Автомобиль стоял в подлеске с выключенными габа-ритками. Весь разговор двоих записывался на сложной аппаратуре, размещенной в фургончике. Мощная, выведенная наружу антенна-тарелочка передавала закодированный, защищенный ультрасовременной системой сигнал на спутник, оттуда на антенну-приемник, расположенную на специальной вышке рядом с особняком в Подмосковье, спрятанным в вековом сосновом бору и окруженным четырехметровым сплошным забором.
В одном из кабинетов особняка за столом расположился тяжелый, обрюзгший мужчина.
Остатки волос были зачесаны пробором на куполообразную лысину; набрякшие под глазами мешки и тяжкие брыли делали его похожим на старого, списанного бульдога-переростка; сходство дополнялось брюзгливо выпяченной вперед нижней губой и маленькими, глубоко посаженными глазами. Но взгляд их был зорок и скор.
И вообще, любой, кто мог бы усомниться в мгновенной решительности этого человека, сокрушавшего своих врагов со стремительностью стенобойного тарана, допустил бы главную ошибку в своей жизни. Смертельную.
Массивные плечи обтянуты толстым твидом, живот подпирает крышку стола, движения вялы и неторопливы. Мужчина не торопясь налил в высокий стакан минеральной воды до краев, выпил, шумно выдохнул, словно кит… Никиту Григорьевича Мазина так и называли за глаза: Кит. С жестким, акульим норовом. Этот, кажущийся неповоротливым и вялым, как дохлая рыба, и безучастным, как монумент, хищник жрал все и вся, что только попадало под взгляд неспешных и темных, будто зрачки пистолетных стволов, глаз.
Он включил приемник, покрутил ручку настройки. В комнате громко и гулко зазвучали слова диктора:
«В связи с невозможностью по состоянию здоровья ио полнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР… в целях преодоления глубокого всестороннего кризиса, политической, межнациональной и гражданской конфронтации, хаоса и анархии, которые угрожают жизни и безопасности граждан Советского Союза… и идя навстречу требованиям широких слоев населения о необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе, обеспечения законности и порядки ввести чрезвычайное положение в отдельных местностях СССР на срок до шести месяцев с четырех часов московского времени девятнадцатого августа тысяча девятьсот девяносто первого года…»
Мазин приглушил звук, криво усмехнулся, пробормотал:
— Страшилка какая-то… И прилагательных перебор, вы не находите, Краснов? — Мазин поднял взгляд на стоявшего перед ним человека. Еще раз шумно выдохнул, закурил ароматную, сделанную по спецзаказу папиросу, заботливо уложенную в картонную коробочку «Три богатыря». Выдохнул:
— Это их игры. А мы вернемся к нашим баранам. Слушаю вас.
— Мы их разыскали, Никита Григорьевич.
— Ну и?..
— Установили аппаратуру.
— Чисто?
— Да.
— Кто устанавливал?
— Местный пастух. Он вхож в дом: снабжает семью Егоровых ежедневно парным молоком. Он пришел в дом днем, когда Егоров с женой и дочерью были на речке.
— Что он там всобачил?
— Самонастраивающиеся сверхчувствительные микрофоны РС-190.
— Пастух… Может, он их просто сложил под стол? Пастухи — народ бесхитростный.
— Он был проинструктирован. Ему было предъявлено нашим сотрудником служебное удостоверение и разъяснена исключительная государственная важность операции: разоблачение вражеского шпиона. Пастух забросил микрофоны на чердак, в мусор.
Дом дощатый, этого при чувствительности РС-190 вполне достаточно для квалифицированного прослушивания и записи.
— Где он сейчас?
— Егоров?
— Нет. Этот мастер выпаса телок.
— Он скончался. Принял слишком большую дозу алкоголя и умер.
— Грамотно.
— О смерти его еще никому не известно.
— Как только хозяйки выгонят своих коровок…
— Буренок поведет подросток-подпасок. У пастуха и раньше случались запои, так что все достоверно. Его смерть обнаружится через день-два, может, раньше, но вряд ли кого удивит: очень естественно.
— Вы уверены, что Егоров ничего не?..
— Да.
— Он прекрасно подготовлен, и у него исключительное чутье.
— Нам это известно.
— Ну да, ну да… Что же тогда вы не могли найти его почти неделю?
— Он выбрал «случайный вариант». Это всегда невозможно просчитать. Пришлось провести весьма кропотливую работу: по всем вокзалам Москвы были…
— Можете не продолжать. Я представляю себе… — насмешливо прервал его Мазин. — Меня больше интересует другое: там не крутились эти ребята?.. С Ходынки?
— Нет.
— Уверены?
— Абсолютно.
— Похвально. Если вы что-то упустили, Краснов…
— Я понимаю, Никита Григорьевич.
— Чтобы вы понимали яснее: вас в случае провала этой операции не просто устранят, вас тепленьким скормят бездомным кабульским псам… Знаете, есть у тамошней голоты такое развлечение… А то — воронам в ущелье… Горло и голову жертве обматывают так, чтобы птицы могли достать только глаза, но ни в коем случае не умертвить раньше времени… Связывают… Оголяют низ живота… Эти черные хищные птицы не торопясь расклевывают сначала половые органы, долго и медленно вскрывают живот, лакомятся внутренностями… А смерть все не приходит: сутки, трое, четверо…
Глаза Кита мечтательно закатились, казалось, он просто-напросто смаковал рисуемую им самим картинку… И хотя стоявший перед ним сорокапятилетний мужчина был не из слабонервных, ему стало не по себе.
Его можно было бы назвать красивым. Иссиня-черные густые волосы окрасила у висков седина, нос с горбинкой, хорошо очерченные губы… Если бы… Если бы не выражение странной, чуть слащавой жестокости, какое бывает у капризных детей, развлекающихся в отсутствие родителей нанизыванием пойманных на стекле мух на раскаленную докрасна иголочку, бросающих беспомощных, с оборванными крылышками насекомых в жестянку, в которой матово, свежо переливается расплавленный свинец…
И еще — его портил шрам. Прошедший через все лицо рубец словно разделил лицо на две независимо существующие друг от друга половинки; опытные хирурги-пластики изрядно потрудились, но эту странную асимметрию устранить так и не смогли. Лицо Григория Краснова было похоже на отражение в разбитом наискосок зеркале: словно правая его часть принадлежала серьезному, жесткому, преуспевающему мужчине, а левая тому самому капризно-балованному ребенку, выросшему, но оттого не ставшему менее слащавым или жестоким. Говорят, шрамы украшают мужчин. Но при взгляде на лицо Краснова у хозяина кабинета, как и у многих, несмотря на правильные, почти классические черты, в голове рождалось только одно слово — урод. И прозвище Красавчик казалось самой злой из насмешек, какую только возможно было для него выдумать. Но обычно его называли еще короче: Крас. Постепенно кличка стала и оперативным псевдонимом; тем более самому Григорию Валентиновичу это его имя напоминало что-то древнеримское… По крайней мере, ему было приятно думать именно так.
Хотя… Был он высок, прекрасно тренирован, обладал атлетическим сложением, и тело его только-только начало приобретать свойственную годам грузность. Так что нередко первое, достаточно неприятное впечатление скоро забывалось, а оставалось и закреплялось мнение, что перед вами сильный, уверенный в себе мужчина, которому когда-то не повезло, но он сумел не только выстоять, но и преуспеть.
— Вы подготовились к варианту устранения?
— Да. Но люди еще не выдвинуты.
— Выдвигайте.
— Группу «Экс»?
— Да. — Никита Григорьевич помедлил, закурил новую папиросу. — И вот еще что…
Егоров при огневом контакте крайне опасен. — Он пожевал губами. — Крайне. И эта его жена… Заметьте, она — мастер спорта международного класса…
— Мы учли это, Никита Григорьевич.
— Вот и славно.
— Прикажете начинать немедленно?
— Начинать — да. Но… устранение — только по моей команде. Егоров уверен в том, что никто его еще не нашел?
— Судя по поведению и по разговору, да. Ну и…
— Что?
— Во многом нам просто повезло. Мы могли его и не разыскать. А после вот этого всего, — стоящий кивнул на продолжающий передавать обращение к советскому народу радиоприемник, — начнется такой тарарам, что…
— Вам повезло, Крас, вам. Вы догадались, что я не шутил ни о вашей особой ответственности, ни о… э-э-э… способе наказания в случае провала?
— Да.
— Вот и славно. Тем не менее — повременим. Нам необходимо узнать, кто его контакт на Ходынке. Невзирая на подобные, как вы выразились, «тарарамы», в определенных ситуациях система срабатывает строго и однозначно, как буек револьвера. Что еще?
— Мы выявили все его возможные контакты и по Афгану, и здесь…
— Мне не нужны догадки, мне нужно знание. Точное знание. Как вы думаете, он может быть откровенным с женой? По такому вопросу?
