укуса – с любовью, когда хочет от души кусануть его теперь ещё и за пятку.
Однако – легко ли дело делается?
И Счастливчикам и Змею Горынычу показалось в тягость начинать драку первыми… Одни считали зазорным без повода бить морды доисторическому животному. Змей же Горыныч с нынешним людом старался всё же быть осторожнее. Иные из них тепереча не то, чтоб какой хилый меч с собой таскают, но и всякие там пушки – бластеры. Соловушка – разбойничек рассказывал что-то такое, чего и сам опасался.
Таким вот образом, и тем и другим требовалась разведка словом.
– В карты сыграем? – вдруг предложил Странник.
– Сожрать, да и всех делов! – захлебываясь слюной, прорычала правая голова.
– Всё б тебе спешить, торопыга! – укорила левая. – Успеем! Для меня вот важно настроение. Так хочется праздника! Да и аппетит, как известно, приходит во время игры!
– Праздника, праздника! – заклацала зубами средняя голова, точно в ладоши захлопала. По глупости она решила, будто «праздник» – это когда вкуснее.
– Сдавай, коли не шутишь! – решила левая.
– На что играем?
– Само собой: проиграете – съедим! Выиграете – съедим тем более!.. Но – не разжёвывая…
«Хрен редьки не слаще!» – подумали Счастливчики. Ввиду отсутствия приемлемой альтернативы, они решили уповать на ничью: «Выиграет – подавится! Проиграет – подавится тем более, но – насмерть! Поглядим ещё, что да как!»
Спрашивать у Змея Горыныча дорогу к мастерской избушек показалось неудобным. Жизнь на кону, не до глупостей! Дальше – как повезёт! Вдруг, найдутся козыри или всё-таки карты выпадут на удачу?
Странник начал было сдавать карты на двоих, то есть – Змею целиком и себе, но левая голова возмутилась:
– Всем своим сдавай, а то нечестно!
Почему так было нечестно, Счастливчики не поняли. Но расспрашивать посчитали неудобным. А главное – небезопасным. Терпение Змея – а хоть бы и одной из голов! – могло само собой лопнуть в любой момент. И Странник, сдавая на шестерых, уже считал дело прогоревшим: за игру Пришельца он ручаться не мог; и таким образом вся его затея заранее обрекалась на неудачу. Участие Пришельца сводило шансы на победу Счастливчиков к отрицательному значению. Впрочем, сам Пришелец на этот счёт почему-то не чувствовал никаких угрызений совести. Только нахлобучил кепку себе поглубже на уши и занялся тщательным рассматриванием цветных картинок на сданных ему картах.
Колода, надо заметить, попалась Счастливчикам не совсем обыкновенная. Тузами в ней был исключительно сам Змей Горыныч, причем везде зелёного цвета и непонятных мастей. Королей представлял собой – как кажется, по совершеннейшему недоразумению! – один и тот же Кощей: карта с его унылой в фас или в профиль физиономией моментально портила настроение всякому, кто ее получал. Дам замещали три блуднолицые амазонки во главе с Бабой-Ягой: эти то и дело подмигивали, будто живые, и норовили сами собой выскользнуть из рук. Вальтами являлся сплошь «Иванушка-Дурачок»: что «Иванушка» – было понятно по букве «в», то есть – «Ванька», а то, что он «дурачок» – без труда угадывалось по удручающим выражениям его лица. Из остальных карт в колоде нашлись только тройка, семерка и «джокер» – чёрт с ветвистыми рожками и кривыми ножками.
Уяснив себе таковое положение вещей, Странник буквально схватился за бороду. Но самое страшное еще ждало его впереди.
10. Почти… или просто глупости
Оказалось, что Змей Горыныч намерен играть не в преферанс или в покер, а в «верю – не верю», ибо никакой другой игры он просто не знал и знать не хотел. Для Странника же «верю, не верю» – хуже шок-музыки. Наверное потому, что он не верил ни во что, кроме как в самоё себя, но зато – без всяких сомнений. Каково же ему при этом играть? Он так и эдак, просчитывал комбинации, брал зачем-то двадцать девять на ум, вычитал пять, умножал на тринадцать, но в результате получал пятизначные цифры с какой-то перечеркнутой латинской буковкой «эс» на конце.
Змей же играл блистательно, то есть врал напропалую, беззастенчиво и виртуозно.
– Сидит коза на берёзе, мычит на полном серьёзе! – еще и приговаривала его бесстыдная левая голова. – Стонет кречет: чёт или нечет? Кто-то пытает, а кто-то калечит!.. Горит лампада, играет ламбада, я б за такое – убил бы гада!
Некоторое время Счастливчиков неожиданно выручал Ромуальд.
– Не верю! – страшным голосом Станиславского-и-Немировича-Данченко кричал он Горынычу, пока не охрип. Тут уж как раз пришла очередь Пришельца загадывать загадки:
– Не боюсь я робота – терминатора, стукну по лбу ковшом экскаватора!.. Воздух полнится муторной жутью – жидкий робот писает ртутью!.. Слава пройденным милям и парсекам, я «чужих» гоняю по отсекам и кричу им вослед «улюлю!» Что-то будет, когда догоню?
Змей с каждой секундой обнаруживал все большее беспокойство. Энергично подрыгивал лапами, дёргал хвостом, надувал щеки и почему-то бормотал проклятия, типа: «Будь я проклят, если ещё хоть раз окажусь в этой сказочке!»
Читая в этот момент его мысли, Пришелец обнаруживал там лишь одну фразу, насквозь пронизывающую мозги трех голов туда и обратно: «Уткнувшись локтем в брутарею брамс!»
Карты в этой игре вроде бы и не участвовали, за что Страннику, например, было весьма обидно. Он усердно раскладывал перед Горынычем замысловатые пасьянсы, надеясь всё-таки привлечь его внимание, но усилия эти оказывались донельзя тщетны.
Игра достигла своего апогея. Змей в горячке порол чушь, призывал на помощь бабушку Секисьнакись и дедушку Отбалды, и вот-вот мог выскочить из кожи вон.
– Одной головой нужно думать, а не тремя! – уже воодушевленный неожиданным успехом, снисходительно наставлял 3мея Странник. Змею слова Странника показались обидными и переполнили чашу терпения – ту самую, с медицинской эмблемы. Лязгнув челюстями, словно железнодорожный состав – буферами, три головы Змея Горыныча простерлись в направлении наших героев. Странник молниеносно отпарировал нападение ловким взмахом меча – леденца, коий как раз вовремя обнаружился в кармане его шубы…
Впрочем, что такое этот меч – леденец супротив огнедышащего Змея? Так, одна голая фантазия! И кто знает, как всё обернулось, если б не находчивость Старика.
А произошло совершенно удивительное! Старик вдруг протянул руку к одной из карт с Иванушкой-Дурачком и та, то есть рука, словно бы в какой-нибудь дикий омут, до локтя ушла в никуда. Принцесса, наверное, даже может быть вскрикнула б от такой неожиданности, если бы не знала за Стариком склонности к подобного рода штукам. Он частенько уходил в никуда и приходил ниоткуда, и при этом становился еще лучше и симпатичнее. Видно в том-то и состояло его загадочное обаяние?!
Словом, не успел Змей как следует выпучить глаза и разразиться грубой
