Сидим однажды в комнате Савицкого, разговариваем о текущих делах. Входит дежурный и докладывает:
— Звонили из армии: Машенкин вернулся.
— Алексей Машенкин, командир эскадрильи? — поднял брови Савицкий, и в глазах его мелькнули радостные огоньки. — Как же, как же, знаю, из 812–го.
— Он просится в свой полк, — продолжал докладывать дежурный, — а его не пускают. Говорят, без ручательства старших летать не разрешат.
— Кто говорит? — встрепенулся Савицкий. — Пригласите ко мне Онуфриенко.
Вошел Онуфриенко, и Савицкий сказал ему:
— Вернулся Машенкин. Знаете его?
Тот кивнул головой в знак согласия.
— Сейчас же оформите от моего имени ходатайство, чтобы Машенкипа направили в свой полк и допустили к полетам. Бумагу эту срочно пошлите в отдел кадров армии.
Когда мы снова остались наедине, генерал рассказал о вернувшемся летчике любопытную историю. Оказывается, Машенкина в свое время хотели судить за то, что он сбежал из запасного полка с маршевой частью майора Еремина на Северо — Кавказский фронт и там сражался.
— Я спросил прокурора, — продолжал рассказывать Савицкий, — за что летчика собираются судить? Ведь бежал‑то он не с фронта, а на фронт. Словом, отстояли парня.
А в сентябре 1943 года в одном из боев немцы подожгли его самолет. Ждали возвращения Машенкина несколько дней. Не пришел. Решили, что погиб. А сегодня вот объявился.
На следующий день Машенкина доставили самолетом в штаб корпуса. Был он в ватнике, шапке — ушанке и рваных сапогах. Видать, нелегкая доля выпала этому человеку.
— Ну рассказывай, Машенкин, что произошло, — попросил его Савицкий.
— Подбили меня, я сильно обгорел. Очнулся в каком-то подвале. Потом куда‑то повезли. Я попытался бежать, но гестаповцы поймали меня и отправили в лагерь. Оттуда сбежал к партизанам, а от них добрался сюда.
— Молодчина, — похвалил его генерал. — Отправляйся в свой полк, приведи себя в порядок, отдохни и снова летай на страх врагам. Распоряжение я уже дал.
Глаза летчика засветились от радости. Он хотел что‑то сказать, но от волнения смутился, махнул рукой и поспешно вышел из комнаты.
— Другому, быть может, и не поверил бы. — Комкор встал, пружинисто прошелся по комнате. — А ему верю, потому что знаю его.
Машенкин продолжал воевать храбро, и всякие подозрения к нему отпали сами собой. Я понимал кадровиков, которые усомнились в порядочности Машенкина: под влиянием соответствующих указаний они проявляли к людям, побывавшим за линией фронта, особую настороженность. И порой ошибались.
30 сентября 1943 года эскадрилья Николая Левицкого вылетела на боевое задание в район реки Молочная. В воздухе ей встретилось около семидесяти вражеских истребителей и бомбардировщиков. Соотношение сил было не в нашу пользу. Однако советские летчики не дрогнули и смело рпнулись в атаку. Закрутилась гигантская карусель, озаряемая огненными трассами.
В составе эскадрильи был высокий и статный старший лейтенант Григорий Дольников. Он уже успел сбить два фашистских самолета, по у него кончились боеприпасы.
Что делать? Выходить из боя? Нет. У летчика осталась последняя возможность — таранить врага. И он, не раздумывая, направил свой истребитель на подвернувшийся фашистский бомбардировщик. Удар. Истребитель потерял управление. Загорелась кабина. С трудом отстегнув привязные ремни, раненый Григорий выбросился с парашютом. На некоторое время он потерял сознание, и шелковое полотнище накрыло его с головой.
Когда очнулся — на него навалилось несколько вражеских солдат. Григорий пытался вырваться, но получил сильный удар по голове. Скрутили парня — и на допрос в Каховку.
Он скрыл от эсэсовцев свою подлинную фамилию. Его посадили в карцер, допрашивали, били. Раненая нога опухла, и началась гангрена. Тяжелобольных отвезли в вознеоенскую больницу. Попал туда и Дольников. Операцию ему делали без наркоза, привязали к столу ремнями, а чтобы не кричал, воткнули в рот грязное полотенце.
Потом он немного поправился, стал ходить. Первая попытка совершить побег кончилась провалом. В чпсле других Григория повели на расстрел. Затем по. каким‑то причинам расстрел отменили. Беглецов пять суток держали без пищи, а позже под конвоем направили в концлагерь. В деревне Мартыновна остановились на ночевку. И тут Григорию удалось убить часового и бежать. Вместе с ним скрылись в ночной тьме еще несколько летчиков. Местные жители спрятали их, переправили в партизанский отряд «Советская Родина», которым командовал партийный работник Владимир Шевченко.
А в апреле, в самый разгар Крымской операции, Григорий Дольников вернулся в родной полк. О своей нелегкой судьбе он рассказал мне. Меня поразила сила духа этого человека. Пройдя через тяжелейшие испытания, Дольников остался несгибаемым.
— Что вы дальше намерены делать? — спросил я в конце беседы.
— Как что? — удивился он. — Воевать.
И в этом ответе не было никакой бравады. Он рвался в бой потому, что больше жизни любил Родину. Я одобрил его решение, хотя некоторые товарищи советовали пока не выпускать его на боевые задания, предлагали ему должность, не связанную с летной работой.
Дольников категорически воспротивился. Он хотел по-прежнему драться с врагом в воздухе. И я понимал его, верил ему. Верил потому, что Дольников был плоть от плоти, кровь от крови своего народа. Отец его, кочегар депо Путиловского завода, выступал против царя, позже утверждал Советскую власть, был председателем сельсовета, а на склоне лет стал лесником — объездчиком. Сам Григорий до армии работал бригадиром вагоноремонтного завода и получил, таким образом, хорошую трудовую закалку, вступил в партию. Спрашивается, какие были основания не доверять ему?
Дрался Дольников с ожесточением. К концу войны счет сбитых им фашистских самолетов достиг пятнадцати. А потом Григорий Устпнович Дольников стал генералом, заслуженным военным летчиком СССР.
Трагические дни пережил выдающийся летчик нашей армии — Владимир Лавриненков. Ныне он генерал — лейтенант авиации, дважды Герой Советского Союза.
24 августа 1943 года во главе четверки истребителей он вылетел на прикрытие наземных войск, готовившихся к наступлению в районе Матвеева кургана. Пришли они в самый раз: туда же, только с противоположной стороны, нацелилась большая группа «юнкерсов».
— Прикрой! — передал Лавриненков по радио своему ведомому старшему лейтенанту Тарасову и устремился на ФВ-190.
Первая атака не принесла успеха. Фашист развернулся и стал уходить, но Лавриненков не хотел упускать его. Вторая очередь тоже оказалась безрезультатной. Сделав левый разворот, он оказался выше противника и с пикирования снова устремился в атаку. Не успев вывести самолет, Лавриненков врезался в «фокке — вульф», и тот пошел к земле.
У «ястребка» отвалилось хвостовое оперение. Управлять им было уже нельзя, и Лавриненков выпрыгнул с парашютом на территорию, занятую противником.
Как ни отбивался, враги скрутили его и доставили в штаб. Обыскали. В кармане оказались продаттестат и личная фотокарточка со Звездой Героя на груди.
— О, руссиш герой? Гут — гут!
Потом допрос и карцер, допрос и карцер. Через шесть дней с группой других советских летчиков Лавриненкова под конвоем отправляют в Германию. Еще на станции перед отправкой он договаривается с подполковником Ковалевым и капитаном Карюкиным бежать…
Ночь. Медленно постукивают колеса вагонов. Охрана дремлет, наконец засыпает. Когда поезд на подъеме замедлил ход, Лавриненков тихо открывает дверь, прыгает. За ним Карюкин. Ковалева схватили.
Летчики шли по ночам на восток и через пять дней достигли Днепра. Сражались вместе с партизанами. Карюкин в одной из схваток геройски погиб. Лавриненкова партизаны перебросили на Большую землю. Так он снова оказался в родном полку.
Когда я беседовал с ним, прежде всего поинтересовался биографией. Типичный русский парень. Родился в деревне Птахино, Починковского района, Смоленской области. Был рабочим. Окончил авиационное училище. С 1 июля 1942 года на фронте. В том же году вступил в партию. Последняя должность — командир эскадрильи 9–го гвардейского Одесского ордена Красного Знамени истребительного авиаполка. Награжден четырьмя орденами Красного Знамени, орденом Ленина, Золотой Звездой Героя.
Не могло зародиться сомнение относительно порядочности этого заслуженного, проверенного делом человека. Нельзя было отлучать летчика от того, что составляло смысл всей его жизни — борьбы с врагом. И мы, обходя формальные рогатки, снова вручили ему самолет — истребитель и благословили на ратные подвиги. И не ошиблись.
Однажды мне сообщили, что с боевого задания не вернулся командир дивизии полковник Чубченков. Он вылетел со штурманом майором Абрамовым и специалистом аэродромного отдела капитаном Калугиным на поиски площадок, пригодных для перебазирования полков: наземные войска быстро продвигались вперед, и авиация не могла отставать от них.
