Если бы она только знала, как мило сейчас выглядит, его маленькая стеснительная сестренка. И если бы она знала, как забавно ее дурачить, заранее предугадывая реакцию. Дразнить ее и следом успокаивать — это с детства вошло в привычку у Ильи. Исаия всегда называл это проявлением изощренного садизма, но что он понимает. Илье просто нравилось играть с Евой. И, почему-то, только с ней.
46 глава
— Я все же пойду, — пробормотала Ева, не выдержав молчания Ильи. И тут же ойкнула, когда он, поймав ее за плечо, лег на кровать, увлекая сестру за собой.
Вопреки ожиданию, Ева не возмутилась, не попыталась бороться или вырываться. Напротив, она притихла, покорно лежа на спине, под тяжелой рукой Ильи, и растерянно моргала, ловя свое отражение в темно-серых глазах. Он лежал рядом на боку, улыбаясь ей странно открыто, интимно.
— Ты притворялся, — констатировала она негромко. Вместо ответа Илья погладил ее по голове, как часто делал в детстве, когда очередная его шутка приводила к ее слезам.
Но теперь Ева не ребенок, и шутки могли стать куда интереснее.
Илья провел ладонью по длинным шелковистым прядям — они длинные у Евы, ниже талии, тяжелые, густые. Он убрал их с ее лица, а она отвернулась, уставившись в потолок. Сердце колотилось как бешеное, и никак не получалось его успокоить.
— Мне от этого не сбежать, да?
— Неа.
— В ту ночь, после обращения… — она остановилась, не зная стоит ли продолжать. Илья сгреб ее волосы в горсть и пропустил сквозь пальцы, любуясь игрой света. Ева закрыла глаза. Последующие слова вышли с придыханием: — Знаешь, я думала, что вы с Исаией стали монстрами.
Илья замер, но через пару мгновений вновь зарылся пальцами в тяжелые пряди.
— А теперь? — спросил он, приподнявшись на локте — нависнув над ней.
— А теперь… — прошептала Ева и запнулась, почувствовав на коже влажную ласку его языка. Она дернулась, и рука брата сомкнулась на ее волосах. Сердце грозило пробить грудную клетку, все осознанные мысли смыло волной дрожи, оставив в голове гулкую пустоту.
— Продолжай, — его шепот тягучим медом пролился ей в губы. — Мне интересно.
Ева затрепетала. Было что-то первобытное в тех ощущениях, что вызывали в ней действия брата. Его рука, крепко державшая ее за волосы — в шаге от боли, в шаге от насилия. Его сила, его мощь давили на нее, подминали под себя, требуя подчинения. Сладкого подчинения, отдавшись которому — Ева была уверена — уже не захочешь иного.
Она открыла глаза, призывая все свое упрямство сказать именно то, что хотела. И она сказала:
— Думаю… ты всегда им был. Монстром. А теперь ты вампир и больше не скрываешь этого.
— Какая занятная мысль, — хмыкнул Илья, проведя губами по чувствительному месту у нее за ухом. Если его это и задело, виду он не подал. — Иди ко мне, — обхватив Еву за талию, он перевернулся, уложив девочку на себя. Длинные волосы занавесом опустились вокруг их лиц, словно скрыв от всего мира.
«От всего мира» — Илье понравилась эта мысль.
Ева не сопротивлялась. Уже нет. Она, наконец, вымоталась. Страхи и сомнения осели в душе стылым пеплом, уступая место огоньку страсти, что каждым своим действием, каждым словом разжигал в ней Илья.
Она пылала лицом, глядя в лицо брату, плавилась там, где он ее касался. И пусть где-то глубоко внутри по-прежнему ныло раненное Ноем сердце, голосок в голове уже не вопил так рьяно о табу и кровосмешении. А ужас от возможности пойти дальше — он будоражил.
Может, Еве и правда лучше сдаться? Уступить желанию братьев и своему желанию тоже?
…
Исаия, как никто другой в целом мире, знал своего брата. Харизматичный, душа компании, с отлично подвешенным языком, готовый всегда прийти на помощь… и в то же время, злопамятный, маниакальный, тяготеющий к манипулированию и по-детски жестокий. Исаия с детства старался контролировать Илию — для его блага и для блага окружающих. Но сейчас, когда Еве нужна была помощь, он медлил.
Исаия вернулся, как раз когда уходил Мафусаил. Они столкнулись с ним в коридоре, и по отсутствующему выражению лица последнего, Исаия догадался: Илия снова взялся за свои игры. Однако, услышав из гостиной их с Евой разговор, он остановился.
Остановился, потому что Илия сделал то, чего не решался сделать Исаия: соблазнил.
Илия вынудил Еву признать свою любовь ее к нему. Надавив ей на жалость и поставив под сомнение ее чувства, он подтолкнул их сестру доказать обратное.
И она поцеловала его. Поцеловала как мужчину, а не брата. Сама поцеловала. Исаия сомневался, что смог бы заставить ее. Но Илия всегда находил подход к их сестре.
— Ты не вмешаешься? — вдруг прозвучал вопрос от Ноя. Когда он объявился, Исаия не заметил. И, да, он не вмешался. Он хотел, чтобы Ева переступила эту черту. Пусть даже с Илией.
Ной наградил старшего из близнецов взглядом, отдаленно напоминающим скорбный, и сделал то, что велел долг перед Евой: он вмешался.
