— До того как Ру раскрутила на деньги Эдварда, это была помойка.
— Уверен, что это место всегда красиво, — сказал Макс. — Так же красиво, как и ты.
— Шутишь?
— Я серьезно. Зачем ты сняла шляпу?
— Она мешала мне целоваться, — сказала Нэнси.
Макс вошел вслед за ней в неровный круг тени под акацией.
— Видимо, поэтому я до сих пор и не поцеловал тебя?
— А ты и не пытался. — Макс очень нравился Нэнси, но с некоторых пор ее естество больше не выделывало кренделей, когда он бросал плутовские взгляды.
— Почему и не пытался? — Он натужно засмеялся. — Одно время между нами что-то наклевывалось.
— Да, но помешали другие проблемы.
— Ты гонялась за лордом имяреком. Но теперь тебе не нужно больше заниматься этим. — Макс прислонился к стволу дерева. — Сейчас, когда твоя сестра победила в Брачной игре, ты можешь расслабиться. Вернуться к любовным утехам.
— Но это так непросто, — сказала Нэнси. Она уловила его оценку брака Руфы и отвергла ее.
Его голос смягчился.
— Что с тобой происходит, Нэнси? Игра закончилась. Ты свободна. Почему же ты не хочешь, чтобы тебя совратили и трахнули?
— Боже, откуда ты взял, что мне нравится это?
Он засмеялся и отступил, но по-прежнему был готов вступить в игру, когда она предоставит ему шанс.
— Что же теперь ты намереваешься делать? Возвратиться домой к своим корням?
— Не говори глупости. Я всего на два дня отпросилась с работы. В понедельник я снова должна быть за стойкой.
Макс задумался.
— Это такая хорошая работа?
— Лучшая из того, что у меня было.
— И единственное место, где ты можешь видеть его?
Нэнси застонала.
— Боже, неужели на моем лице все написано?!
— Однозначно. Видимо, маленькие стрелы Купидона наконец пронзили тебя. Ты вышла на бой и влюбилась.
— Да, — сказала Нэнси, — думаю, это и называется настоящей любовью. Теперь я понимаю разницу между «Ромео и Джульеттой» и музыкальной комедией. — Она вздохнула. — Макс, а ты был когда-нибудь влюблен?
— Хочешь получить галантный ответ или правдивый?
— Правдивый.
— О'кей, я был влюблен, — сказал Макс. — Страстно, и страсть у меня была отнюдь не платонической. Но счастье было недолговечным. Я был опустошен, когда все закончилось, и, наверное, вина за это лежит на мне. Не пойму, почему так произошло.
Нэнси нравился Макс, когда он не флиртовал и говорил откровенно. Он становился гораздо более привлекательным. Возможно, он понимал это.
— Такой была и моя романтичная карьера, — проговорила она, — пока я не встретила Берри. Хочу тебя предупредить.
Он улыбнулся ей, очевидно, не очень потрясенный ее отторжением.
— Ну и что же дальше?
— Ничего хорошего, дорогой, — сказала Нэнси. — Особенно если учесть, что он вот-вот женится.
— Я бы так не сказал. Он ни на секунду не отводил от тебя глаз. Ты должна послать ему веревочную лестницу в качестве свадебного подарка.
— Надежды нет, — мрачно сказала Нэнси. — Ты не знаешь Полли. Она удерживает его почище любого магнита. Никакая сила не способна ослабить ее хватку.
* * *
Полли теперь точно знала то, о чем порой подозревала. Раньше она никогда не любила по-настоящему. В некоторые моменты во время службы — между Вагнером и Мендельсоном — она погружалась в иной мир. Теперь до нее наконец дошло, почему пишут стихи поэты, а что касается поэм, то она вмиг постигла суть доброй половины мировой литературы.
Его зовут Рандольф Веррол, и у него слишком длинные волосы. Его затмевает мрачная жена, бывшая жена, и маленькая, с блестящими глазками дочка. Все здесь неуместно: этот обворожительный кусочек природы просто нуждается в небольшом обновлении. Полли плавала в черных бархатных глазах Рэна с того момента, как Берри представил их друг другу.
— Осторожно, — сказал Рэн.
Они гуляли вдоль рва вдали от шумного веселья и тяготящего присутствия его мрачной бывшей жены. Бледно-голубые каблуки Полли измазались грязью, но, на удивление, она не обращала на это никакого внимания — и это Полли Привередливая, которая невероятно напрягалась, когда видела «проклятые капели» майонеза на чистом столе. Рэн взял ее за руку, чтобы поддержать. Она почувствовала, как электрический разряд пронзил ей сердце.
— Это самое красивое место, которое я когда-либо видела, — прошептала она.
— А сколько романтики… — сказал Рэн. — Следует принять закон по его охране.
Они остановились, по-прежнему держа друг друга за руку. Мимо проплыли лебеди, извивая свои длинные шеи. Под только что подстриженной плакучей ивой вился беспокойный комариный рой.
— Так вот где выросла Руфа, — сказала Полли. Она была заворожена Руфой. — Марианна на окруженном рвом хуторе.
— Ров еще месяц назад был не больше двух дюймов глубиной, — сказал Рэн. — В жаркую погоду он вонял, как сортир на фестивале в Гластонбери. Приходилось держать все окна закрытыми.
Такое нелепое слово, как «сортир», в обычной ситуации заставило бы Полли содрогнуться. Но сейчас она подумала лишь о том, что у него рот, как у ангела.
— Конечно, — сказала она. — Ты знаешь их всех очень хорошо. Ты был женат на одной из них.
— Как мне было не жениться, — сказал Рэн. — Я жил совсем рядом с ними.
Полли вздрогнула, потому что теплые пальцы Рэна по-прежнему удерживали ее руку.
— Ты, наверное, был влюблен во всех них?
Она подтрунивала, жеманно и насмешливо, и все получалось как-то естественно.
Однако Рэн отнесся к вопросу со всей серьезностью.
— Мне нравились старшие, но это прекратилось, когда я сблизился с Лидией. Женщины меняются, когда женишься на одной из их сестер. Становятся гарпиями. — В его больших глазах появились налеты трагизма. — Ты не поверишь, но Нэнси как-то швырнула в меня мусорным ящиком.
— Почему? — спросила Полли. — Что ты натворил?
— Влюбился.
— Ах…
— Это единственное преступление, на которое я способен.
Затаив дыхание, Полли заявила:
— Любовь не может считаться преступлением.
— Ты так полагаешь? Хорошо бы Лидия была того же мнения. — Рэн тяжело вздохнул. — Все превратилось в привычку. Духовные связи между нами прервались. Связь вечна, а музыки более нет.
— Музыки? — Полли была загипнотизирована.
— Той музыки, которую слышат двое, когда влюбляются. — Его голос стал тихим. — Слушай!
Несколько секунд они молчали.
— Скрипки, — прошептала Полли.
— Фанфары, — проговорил Рэн, придвинув свои губы к ее губам.
И они встретились.
