– Это не кошмар. Это правда.
Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но я поднимаю руку.
– Я не виню вас, доктор Хан. Я знаю, что у вас две диссертации, одна по психотерапии, а другая по гипнотерапии, так что не похоже, что вы делаете что-то противозаконное. Я также знаю, что тетя и дядя, вероятно, заставили вас это сделать, но мне нужно знать почему.
Он складывает свой блокнот, как будто собирается встать.
– Возможно, мне следует позвонить твоему опекуну и…
– Сохо Миллер, – обрываю я его. – Он – причина, по которой вы больше не практикуете гипнотерапию. После того, как вы помогли ему восстановить воспоминания, он покончил с собой.
Глаза доктора Хана наполняются чем-то похожим на печаль, и я знаю, что задела за живое. Я провела свое расследование, прежде чем приехать сюда.
– Я не Сохо, – выпячиваю я грудь. – Я не склонна к самоубийству. Я обещаю остаться в живых, если вы пообещаете не впутывать в это тетю и дядю. Они что-то скрывают от меня, и я должна знать почему.
– Сохо тоже говорил нечто подобное, – вздыхает он, и морщинки вокруг его глаз разглаживаются. – Он умолял меня узнать, кем он был, прежде чем потерял свои воспоминания. Когда он вспомнил, что именно он виновен в аварии, в которой погибли его жена и дети, он не смог смириться с правдой и покончил с собой.
– Я – не он. Я могу вынести правду. – Мой тон становится умоляющим. – Я просто хочу знать, зачем тетя и дядя обратились к вам.
Он сутулится в своем кресле.
– Когда твои опекуны впервые связались со мной, у тебя были неконтролируемые приступы: ты кричала и падала без сознания.
Я выпрямляюсь, мои руки на коленях становятся липкими.
– Как во время кошмаров?
– Кошмары – это проявление твоего подсознания. Когда ты была ребенком, твое сознание было наполнено кошмарами. Ты была травмирована и находилась в сильном шоке из-за пожара.
– И что?
– И я использовал регрессию, метод гипноза, чтобы помочь избавиться от прошлых травм.
– Вы хотите сказать, что тетя и дядя попросили стереть все мои воспоминания вплоть до пожара?
Чувство предательства наполняет мою грудь при мысли о том, что они делали что-то подобное за моей спиной. Они вторглись в мой разум. Ну и что с того, что они мои опекуны? Это не дает им права стирать мое прошлое.
– Они позвонили мне только для того, чтобы уменьшить беспокойство, потому что они слышали, что гипноз помогает. – Кажется, он испытывает ностальгию. – Они были в отчаянии, особенно твоя тетя. Она выглядела готовой на все, чтобы прогнать твою боль.
– И что? Вы все стерли за их спинами?
– Нет, Эльза. – Доктор Хан вопросительно смотрит на меня. – Я не стирал твои воспоминания. Ты сама это сделала.
Глава 39
Моя голова не перестает кружиться даже после того, как я выхожу из кабинета доктора Хана.
Я все еще не могу осмыслить последнее, что он сказал.
Я лишь ввел тебя в состояние, которое могло помочь справиться с твоим травмирующим опытом, но когда ты проснулась, твои воспоминания исчезли.
Решение моей младшей версии состояло в том, чтобы стереть все. Доктор Хан сказал, что иногда, когда всего становится слишком много, мозг может прибегнуть к пропуску травмирующих частей. Подавление воспоминаний становится жизненной необходимостью, а не вариантом.
После пожара я была в полном душевном и физическом смятении.
Я сцепляю руки замком, пока иду по коридору. Правильно ли я поступила?
Тогда как насчет тети и дяди? Они скрывали от меня эту правду в течение десяти лет. Я сомневаюсь, что они бы мне что-нибудь сказали, если бы я не сложила два и два вместе.
Хотя я не могу сказать, что виню их. С тех пор как они увезли меня из Бирмингема, тетя и дядя делали все, чтобы защитить меня – иногда даже слишком много.
Доктор Хан сказал, что мне нужно тщательно подумать о восстановлении своих воспоминаний. Это дорога в один конец. Он ничего не гарантирует, но он может перевести меня в режим регрессии и помочь получить доступ к местам в моем подсознании, о которых мой мозг даже не подозревает.
Когда я приехала сюда, я была так уверена, что хочу вернуть свои воспоминания. Однако после истории о другом пациенте доктора Хана, Сохо Миллере, я больше не уверена. Что, если я, как и он, открою ящик Пандоры и обнаружу то, чего мне знать не положено?
Кроме того, действительно ли я хочу заново пережить смерть своих родителей? Я содрогаюсь при этой мысли.
Мои руки чешутся, и меня охватывает непреодолимое желание вымыть их. Дрожащими пальцами я открываю маленький кармашек в своем рюкзаке и достаю дезинфицирующее средство для рук. Я выливаю половину флакона на ладонь и протираю все вокруг.
Я выдыхаю, когда зуд медленно проходит.
Положив в карман дезинфицирующее средство для рук, я выхожу из здания. Я, спотыкаясь, останавливаюсь на тротуаре. Машина Эйдена припаркована через дорогу, и он стоит у водительской дверцы, разговаривая со знакомой светловолосой куклой Барби.
Сильвер.
Мои ноздри раздуваются, и по венам пробегает огонь.
Я перехожу улицу, стараясь не сорваться на бег.
Сильвер, как и всегда, не теряет хладнокровия. Она могла бы сойти за женскую версию Эйдена. Но прямо сейчас ее руки летают вокруг нее.
Эйден, с другой стороны, выглядит скучающим. Это должно было бы умерить бурлящую во мне ярость, но этого не происходит. Тот факт, что он разговаривает с ней, когда должен был заехать за мной, портит мне настроение. Она пришла с ним или что-то в этом роде?
Встречаться с Сильвер – это действительно не то, что я хочу делать после разговора с доктором Ханом, который только что изменил мою жизнь, но если это то, чего она хочет, это то, что она получит.
– Ты обещал, Кинг, – шипит она.
– Я сказал, что подумаю об этом, – говорит он.
– Тебе не удастся избежать этого, – скрежещет она зубами.
– Избежать чего? – Я стою прямо у нее за спиной.
Она вскакивает, и Эйден поворачивает голову в мою сторону. Как будто я застала их врасплох.
Между его бровями пролегает морщинка, но в ней нет и следа вины.
Но, с другой стороны, Эйден не испытывает чувства вины.
– Нечего подкрадываться. – Сильвер бросает на меня сердитый взгляд через плечо. – Чокнутая.
О чем она говорит? Я почти уверена, что издала какой-то звук, когда приблизилась к ним.
Верно?
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я. Я встречаю ее надменный взгляд своим собственным.
– Я не отчитываюсь перед тобой, сука.
– Осторожнее, Куинс, – предупреждает Эйден.
– О, значит, теперь, когда ты суешь в нее свой член, я должна быть осторожнее? Так значит? – Она кладет руку на бедро и поворачивается ко мне лицом. – Каково это, Отмороженная, быть дешевой подстилкой?
С меня хватит Сильвер и ее стервозности. С меня хватит того, что все контролируют мою жизнь или унижают меня, в то время как я выбираю быть лучшим человеком.
С меня. Блять. Достаточно.
Эйден делает шаг вперед, но я действую первой.
Моя рука взлетает вверх, и я хватаю Сильвер за волосы. Она вскрикивает, когда я откидываю ее голову назад, чтобы посмотреть на нее сверху вниз.
Выражение моего лица, должно быть, страшнее, чем сам рывок, потому что губы Сильвер сжимаются, а ее лицо искажается.
– Если ты бросишь еще одно ехидное замечание в мой адрес, я, блять, убью тебя. Я разрублю тебя на части и закопаю в саду за домом. – Я улыбаюсь. – И держись подальше от Эйдена.
Я чувствую необходимость причинить ей боль. Ударить ее ножом. Видеть, как она истекает кровью…
В твоих жилах течет стальная кровь, Принцесса.
Ты – мой шедевр.
Мое наследие.
Словно обжегшись, я толчком отпускаю Сильвер.
Она, спотыкаясь, идет вперед, массируя голову.
– Сумасшедшая сука.
– Уходи, Куинс. – Голос Эйдена напряжен, но я плохо его слышу. Эти навязчивые слова продолжают звучать у меня в голове.
