Джона позволил себе отстраниться — не уплыть, как во время расстройства... просто... задуматься — пока раздавалась речь. Исход не был отличным. Многие тела так и не нашли из-за того, как Ангус всё спланировал, и семьи предполагаемых жертв могли не получить приглашение. Джона особо не знал, как всё это работает.
Кэмерон мягко толкнул его локтем, и Джона открыл глаза и увидел, что члены комиссии оглядывают зал. Больше никто не говорил. «Это всё. Они закроют дело... либо сейчас, либо никогда. Если Ангус выйдет, сможешь ли ты с этим жить?»
Сэм начал вставать — очевидно, готовый свидетельствовать сам, даже если Джона не мог — но Джона остановил его, положив ладонь ему на руку. В его ушах стучала кровь, когда он встал и пошёл по ряду к проходу. Прежде чем он понял, он уже стоял перед микрофоном, абсолютно не представляя, что говорить.
Женщина, член комиссии, сжалилась над ним.
— Возможно, вы хотели бы назвать своё имя, для записи?
Джона прочистил горло, пытаясь заговорить, и вышел только хрип. Он откашлялся и попробовал ещё раз.
— Эм... Меня зовут Джона. Ну, моё полное имя, как произнесла бы его моя мать, это Жонас Анджелито Рэдли-Мелендез. Ангус был... является моим отцом.
Когда дальше не последовало никаких слов, женщина подтолкнула его снова.
— Вы пришли высказаться в пользу отца?
Джона выдохнул скрипучий, безрадостный смешок. Его зубы стучали от того, что хотели произнести его губы. Ангус не достанет его. Он под арестом. И там и останется.
— Нет, мэм. Я здесь, чтобы убедиться, что он останется под замком до конца своей жизни.
Среди наблюдателей прошлось бормотание, наряду с парой ошеломлённых вздохов. Джона полагал, что они поражены не тем, что кто-то хочет, чтобы Ангус остался в тюрьме, а просто тем, что его собственная семьи свидетельствует против него. Но кто знал?
— Тогда продолжайте, — сказала женщина, возможно, начиная терять терпение с Джона.
Нужно было идти до конца. Джона должен был либо сделать дело, либо уйти. Затем, чудесным образом, слова просто нахлынули на него... своеобразным ледоколом.
— Один друг познакомил меня с мюзиклом «Отверженные», и с тех пор я не могу выкинуть из головы слова Шёнберга, которые так идеальное описывают мой опыт: «Мне снился сон, что моя жизнь будет совсем не такой, как этот ад, в котором я живу, совсем не такой, какой казалась. Теперь жизнь погубила этот сон, который мне снился». Это отчасти мелодраматично, я знаю. Простите меня, я писатель, — Джона остановился на несколько смешков. — Видите ли, Ангус Рэдли меня не убил, но он забрал мою жизнь, — он бросил взгляд на Кэмерона, который ободряюще ему улыбнулся. Он не станет смотреть в глаза никому другому, особенно Ангусу.
— Мне было четыре или пять... Никто не говорил со мной достаточно долго, чтобы рассказать подробности. В любом случае, мои родители были в разводе, мама получила полную опеку, и мы жили одни в её доме в Фолли-Крик, Северная Каролина. Однажды приехал мой отец, когда мама решила сбегать в магазин. Я не должен был ни с кем говорить или открыть дверь, но это был папа. Он убедил меня съездить за мороженым, оно оказалось с наркотиками. Он запихнул меня в фургон и отвёз в свой дом в Западной Вирджинии. Меня оставили жить в подвале — он вёл себя так, будто это была какая-то роскошная квартира — но мне было велено никогда не подниматься наверх без него. Я всё ещё был в замешательстве и был таким маленьким, что не особо понимал, что происходит, пока не прошло много времени. Что он собирался держать меня там... неопределённое количество времени.
Слова Джона оборвались, когда этот подвал попытался затянуть его обратно в воспоминания. Он был уверен, что если допустит это, то может никогда больше не вернуться. Не тогда, когда Ангус находился в зале вместе с ним. Он дышал слишком быстро, и гадкий холодный пот пропитывал его рубашку под пиджаком. «Не падай в обморок».
— Иногда он меня кормил. Иногда забывал. Иногда... он был занят своими гостями. Мне... — он бросил взгляд туда, где собрались семьи жертв. — Мне жаль.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Одна из присутствующих кивнула, так что Джона принял этот как знак продолжить.
— Что бы он ни делал с людьми наверху... Ну, я видел мало происходящего, но слышал много... даже чувствовал запах. И он много хвастался мне между убийствами — так я узнал, как он избавлялся от... тел. Но я опережаю события.
Джона сглотнул и сделал глубокий вдох.
— Он бросал их вниз, ко мне, когда заканчивал или когда решал дать им время восстановиться, прежде чем начинал действовать снова. Я видел... Я видел. Когда он заканчивал, он практически всегда вырезал им глаза. Так что они меня не могли видеть, а я их мог. Я сбился со счёта.
— И вы послужили инструментом в поимке мистера Рэдли-старшего, верно, мистер Рэдли? — спросила член комиссии.
— Джона, пожалуйста.
Она кивнула.
— Косвенно, да. Часть стены в конце подвала была как-то повреждена. Вместо того, чтобы заделать её, он закрыл её досками. Он знал, что я никогда не буду достаточно сильным, чтобы оторвать доски, и был прав. Я был всего лишь ребёнком. Но даже дети знают, как работают спички, так что когда я нашёл коробок за полками... Я поджёг эти доски. Я сбежал, как только прогорела дыра. Очевидно, пожар был больше, чем я предвидел, и это привлекло власти. Они нашли вещи, которые... которые Ангус не успел убрать. От которых не успел избавиться. Его забрали в тюрьму, а я отправился домой, к своей маме.
— Вы можете немного рассказать о последствиях, которые эти события оказали на вашу жизнь?
Закрыв глаза, Джона судорожно сглотнул. Это была та часть, которой он боялся. Не столько вспоминать произошедшее, сколько то, что с ним было с тех пор. Он сделал глубокий вдох.
— Большую часть своей взрослой жизни я периодически бываю в психиатрическом учреждении. У меня возникают циклические периоды расстройств и галлюцинаций, дополненные первоначальными кошмарами, а затем серьёзной и изнурительной бессонницей. Более второстепенные мои проблемы — ОКР, агорафобия, паранойя и депрессия. Мой психиатр — который пришёл сегодня сюда, чтобы объяснить более техническую сторону моих расстройств — определил, что эти болезни напрямую связаны с травмой, которую я получил в детстве. Мне удалось создать для себя что-то наподобие полужизни... Так как я писатель, мне никогда не приходится для работы выходить из дома. Продукты мне доставляют на дом, потому что я редко куда-то выхожу. Соседка заботится о моём единственном компаньоне — моей кошке — во время моих путешествий в Центр по охране психического здоровья Ривербенд, два раза в год. Я не могу... не мог поддерживать отношения с другими людьми, или даже развивать мысль о попытках этого. У меня никогда не будет нормальной жизни. Её отобрал у меня этот человек.
Головокружение пыталось утопить Джона, но он боролся в ответ. Он должен был закончить это.
— Я скажу ещё одну вещь. Это будет моё слово против его, потому что улики утеряны, но ему удалось тайком отправить мне письмо, которое на самом деле доставили во время моего пребывания в Ривербенде. Он описал мне все способы, которыми работает с системой, изображая нахождение религии, чтобы мог выйти и снова прийти за мной. Ангус Рэдли не раскаивается. Он только моделирует «хорошее поведение», чтобы получить досрочное освобождение. Ангус Рэдли будет убивать снова. Я уверен, что он будет продолжать убивать до своего последнего вздоха.
Джона закончил свою речь и отошёл от микрофона, под звук взволнованного бормотания наблюдателей. Стены сжимались. Он не мог дышать. Галстук пытался его задушить. Он думал, что просто потеряет сознание, пока не почувствовал на своей талии тёплую руку, и внезапно его вывели из зала.
Оглянувшись в последний момент, Джона увидел, что Сэм встал, чтобы высказаться. Он знал, что скажет доктор. Не было никаких причин задерживаться. Он прильнул к Кэмерону и позволил ему сесть за руль, чтобы уехать к чёрту из этой тюрьмы... к чёрту из Ада.
