Пусть выпишет разрешение на встречу с Яшкой. — Титов стал быстро рассовывать оперативные дела по полкам металлического ящика.
Габариты крохотного кабинета в совокупности с длинными руками майора позволяли делать это не поднимаясь со стула.
Лёха был уже в дверях, когда на подоконнике заверещал внутренний телефон. Маштаков посмотрел на часы, до официального окончания рабочего дня оставалось шесть минут. Почесав шею над воротом джемпера, Миха осторожно взял трубку.
— Слушаю. Маштаков.
— Товарищ капитан, тут к вам гражданин Сидельников явился! — звонивший с КПП милиционер закричал так оглушительно, что опер отстранил руку с трубкой от уха. — Говорит, что вызывали!
— Пропустите, — на эту вводную имелся единственный вариант ответа.
— Кто там? — Тит нетерпеливо вздернул подбородок.
— Житель столицы нашей Родины гражданин Сидельников В. И., — ответил Миха, возвращая в нормальное состояние перекрутившийся шнур телефона.
— Пошла движуха, — старший группы по тяжким звонко щелкнул пальцами. — Он-то нам и нужен. Он на Малеевке каждую собаку должен знать. Озадачь его, брат, по связям Тряпицына. Ну ладно, я к — Ушастому.
Вскоре в дверь кабинета раздался осторожный стук.
— Да, да! — ободряюще крикнул Маштаков.
В дверь снова чуть слышно постучали.
— Да открыто же! Входи!
Поочередно скрипнули двери — наружная, потом внутренняя — и в кабинет проскользнул Витек Сидельников. Взглянув на его унылую физиономию, Миха сразу понял, что его человек попал в блудняк[96], причём в серьезный.
— Привет, — Маштаков привстал, протянул руку.
Ладонь у Витюхи оказалась холодной, мягкой и неприятно сырой. Миха удержался, чтобы инстинктивно не вытереть руку о джемпер, этот жест мог обидеть агента. Он мог подумать, что им побрезговали.
— Я попал, Николаич, — усаживаясь на стуле, хрипато сообщил Витек.
Он сложил губы, вытянул их вперёд и, подняв, прикольно прижал к носу. Его гуттаперчевому лицу позавидовал бы любой цирковой клоун.
— Рассказывай, — без реверансов предложил Миха.
— Пять капель не набулькаешь?
— У меня после праздников голяк, — отговорка показалась убедительной, хотя Маштаков не брался за рюмку уже несколько недель.
Избегая искуса, он не держал спиртного ни дома, ни на работе.
— Пра-аздники, — горестным эхом откликнулся Витек, — лучше бы их не было…
Рассказ его не отличался свежестью сюжета, но развязку имел довольно неожиданную. В канун Миллениума Витя решил на недельку скататься в столицу в надежде подзаработать. О способе подзаработать он умолчал, сказав лишь, что рассчитывал приподняться без криминала. По Витюхиным меркам отсутствие криминала проявлялось в мошенничестве (какой криминал, когда лох сам отдает бабосы?), и в игре на деньги краплеными картами (а кто лохам, Николаич, запрещает стиры[97] крапить?). В районе станции метро «Измайловский парк» у Витька имелся зоновский корешок, у которого он и бросил кости. С доходным промыслом у них не заладилось, потому как они тупо забухали. Пили по-чёрному, попутали день с ночью. Деньги утекли, как в выгребную яму (Николаич, там в Москве на все такие цены, охренеешь!). Второго января, гонимый похмельем, Витек подался на мини-рынок, расположенный у метро. Там он не придумал ничего лучше, как схватить с прилавка норковую женскую шапку-кубанку и рвануть к пустырю. Далеко он не убежал, в активе шесть ходок, не до конца залеченный туберкулез, алкоголизм второй стадии, да и годков — полных сорок три, не пацан. Продавцы его без труда догнали, побуцкали, правда, несильно, шапку отобрали и сдали в ментуру. Там не имевший при себе документов Витек назвался данными брата своей сожительницы Валюхи. Сотрудники созвонились с Острогом, им подтвердили, что такой гражданин в городе зарегистрирован. Ни одной ошибки в указанных данных не обнаружилось, ни в точной дате, ни в месте рождения. О качестве легенды Витёк позаботился.
— И чего, они первую форму[98] не запросили? — Маштаков, не удержавшись, перебил повествование.
— Запросили, да у нас в дежурке факс не работал, — Витька трескуче, как в кастаньеты, прихлопнул в костлявые ладоши. — В Москве, Николаич, не как здесь. Менты там никакие. Дознавательша меня допрашивала молодая, ей все по одному месту, кроме собственного маникюра…
— А опера не было?
— Был, но с угару лютого… Второе января, сам представь… Потом, для них все ясно, палку на халяву срубили, а навару с меня никакого…
— Но тебя откатали[99]? По учетам пальцы пробьют и ты — в ауте.
Витек впервые за время разговора резиново улыбнулся, обнажив голые бледно-сиреневые десны:
— Не-а! Не откатали. Николаич, я тебе говорю, такой лошни как в Москве нигде не встретишь.
— Дело возбудили?
— Сразу. Сто шестьдесят первая, первая, через тридцатку[100].
Маштаков удивлялся действиям столичных коллег. За покушение на грабеж с поличным задержан человек, не имеющий не только регистрации в Москве, но и документов, удостоверяющих личность. На физиономии задержанного написано семь смертных грехов, он с бодунища, мятый, грязный. И его не задержали по «сотке», хотя санкцией статьи предусмотрено до четырех лишения свободы, не оформили по «мелкому», не закрыли на десять суток, как бомжа по Указу восемнадцать-пятнадцать[101]. Сотрудников милиции не смутило то, что у назвавшегося несудимым Витька все пальцы синели татуированными перстнями. Может, у них прокуроры другие? Не позволяют ментам ни на миллиметр отойти от буквы закона? Но из какой бы галактики они ни прилетели, законных оснований для изоляции такого нарядного субъекта как Витек имелось предостаточно, хотя бы до получения документальных данных о личности. Из разных источников Миха много слышал об особенностях московской милиции, Витькин рассказ оказался новой дикой деталью.
Маштаков не испытывал ни малейших угрызений совести от того, что он пальцем не шевельнет, чтобы оказать содействие коллегам в изобличении преступника. Помогать дуракам, лентяям и дилетантам было не в его правилах. Не умеют работать головой, пусть работают другими местами. В раздаче козыри были на руках у милиции. Витька имел ноль шансов выкрутиться, но тем не менее сейчас он, слегка загашенный, сидел нога на ногу в кабинете курирующего опера за триста километров от златоглавой, вместо того чтобы париться в одном из столичных следственных изоляторов. В «Матросской тишине» или в «Бутырке».
— С факсом реально повезло. — Миха взял со стола напарника чёрную коробочку «Петра», положил перед Витьком. — Кури, чего ты.
Сидельников немедленно чиркнул зажигалкой, окутался сизым дымком, закашлялся.
— Кхм…кх…укх… Хоть раз в жизни подфартило… Чего теперь ждать, Николаич?
— Ты какие документы подписывал?
— Все подряд, какие подсовывали. Протоколы, подписку о невыезде…
— Дознаватель запросит на тебя, то бишь, на свояка твоего характеризующий материал и вызовет повесткой знакомиться с делом. Чего он будет делать, когда повестку получит?
— Да уж всяко в Москву не поедет! — В глазах Витька, представившего как Валюхин брат, кондовый работяга, читает повестку, в которой
