Во время маниакального потока сознания, Джона упустил то, как Кэмерон опустился на колени, пока он не сжал руки Джона и не посмотрел на него. Джона пытался взять свои мысли под контроль, так что сосредоточился на глубокой синеве глаз Кэмерона, пока его зрение не сузилось, и они не оказались в своём маленьком пузыре. Он открыл рот, чтобы сказать, что им пора идти, но Кэм сжал его руку, чтобы остановить.
— Я знаю, что нам пора идти. Я просто хочу, чтобы ты на минуту остановился и дышал. Просто дыши.
Джона сделал глубокий вдох, затем ещё один.
— Если ты зайдёшь туда и почувствуешь, что ничего не можешь, просто посмотри на меня. Я буду дышать вместе с тобой. Мы тебя удержим... вместе, — закончил он, слегка хохотнув.
«Говори, идиот. Ему нужно, чтобы ты произнёс слова».
— С-спасибо. Я рад, что ты здесь. Правда.
Кэмерон улыбнулся и потёрся щекой о мягкую ткань брюк на колене Джона.
— Я знаю, сейчас совсем не подходящее время для этого, но... Я просто не хочу, чтобы ты пошёл туда, не зная этого. Я... я люблю тебя, Джона, и очень тобой горжусь.
На мгновение, сердце Джона наполнилось теплом, и всё остальное померкло на заднем плане. Не было никого, кроме него и Кэмерона. Он открыл рот, но ничего не вышло.
Кэмерон хохотнул и покачал головой.
— Не надо. Ничего не говори. Я бы предпочёл, чтобы ты не говорил. Сегодня тебе не нужно ещё больше давления. Я просто хотел, чтобы ты знал, что моя любовь с тобой, когда войдёшь туда и столкнёшься с... ним.
— Спасибо, — снова прошептал Джона. Он наклонился и коснулся лёгким поцелуем губ Кэмерона, а затем тяжело вздохнул. — Мы должны идти.
Кэм встал и протянул руку, чтобы помочь Джона подняться. Чувствуя на пояснице успокаивающую руку Кэма, Джона опустил голову и вошёл в зал как вор к виселице. Комната, в которую они вошли, отчасти напоминала зал суда, но была меньше и громче. Вместо судейской скамьи там был длинный стол с тремя стульями и микрофон перед каждым местом. В стороне стоял маленький стол, где лежал диктофон.
Напротив центрального стола был ещё один, тоже с несколькими стульями и микрофонами, где, как предполагал Джона, будет сидеть Ангус и его адвокаты. В конце зала располагался маленький балкон со стульями для различных посетителей. Люди всё ещё ходили, рассаживаясь, за что Джона был благодарен. Они с Кэмероном проскользнули на средний ряд, чтобы занять места, которые оставил им Сэм. И снова, Джона оказался между двумя мужчинами, в безопасности и защищённый с обеих сторон.
Но самым страшным во всём зале был единственный микрофон, который стоял посреди прохода, между двумя сторонами балкона. Предположительно, там жертвы читали свои заявления перед комиссией. Джона вздрогнул. Кэм потянулся и переплёл их пальцы.
Джона напрягся, когда услышал, как дверь в дальнем углу зала открылась. Каким-то образом он просто понял, что оттуда придёт Ангус. Он знал, что дрожит, возможно, довольно сильно, но мог только сжать руку Кэма и твёрдо упереться ногами в пол, чтобы не улететь.
Пристав вошёл через неприметную заднюю дверь, затем Джона услышал очевидный металлический звон цепей. Поначалу он не видел ничего за коренастым охранником, только вспышки оранжевого комбинезона каждые несколько шагов. Когда они повернули за угол, и Джона наконец увидел Ангуса, его уши заполнились статическим белым шумом, а зрение стало серым. Его воспоминания отчаянно пытались утащить его назад во времени, затолкнуть в подвал, не оставив ничего, кроме холодной земли и темноты.
Они пытались, но Джона боролся, когда почувствовал, что ускользает. Чтобы остаться на земле, он смотрел на Ангуса, особенно сосредотачиваясь на том, как мужчина изменился по сравнению с его давним мучителем. Ангус всегда был плотным и широким, с покатой грудью и большими руками. Казалось, будто тяжёлая жизнь в тюрьме, где нечего было делать, кроме как работать и драться, уменьшила его до одних мышц. Он всё ещё был большим, конечно, но не обладал тем сальным, раздутым качеством, которое Джона помнил. Он был крепким. Рельефным. Ужасающим.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Если раньше его лицо всегда было красным и слегка опухшим от большого количества алкоголя и проводимого на солнце времени, сейчас оно стало обветренным и морщинистым, изъеденное возрастом. Так он только выглядел холоднее.
Его копна волос частично приподнятых рыжих волос тоже изменилась. Он полностью поседел, как бывало с рыжими, отрастил волосы и связал их низкую косичку на загривке. У него была такая же седая, густая борода и усы. Джона смутно помнил, что где-то читал, как скользкие адвокаты просят своих клиентов-преступников отрастить волосы на лице, чтобы помочь скрыть микровыражения лица, которые могли выдать, что обвиняемые... не так уж раскаиваются. Он не знал, правда ли это, но думал, что если это так, Ангус этим воспользуется.
«Я иду за тобой, сынок».
На мгновение Джона показалось, что его не заметили. Пока Ангус не поднял голову, и их взгляды не встретились. Глубоко посаженные, свинячьи глаза Ангуса буравили его, снимая кожу до голой плоти. Глаза сузились, и губы приподнялись в пародии на улыбку, и Джона понятия не имел, как кто-то мог смотреть на этого мужчину и видеть кого-то кроме убийцы.
В этот момент Джона бесконтрольно дрожал. Он был не в силах отвезти взгляд от этой холодной ухмылки, пока Ангуса вели к столу для подсудимых. По стенам потёк жидкий огонь, и комната вокруг Джона дрожала вместе с ним. «Отпусти меня, отпусти меня, отпусти меня», — умолял он. Чары разрушились, когда Кэмерон с силой встряхнул его, затем потянул за руку, чтобы заставить отвернуться.
— Не смотри на него, — прошептал он. — Ты не обязан. Ты не обязан делать ничего, чего не хочешь.
Джона вяло кивнул, но был чрезмерно благодарен, что Кэмерон будто знал, куда стремятся его мысли, когда в зале находился Ангус. Он бросил взгляд на Сэма и увидел, что мужчина смотрит сердитым взглядом в седой затылок Ангуса. Было приятно, когда два человека были так полны ярости за него, особенно, когда рядом были Мадлен Фейнштейн и её племя.
После того, как Ангус сел, вошли двое мужчин и одна женщина, занимая три места впереди — предположительно, это была комиссия по досрочному освобождению. Джона бросил на них сердитый взгляд, раздражённый тем, что они вообще думают об этом, хоть и знал, что это от них требуется, так как судья не включил маленькую фразу «без права на условно-досрочное освобождение» в оригинальный приговор Ангуса на пожизненное заключение.
Как только члены комиссии открыли заседание и зачитали оригинальные обвинения и приговор из суда Ангуса. Как только один член комиссии закончил, слово взял другой, объясняя цель слушания Ангусу и наблюдателям. Он начал подчёркивать, как Ангус провёл своё время в тюрьме — работал в общественном саду, который поставлял продукты в местный фермерский ресторан, работал в библиотеке, как он «нашёл Иисуса» и начал еженедельно изучать Библию.
По документам Ангус был идеальным, раскаивающимся заключённым. Не удивительное, что «Проект Исправление» зацепился за него. «Но это ничего не меняет, — отчаянно говорил себе Джона. — Он убивал людей. Много людей. Мучил их и убивал, когда я сидел в подвале».
— Мы связались с жертвами и семьями жертв по этому делу и дали им возможность высказаться. Сейчас мы хотели бы пригласить любого, кто хочет сделать заявление, подойти к микрофону и сделать это. После этого мистер Рэдли тоже получит возможность высказаться на свой счёт, прежде чем мы вынесем своё решение.
Джона замер. Он собирался пойти первым, просто покончить с этим, и, может быть, даже выйти из зала, пока не вынесут решение. Но он... Просто. Не мог. Двигаться. Он смотрел на свои колени, желая, чтобы кто-то другой встал и нарушил тишину. Он был уверен, что если пойдёт первым, у него вырвется только ржавый хрип, прежде чем он выбежит из зала.
Он громко выдохнул от облегчения, когда женщина подошла к микрофону и представилась сестрой одной из жертв. Джона не узнал имя; он подумал, что должно быть, эта жертва была до того, как Ангус его похитил. Но он не выносил слушать остальное. Он закрыл глаза и опустил голову, возможно, ища весь мир, о котором молил — такая глупость при этих обстоятельствах, ведь очевидно, что дьявол уже находился в зале.
