перечисление отнесет? Факсом они не примут, нужен подлинник.
— Боря и отнесёт, проблемы-то и его тоже. Пойдем, печать шлёпнешь. На вот еще почту из областной захвати.
Эля, прижимая к груди дело и конверт, унеслась. Кораблёв направился вслед за ней в канцелярию, там залез в стоявший в углу обшарпанный сейф. Вынул из верхнего отделения гербовую печать и стукнул ею по сопроводительному письму, предназначавшемуся для личного дела следственно-арестованного.
Тем временем Эльвира, прихватившая в придачу к уголовному делу журнал исходящей корреспонденции и сверток с вещественными доказательствами, в накинутой на плечи каракулевой шубке, вылетала из приемной. На крутом вираже она успела распахнуть смежную дверь в кабинет прокурора.
— Олег Андреевич, можно Валера меня в суд свозит?! Надо стражное дело срочно отвезти! — выкрикнула она и, не дожидаясь ответа, умчалась, оставив дверь открытой.
Саша поздоровался из приемной с шефом, сегодня они не виделись, Кораблёв уехал в прокуратуру области рано утром, прямо из дома.
Трель ответил подчиненному сдержанным кивком, он находился в кабинете не один. За приставным столом спиной к Саше сидел корпусной мужчина в переливчатом костюме. Незнакомый складчатый загривок лежал на вороте пиджака посетителя.
Кораблёв вернул печать на место, закрыл сейф и покинул приемную.
Боря Винниченко был на рабочем месте, допрашивал пожилую женщину. Предложение немедленно прервать следственное действие и бежать в милицию с подписанной сопроводиловкой энтузиазма у следователя не вызвало, равно как и у допрашиваемой.
— Мне внука из садика забирать, — категорично заявила женщина. — Я ждать не буду. Знаете, как воспитательницы злятся на детишек, которых последними забирают?
Саша проявил иезуитскую настойчивость:
— Борис Сергеевич, я ведь могу и другое решение принять. Ситуация стрёмная, сам знаешь…
Боря, ворча, что канцелярия в корень оборзела, не хочет выполнять свои прямые обязанности, стал собираться в путь. Свидетельницу он перебил на завтра, на это же время. Кораблёва, уже открывшего рот, чтобы предложить коллеге свои услуги по завершению допроса от его имени, такой вариант вполне устроил.
«Всё равно я не знаю, о чем они говорили», — нашел объяснение Саша нежеланию выполнять чужую работу.
Он вернулся в свой кабинет, включил компьютер и в один присест набрал два запроса в милицию. Один — на материал об административном правонарушении, составленный в отношении Оли, который в настоящее время должен был находиться в дежурной части. Второй — на всю адмпрактику по супермаркету «Грошик» за истекший девяносто девятый год. Такую информацию могла предоставить только группа ИАЗ. Здесь быстро не получится, через ГИАЗ[95] проходят тысячи материалов, придется девчонкам вручную по журналам открыживать. Но запросы в канцелярию УВД нужно успеть закинуть непременно сегодня, чтобы бумаги раньше начали свое неспешное движение от центра к периферии и обратно.
Распечатанные на принтере документы Кораблёв отвёз в милицию, естественно, сам. На обратном пути, проезжая через ворота из двора УВД, он посигналил выходившему из будки КПП Винниченко. Боря замедленно повернул голову в сторону сигналившей красной «девятки», переварил, что обращение адресовано ему и подошёл к машине. С первого раза открыть дверь старшему следователю не удалось, пальцы его огромных перчаток, напоминавших мотоциклетные краги, не пролезали под ручку. Саше пришлось, перегнувшись, дотянуться изнутри до пассажирской двери и приотворить ее изнутри.
Боря неуклюже влез в салон и громко саданул дверью. Кораблёв поморщился на подобное варварское обращение с техникой, однако от совета потренироваться дома на холодильнике удержался.
Спросил он про другое:
— Ну чего, отдал?
— Аббасову лично в руки, он разорался, как этот… — Винниченко говорил, насупившись. — Задолбали орать все кому ни попадя… Как будто нормально нельзя разговаривать… Они, Сашк, это самое, Рязанцева уже из камеры подняли с вещами… Он у Аббасова в кабинете сидел, чай пил… До шести они ждали… В шесть хотели выпускать сами, срок-то истек… А тут я заваливаюсь… Да-а-а… У Рязанцева прямо губы задрожали, когда я перечисление отдал… Надеялся, что выйдет… Минуты считал…
Кораблёв молча выруливал на улицу Советскую, из-за высоких сугробов видимость была паршивой.
Боря не снял свои краги и в салоне. Нелепо великанские, они лежали у него на коленях, едва прикрытых короткими полами заношенного китайского пуховика.
— Чё-то, Сашк, мы с тобой с Рязанцевым этим не то сотворили, — трудно выталкивая из себя нескладные слова, продолжил Винниченко. — Паршиво у меня на душе…
Кораблёв стиснул зубы и резко выдохнул носом. Бросил злой косой взгляд на неувязанного пассажира.
«Зря его подобрал, пускай бы пешком шкандыбал по метели. Разнылся… тоже мне, праведник! “Мы-ы с тобо-ой, Са-ашк…” Это ты, чудо гороховое, дело три месяца расследовал, следак с десятилетним стажем, самостоятельное процессуальное лицо! Мне готовое отдал на утверждение, перед фактом поставил», — внутри Саши все клокотало.
Разнервничавшись, он поздно среагировал на парня, вздумавшего перебегать проезжую часть в неположенном месте. Пришлось ударить по педали тормоза, машина дернулась и резко встала. Не ожидавшего экстренного торможения Борю мотнуло вперед, он заткнулся на полуслове. Опытный водитель Кораблёв остался сидеть ровно, прислонившись лопатками к спинке сиденья. Придурок в короткой жёлтой курточке ни на секунду не озадачился мыслью, что едва не оказался под колесами, беспечно отсчитывал с ладони мелочь у окошка киоска «Роспечати».
Зато Саша получил законный повод освободиться от накопившегося раздражения с помощью длинной матерной тирады. После этого ему стало легче и, просветлённый, он вспомнил, что надо застолбить сегодняшним числом у Эльвиры в книге регистрации сообщений о происшествиях и преступлениях место под Олино, не написанное еще заявление.
Тревожась, что какое-то новое событие может перебить этот обязательный ход, Кораблёв вознамерился незамедлительно позвонить в канцелярию по мобильнику. Но цапнув себя за карман, передумал. Ни к чему Эле раньше времени узнавать его номер. Соблюдение элементарных правил техники безопасности еще никому не приносило вреда.
7
05 января 2000 года. Среда.
17.00 час. — 19.00 час.
Титов с Маштаковым надеялись на чудо до последнего. Когда замнач ИВС Капустин позвонил им по внутренней связи и сказал: «Принесли, пидарасы», опера сникли. Даже ругаться сил у них не осталось, перегорели мужики в томительном ожидании.
Миха взял с подоконника табличку на подставке с надписью «Уважаемый бандит! Вас сегодня разводит оперуполномоченный Рязанцев А. В.», повертел в руке, кисло усмехнулся, вернул обратно. В брежневские времена такие таблички из оргстекла выставлялись на прилавках магазинов и общепита.
— На кой хрен тогда втянул я
