ибо вороная его лошадь была подстрелена, и князь Василий Масальский, тотчас соскочив со своего коня, посадил на него Димитрия; сам же взял лошадь у своего конюха (van synen knecht), и так чудесным образом (avontuerlyc) ушли от неприятеля, и за свою верность Масальский впоследствии был высоко вознесен Дмитрием, как о том мы еще услышим...
<Описание дворцовой охраны>
(с. 118)
Присмотревшись к обычаям московитов, он стал осторожнее и удвоил стражу во дворце, также отобрал из немцев и ливонцев триста самых рослых и храбрых воинов и поставил из них двести алебардщиками и сто трабантами (hartsiers), и во время его выходов они всегда окружали его; велев им роскошно одеваться, он дал им большое жалованье и весьма возвысил их, также велел одеть их в немецкое платье; над трабантами, среди которых было много шведских и ливонских дворян, он поставил капитаном Якова Маржерета (Margueret), бывшего прежде капитаном немецкого отряда, и они были весьма роскошно одеты в бархат и в золотую парчу, носили дорогие плащи и позолоченные протазаны с древками, покрытыми красным бархатом и увитыми серебряною проволокою. И каждая сотня алебардщиков имела своего капитана; один из них был шотландец, по имени Альбрехт Лантон (Albrecht Lanton), и его воины носили кафтаны фиолетового сукна (in peerts laecken) с обшивкой из зеленого бархата, другой капитан был Матвей Кнутсен (Matthys Cnoettsen) из Дании, который при Борисе, после [смерти] герцога Иоанна, поступил на царскую службу, и его воины также носили кафтаны фиолетового сукна с обшивкой из красного бархату; и эти три капитана вместе с лейтенантами были пожалованы деревнями и землями и сверх того ежегодно получали большое жалованье. Также алебардщики и трабанты были щедро одарены и должны были всегда окружать царя, а некоторые из них — поочередно держать ночной караул во дворце; и когда царь выезжал верхом, то трабанты также должны были следовать за ним верхом, ибо у каждого из них была лошадь; а алебардщики провожали царя пешком до ворот, где и ожидали его возвращения, и трабанты имели при себе каждый раз, когда выезжали, заряженные пистолеты.
КОНРАД БУССОВ
МОСКОВСКАЯ ХРОНИКА (1584–1613)
(М.; Л., 1961)
События Смутного времени начала XVII в. в России отразились в многочисленных, и притом разножанровых сочинениях иностранцев. Текст, авторство которого усваивается К. Буссову, относится к наиболее ценному, пожалуй, их виду: хронологическому изложению событий, дополненному системным взглядом на российское общество и записями (дневникового и мемуарного типа) о конкретных людях и фактах. По богатству информации и ее разносторонности, по хронологическому охвату, по неожиданной смене точек обзора происходящего (Москва, Калуга и, видимо, другие пункты) с книгой Буссова мало что можно сравнивать. Быть может, только «Историю о великом князе Московском» Петрея — но ведь он и заимствовал у Буссова почти все его сочинение, умолчав о своем источнике. Как бы то ни было, «Смутное состояние Русского государства в годы правления царей...» (мы прервали длинное, истинно немецкое самоназвание текста Буссова в самом начале) востребовано и будет всегда востребовано теми, кто обращается к событиям первой гражданской войны в России.
О самом авторе сохранилось совсем немного документов. Известны его письма 1613 и 1614 гг., уже после его отъезда из России. В бывшем архиве Посольского приказа случайно уцелела отписка 1601 г. из Пскова в Москву, в которой фигурирует Буссов. В шведских документах, письме гетмана Я. К. Ходкевича, в текстах описи 1626 г. Посольского приказа говорится о событиях весны 1603 г. в Нарве, с ним связанных. Наконец, в разных рукописях его сочинения (в заголовках и в других местах) приведены важные, но крайне скупые сведения о нем. Еще в середине XIX в. биографические данные о Буссове систематизировали Я. Грот, Ф. Аделунг, А. Куник. Но наиболее полную биографическую сводку о нем в тесной связи с исследованием истории написания и редактирования самого сочинения дал И. И. Смирнов в статье «Конрад Буссов и его хроника», открывающей самое авторитетное издание 1961 г. (текст издан на немецком языке с русским переводом). Мы основываемся на положениях маститого ученого, обновляя отдельные его наблюдения и дополняя их в соответствии с литературой и собственными наблюдениями.
Итак, родина Буссова — Германия и, скорее всего, Люнебургское княжество, возможно, его юго-западный округ Ильтен. Ни его родители, ни его год рождения неизвестны. Дворянское происхождение Буссова сомнительно, но в Швеции, России, а, соответственно, ранее и в Лифляндии его относили именно к этому сословию. Главная причина — род его деятельности: по ряду примет главным занятием была наемная военная служба. В письме 1613 г. на имя Брауншвейгского герцога он называет одну дату: в 1569 г. он покинул пределы Германии для службы владетельным особам в Лифляндии. Вряд ли это случилось ранее чем ему исполнилось 18–20 лет. Так приблизительно определяется дата его рождения — 1549–1551 гг. Лукавить здесь Буссову не было никаких резонов, он, скорее, мог слегка преуменьшить свой возраст, чем его преувеличить, поскольку просил «приставить к свободной должности». Но ни в этом письме, ни в письме к тайному советнику герцога Буссов ни полсловом не обмолвился ни о том, кому он служил, ни о характере своей службы. Более того, помянув Россию и Лифляндию в обращении к герцогу как страны, где он нес службы, Буссов не вспомнил здесь о Швеции. А ведь в заголовке сочинения приведена едва ли не самая престижная за всю его карьеру должность — «ревизор и интендант завоеванных у Польской короны земель, городов и крепостей в Лифляндии его королевского величестве Карла, герцога Седерманландского, впоследствии Карла IX, короля Шведского». Сообразуя эти и другие обстоятельства, можно догадываться, что биография его в Прибалтике развертывалась в областях, подконтрольных Речи Посполитой и вассальным от нее образованиям (несомненны его связи с Ригой), что статус его, особенно в начале карьеры, был очень невысок, что собственно военная служба перемежалась, видимо, у него с управительской у светских лиц или церковных владетельных особ. Ведь не российский же опыт подсказал ему просить пропитание «в числе малых слуг» герцога при занятии свободной должности. Еще один вариант — «пристанище в монастыре его светлости» (но отнюдь не постриг в монахи) или разрешение «столоваться в княжеском доме» (последнее в письме советнику). Вряд ли здесь пригодился и шведский опыт: возможности, статус «королевского ревизора и интенданта» несоизмеримы с положением «малых слуг». Но два обстоятельства нужно подчеркнуть. Почти тридцатилетняя карьера Буссова до 1599–1600 гг. была по преимуществу связана с военным делом. В противном случае стало бы невероятным получение им
