было игрой моего воображения.
Доктор Хан быстро берет себя в руки.
– Как ты думаешь, почему тебе приснился такой кошмар, Эльза?
Я сажусь, скрипя кожей, и поворачиваюсь к нему лицом.
