обогнул город и вошел через городские ворота, находившиеся в тылу врага, который не ждал отсюда опасности и держал эти ворота открытыми для своих друзей, находившихся в других больверках или шанцах. Благодаря этому русские и проиграли, ибо они охраняли больше передние шанцы, чем ворота в тылу. Наши неожиданно для них в один миг напали на шанцы, быстро на них взошли, всех побили насмерть, подожгли шанцы и все Чертолье.
Когда это увидели те, которые были на других шанцах по ту сторону реки, они пали духом, и, надо думать, совсем в ужас их привело то, что как раз in punkto[690], когда наши поляки стали выбираться на берег, чтобы иметь больше простора, пришел из Можайска пан Струсь с 1000 отборных конников, которые стали рыскать по городу, где им вздумается, жечь, убивать и грабить все, что им попадалось. Сравняв с землей Чертолье, наши солдаты отправились на ту сторону реки Москвы, тоже подожгли шанцы и все дома, до которых они могли добраться, и тут уж московитам не помогли ни крик, ни набат. Нашим воинам помогал и ветер, и огонь, и куда бы московиты ни отступали, за ними гнались ветер и пламя, и ясно было, что господь бог хочет покарать их за кровавые убийства, клятвопреступления, лихоимство и эпикурейское содомитство.
Тут можно было видеть, как люди толпами бежали за город в ближайшие монастыри. К полудню уже не было ни малейшего сопротивления, и не видать было московитских воинов. Так в течение двух дней великая Metropolis (столица) Russiae (имевшая в окружности более 4-х немецких миль) обратилась в грязь и пепел, и не осталось от нее ничего, кроме Кремля с предкремлевской частью, занятых королевскими людьми, и нескольких каменных церквей. Большинство же прочих церквей внутри и снаружи Белой стены были построены, как и все другие строения во всей России, в виде блокгауза из одного только дерева; все, что тоже было построено из дерева, — самая внешняя, четвертая окружная стена, которая шла внутри всей Москвы, со всеми домами и дворами, стоявшими внутри, равно как и усадьбы князей, бояр и богатых купцов у белой стены, — все было превращено в пепел...
IV. СТАТЬИ
А. Берелович
КАПИТАН МАРЖЕРЕТ ВО ФРАНЦУЗСКИХ АРХИВАХ
Военная и, в меньшей мере, политическая деятельность капитана Маржерета на русской почве нам более или менее известны, хотя слишком мало еще изучены. То же можно сказать и о его сочинении: этот знаменитый текст не раз привлекался самыми разными исследователями, но общий замысел книги, ее источники еще не подвергались систематическому анализу. Что же касается его жизни, в особенности его молодости во Франции, мы знаем только то, что он сам о себе сообщает в предисловии к Состоянию Российской империи, то есть почти ничего. Дело в том, что Маржерет оставил чрезвычайно мало следов во французских архивах. Тут нет ничего удивительного: большую часть своей жизни он ведь провел на чужбине.
Знаем мы только о четырех документах, хранящихся во Франции: прошение некоего «Жако, или Жака, Маржерета, экюйе»[691], поданное в Дижоне, вероятно, самим Маржеретом, о выдаче ему копии семейного акта[692]; два письма 1619 г., собственноручно написанные капитаном в Байройте и адресованные господину де Сент-Катрину, представителю короля Франции в Гейдельберге[693]; наконец, упоминание о Маржерете в протоколах Дижонского муниципалитета в 1585–1586 гг.[694] Более подробных данных об участии Маржерета во французских гражданских войнах конца XVI века, о его пребывании на родине в 1607 г., а может быть — и в 1608 г., еще не удалось найти. Приходится поэтому в настоящей статье удовлетвориться косвенными сведениями о происхождении Маржерета и его рода.
Род Маржеретов
Аноблирование, «одворянение», плебейских родов во Франции XVI–XVII веков — обычное и весьма распространенное явление, которому гражданские, а потом и внешние войны дали новый толчок. Пользуясь обстоятельствами, многие выдавали себя за дворян, хотя не имели на это, по тогдашним понятиям, никакого права. Поэтому в 1655 г. королевский Совет решил, что только те должны были считаться дворянами и иметь соответствующие налоговые льготы, кто смогут предъявить подлинные документы, доказывающие благородное их происхождение или же законное аноблирование. Учреждены были розыски (enquêtes de noblesse), которые не раз прекращались, но затем возобновлялись, то в одной из провинций, то во всем королевстве[695]. В 1696 г. Совет поручил интендантам — представителям короля на местах, очередной розыск о дворянстве, который был проведен с особой строгостью: в Парижском фискальном округе (généralité de Paris) две трети общего числа «благородных» были признаны самозванцами и вычеркнуты из дворянского «каталога»[696].
В марте 1699 г. два брата Маржерета, оба по имени Пьер, оба — офицеры в полку французской гвардии, старший — капитан[697], младший — лейтенант, предъявили обстоятельную родословную «Память» («Mémoire») на семи больших страницах в ответ, вероятно, на очередное расследование, предпринятое в 1696 г.[698] Копия этой «Памяти» была переплетена, вместе с другими бумагами Маржеретов, в книгах кабинета Шарля д’Озье, которому были вверены, по смерти отца Пьера д’Озье, все дела по генеалогии дворянства[699]. Младшему Пьеру Маржерету пришлось впоследствии еще раз доказать свое дворянское происхождение, дабы быть принятым в рыцарский орден святого Лазаря и тем самым удостоиться пенсии в 2000 ливров, из доходов архиепископства Камбре. Так образовалось небольшое собрание документов о роде Маржеретов, в том числе копии актов XVI в., немногочисленные подлинники конца XVII в. и первой трети XVIII в., а также всевозможные записки и перечни, составленные писцами генеалогической конторы[700]. Они дают, наряду с родословной «Памятью», довольно полное представление о роде Маржеретов и, следовательно, о происхождении капитана. Результаты исследования изложены в родословной таблице[701], охватывающей одиннадцать поколений на протяжении трех веков, от 1430 до 1738 г. (приложение I).
Насколько достоверен подобный источник? Сразу же возникает подозрение: стараясь доказать, что они — дворяне, не приукрасили ли Маржереты свою родословную? Действительно, оба брата умалчивают о настоящей профессии своих далеких предков: упоминаются только их вклады в разные церкви, учрежденные ими мессы, занимаемые ими почетные должности, например, врач герцога Филиппа II Бургундского или духовник императора Максимилиана[702]. В действительности же первые более или менее известные нам Маржереты были почти наверняка торговцами. О принадлежности Пьера II (5-е поколение) к корпорации дижонского купечества мы узнаем из другого источника[703]. Гийом (6-е поколение), о котором «Память» 1699
