Неужели так серьезно?
Кармен выучила текст наизусть, «не то чтобы серьезно, но уж очень боли сильные, ревматизма ее доконала и жар сильный, в постели лежит, суставы все опухли и ходить совсем не может, аж криком кричит, растирания ей делаем все время. Вот тут в письме обо всем прописано, Аусенсио сам состряпал письмо на аптечном бланке, «это дон Анхель Сернандес Валька рее написал, аптекарь из Какабелоса, он сеньоре двоюродным братом приходится, тоже еле ноги таскает, бедняга, вот я и кручусь, сразу двоих обслуживаю, совсем замучилась, он говорит, пока растирания делаем, лучше, чтобы Ольвидита побыла дома, она уже взрослая и может подсобить, но только бы барышню не напугать, я ее подготовлю, а то еще подумает, что мамаша помирает, вовсе нет, хотя, но правде говоря, мне совсем не нравится, как бедняжка выглядит», она проговорила все без запинки доверительным тоном, сестра вроде клюнула на письмо с печатью аптекаря и слушала ее с любопытством, затем велела позвать Ольвидо, видно было, что ее интересуют какие-то подробности о семье Валькарсе.
— Я слыхала, что по линии Сернандесов это одна из самых богатых семей провинции, правда?
— Была богатой, но нынче времена иные, кто знает, сколько им еще придется хлебнуть…
— Дай Бог, чтоб не пришлось!
— У них и силов-то нет, чтобы выдержать!
Кармен пересказала сплетни, которые ходят у них
в городке о том, кто закладывает свое имущество, кто кому надолжал в карты, она не знала, о чем еще говорить, и, боясь молчания и новых вопросов, ухватилась как утопающий за соломинку: «До чего красивая картинка с Пресвятой девой, ну совсем как живая!», ой, а вдруг опять что-то невпопад сказала, и кто ее за язык дернул!
— Мне приятно, что вам понравилось, картину я сама написала, это копия «Матери Божьей во слав», знаете, я ведь веду уроки рисования.
Кармен вздохнула с облегчением, кажется, на сей раз она но опростоволосилась, монашке льстило, что ее похвалили.
— Ну до чего здорово!
Вошла Ольвидо и чуть не испортила все дело.
— Ольвидита, деточка!
Она бросилась к девушке с бисквитами и бурными объятиями, не давая ей и слова вымолвить, и начала гладить ее по лицу, только бы Ольвидо не выдала своего удивления, а она, Кармен, должна изобразить нежную любовь к барышне, которая у нее на руках выросла, поцеловав ее в щечку, она незаметно шепнула ей на ухо пару слов, пожалуй, этот момент был самым трудным, она сотни раз репетировала свою роль, обнимая Аусен-сио, к счастью, ее волнение казалось вполне естественным для человека, принесшего дурные вести.
— Меня послал Аусенсио, так что смотри не проговорись и подыгрывай мне.
— Кармен, вот так неожиданность! Ты почему здесь?
Как бы еще невзначай не назвать се Кармен Дешевка, Ольвидо вовремя прикусила язык, выжидая, что будет дальше.
— Ольвидита, душенька, не знаю, как и сказать тебе, только ради бога не волнуйся, твоя мать немного прихворнула…
— О, господи, не пугай меня, что с ней такое?
К счастью, в разговор вмешалась сестра Младенца Иисуса, она стала ласково успокаивать ее, не волнуйся, ничего страшного, просто на несколько дней Ольвидо долита съездить к матери, чтобы поухаживать за ней. Все шло как но маслу, и когда Кармен покинула вместе с Ольвидо мрачное здание школы, она чувствовала себя совсем счастливой, в ее тяжелой жизни такие минуты можно по пальцам перечесть, она несла наскоро собранные пожитки девушки — клеенчатую сумку со сменой белья и туалетными принадлежностями — и тащила за руку Ольвидо, даже не успевшую сменить школьную форму.
— Тебе бы переодеться не мешало.
— Можешь мне толково объяснить, что происходит? Я ничего не понимаю.
— Нам надо спешить, я тебе по дороге все расскажу.
— Что-нибудь с Аусенсио?
— Да нет, с ним все в порядке. Не спрашивай ни о чем и делай вид, что плачешь, наверняка за нами подглядывают через глазок.
Кармен получила кое-какие деньги, чтобы они могли вместе пообедать в Асторге, а затем взять такси до Понферрады, сумма вполне приличная, однако им лучше не ходить в отель «Модерно», он слишком на виду, да и дороговат, но дорого она решила, лучше поесть в пансионе «Амбосмундос», через окно столовой видно было, что публика там пестрая, в основном простая, какая-то женщина в трауре, с опущенной на лицо вуалью, и ее муж с черной ленточкой на лацкане окончательно убедили ее в том, что зайти надо именно сюда, здесь она будет чувствовать себя как дома.
— Ну расскажи же, я прямо умираю от нетерпения.
— Садись и жди.
Они сели за столик, и официант в рубашке, без пиджака молча поставил перед ними хлеб и кувшин с водой, затем подал листок с меню, края его были заляпаны жирными, а местами и вовсе подозрительными пятнами.
— Что все же происходит? Говори, наконец!
— Сначала давай закажем еду.
— Мне и есть-то неохота.
— Аусенсио хочет тебя видеть, что-то очень важное, не знаю, что именно, меня совершенно не удивит, если он попросит тебя бежать с ним.
— Ты что, серьезно?
— Осторожно, этот тип идет!
— Попроси что-нибудь, ну хоть закуску какую.
Подошел официант, важный и учтивый.
— У нас есть только суп с лапшой.
— Тогда два супа. А на второе отбивные и…
— Есть только рубленые котлеты.
— Из мяса?
— Из мяса и опилок, ну из чего могут быть котлеты?
Ольвидо к еде не притронулась.
— Напрасно не ешь, супец мировой, от него силы будут.
— Не могу даже смотреть на еду, комок в горле застрял, ты уверена, что он хочет, чтобы мы с ним сбежали?
— У меня на такое дело нюх, есть вещи, которые от меня но укроются.
— Но если маме так плохо…
— Не будь дурочкой, детка, твоя мать в полном порядке, она выглядит как огурчик.
— Может, и как огурчик, но если я сбегу из дому, это ее убьет.
— Знаешь что, Ольвидита, думай лучше о себе, у нее своя жизнь, у тебя своя.
— Нет, я не могу. Родители никогда мне такого не простят.
— Ну хорошо, может, речь вовсе о другом идет, но если я угадала, то на твоем месте я бы подумала, счастье стучится в дверь только один раз, у него четыре ноги, и если ты не откроешь, когда оно просится войти, то потом его уже не поймаешь, оно бегает быстро.
Кармен заглянула в глаза девушки, чтобы увидеть в них себя, и она была такая же красивая и юная давным-давно, когда согласилась выйти замуж, но не смогла сдержать своего слова, родители не разрешили, они вымещали на
