усажен на рейсовый автобус и отправлен домой, — наклоняется к моему уху Дима.
— Очень хорошо. Туда ему и дорога.
Замечаю, что Аня прислушивается. Мне не нравится её интерес к тому, что в итоге случилось с Фёдором.
Раздражает. Какие-то странные эмоции душат горло.
— Герман, а что насчёт свадебного путешествия? Вы уже решили, куда поедете?
Оборачиваюсь к жене. Прежняя Аня уже отвесила бы мне на ухо шутку о том, что скорее съест червя, чем полетит со мной в самолете на соседних креслах. А эта ест. Не червя — торт. И, похоже, полетит. Туда, куда скажу. Отчего-то некомфортно видеть её такую засушенную. Бесчувственная плотва, ледяная рыбина. Блин, ну она же сама меня терпеть не могла, обзывала с друзьями по-всякому. Почему тогда её так задело это видео? Что мне с ней теперь делать? Как себя вести?
Я устал.
Хочу открыть свой ноутбук и, закрывшись на балконе, спокойно поработать над поисками новых клиентов. Я лучше умру в одиночестве, без женщин, чем вот это вот всё. Отношения с ней напоминают американские горки, где от любви до ненависти один шаг.
— Аня, куда ты бы хотела поехать? — Поворачиваюсь к супруге, которая опять ест.
Ну сколько можно жрать этот дебильный торт? Мне не по себе от её холодности. И хотя меня дико раздражала маленькая, скверная и непредсказуемая ведьмочка внутри неё, такая Аня нервирует меня ещё сильнее. Она как будто черенок от швабры проглотила и запихивает в себя торт через силу. Кусок за куском, кусок за куском. Просто бочка бездонная.
— Я поеду туда, куда прикажет мой дорогой муж, — отвечает ласковым, но дико наигранным голосом.
Вроде бы всё верно говорит, но это не моя Аня. Это робот-пылесос, продолжающий сметать торт.
— Тогда я предлагаю Бангладеш, — ем её глазами, всё равно что она этот треклятый торт. Жду реакцию. Не хочу жену-выскочку, но и мумию не заказывал.
Аня отрывается от тарелки. Сморит прямо перед собой.
— Отличный выбор, дорогой. Полностью поддерживаю, я люблю экзотику. — И снова в торт.
Я уже даже не смотрю на мать и отца, на брата и Дубовских.
Цель номер один — вывести из себя свою супругу и вернуть ей запал к жизни. Я же извинился за то видео. Она же не глупая и прекрасно видит, что сейчас я совершенно другой. И отношусь к ней иначе. Но всё равно игнорирует меня. Достала.
Да я с ней уже с ума сошёл и веду себя как придурок. Где моя хвалёная хладнокровность?
Недоделанный Фёдор, поганое видео… Она никогда его не забудет. Я бизнесмен, у меня отличная интуиция. Эта женщина разочаровалась во мне, и это так мучительно горько, что я не могу справиться с эмоциями.
Меня очень-очень злит её безразличие.
— Ну что же, милая, тогда я, пожалуй, выберу для тебя одну из чудовищных ночлежек, в которых, уверяю тебя, даже самый небрезгливый автостопщик жить не станет. И не потому не станет, что за окном шумно или стены грязные. А оттого что закусают блохи и комары. Малярию опять же никто не отменял. Наши вещи украдут, помыться будет негде. После таких ночлежек первым делом надо посетить кожника от греха подальше. Кстати, замечено, что там многие ходят и чешутся, и ещё принято вылавливать друг у друга вшей и смачно раздавливать их ногтями. Вот наш будущей отель, солнышко, за который я отдам порядка шестидесяти долларов в сутки, — выпаливаю как на духу и жду…
Только она опять не реагирует.
Она не может не съязвить. Это же Нюта. Она же не может…
— Если тебе это нравится, Герман, пусть будет так.
Я тяжело дышу. Злюсь. Только всё бесполезно.
Наше химическое взаимодействие, наша тонкая, сладкая связь, от которой кружилась голова, — всё это исчезло.
Чувство неудовлетворённости колупает меня изнутри. Я хочу потрясти Аню за плечи. Ещё час назад я планировал от неё отдалиться. А теперь конкретно так страдаю.
За столом тишина. Даже моя мать молчит и никак не комментирует.
— Вынуждена вас покинуть, кажется, у меня разыгралась мигрень. — Не выдержав напряжения, мама встаёт из-за стола, держась за голову.
Мой брат с женой вызываются её проводить.
Отец молчит, загадочно покручивая в руках столовый нож. Прощаются Дубовские. Я прошу погасить фонарики. Меня бесит транслируемое ими праздничное настроение. Нет его, этого настроения. Я его убил. А Анюта по-прежнему колупает торт.
— Аня, мы можем поговорить нормально?
— Да, конечно.
Смотрю на неё, она на меня, только так неинтересно и вяло, что я снова выхожу из себя. Громко вздыхаю.
— У нас всё нормально?
— Да, конечно, — невинно приподнимает брови. — Более чем отлично. У нас брак.
Она отворачивается и, приподнявшись, берёт ещё один кусок торта. В принципе правильно, зачем добру пропадать. Пусть ест!
— Если уж вы собрались в Бангладеш, — сжимая губы, давясь смехом и продолжая крутить нож, присоединяется к разговору отец, он один остался за столом и внимательно за нами наблюдает. — У меня друг там был, в чудесном городе Дакке. Там народу столько, что вам и не снилось.Так вот, мой друг поступал следующим образом: он не кушал в Бангладеш.
— Это как? — отодвигает торт Аня и заинтересованно слушает.
Я аж дышать начинаю глубже, так меня коробит её внимание к собственному отцу.
— Мой приятель не пользовался услугами общепита. А шёл в лавку и покупал там мешок риса и пару консервных банок тунца.
— Блин, так интересно, расскажите поподробнее.
Отлично, значит, со мной она полудохлая, а отцу улыбается. Одёргиваю себя, сжав зубы. Я сам себе противен.
— Да там сущий ад. Иногда по настроению он докупал консервную банку кукурузы. Не забывайте, кстати, проверять срок годности консервов, в половине случаев будет просрочено. Так вот, всё это в течение полутора-двух часов готовилось на медленном огне. Получалось простенько, но съедобно. И главное — абсолютно безопасно. Кроме того, периодически варил себе геркулесовую кашу. Обычно дома он варил кашу минут пять, но там — полчаса. Ибо неизвестно, где и как хранились хлопья. Про захваченные из самолета одноразовые вилки-ложки стоит упоминать? Думаю, вы сами всё поняли.
— Ужасное место, да?
С ним она меняется. Говорит иначе. Смеётся.
— Поскольку общественных туалетов практически нет, Анюта, а те, что есть, — чудовищны, народ массово справляет нужду по углам. Забавное наблюдение:
