Не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы вычислить, что сделали с бедняжкой. В глубине души Джоани считала, что ее девочку убили. Она думала, что это — материнский инстинкт. Теперь она больше волновалась по поводу того, что предпримет Джон-Джон, когда узнает обо всем.
Джоани осушила бокал и почувствовала, как ей приятно обожгло желудок. Она опустилась на колени и открыла заветный шкаф. Она вынула все находившиеся там вещи и вновь осмотрела их, понимая, что они уже не порадуют ее так, как раньше. Никогда больше она не будет мечтать об уютном домике, который она приобретет в один прекрасный день, — с садом и качелями для Киры, с красивыми тарелками и зваными обедами с участием знаменитостей.
Никогда больше в ее дом не придет счастье.
На минуту перед ней возникло лицо Малыша Томми, но она быстро отогнала видение прочь. Вина, которую она чувствовала, была безмерной, но у нее не было ни времени, ни сил противостоять этому в данный момент.
Затем, пройдя на кухню, она достала черный пакет для мусора и начала набивать его своими сокровищами, как любил называть их Джон-Джон.
Кира обычно рассматривала их вместе с ней, девочке это было в радость. Она приходила в восторг от красивых вещиц. Вместе они планировали и обеды: обсуждали меню, блюдо за блюдом, вина — все, вплоть до узора салфеток и сервировки стола.
Теперь все пошло прахом — каждое мгновение ее счастья.
Нет ее девочки, она никогда не вернется…
Джоани взяла в руки пакет и пошла на помойку. По дороге она плакала. Как нелепо сложилась ее жизнь… Даже в те редкие мгновения, когда казалось, что все складывается неплохо, она была наготове, ожидая худшего. Теперь ее жизнь окончательно расползлась по швам. Все отлично лишь для желтых газет и местных сплетниц.
Она заглядывала в окна квартир. Она видела обои разных расцветок, экраны телевизоров, она слышала завывание музыки и крик подростков, шатающихся по улице, и завидовала им.
Ее мать любила говорить, что для большинства людей жизнь — дерьмо; она такая, какой ее делают окружающие. У маленького человека фактически нет выбора, им манипулируют другие. До сегодняшнего вечера Джоани не понимала, о чем говорила мать, но теперь знала. Каждый человек страдает из-за своей любви. Взять, например, маленькую Бетани. Девочка очень любит Монику, но это — безнадежная любовь. Самое ужасное, что, несмотря на свой возраст, Бетани уже понимает это.
Джоани прижала к себе пакет, опустилась на колени и разрыдалась, как малое дитя. Боль в груди была так сильна, что она в самом деле подумала, что может умереть.
— Папа, пожалуйста, выслушай меня!
Кьерон запаниковал. Сомнений не было: отец действительно настроен серьезно.
Верзила Джон со злобой в голосе передразнил его:
— «Папа, пожалуйста, выслушай меня»? Черта с два!
Джон-Джон смотрел мимо Кьерона.
— Послушай, может, ты скажешь, куда вы меня везете…
— Заткнись, извращенец!
Кьерон почти выкрикнул, обращаясь к отцу:
— Неужели ты позволяешь ему говорить со мной в таком тоне, папа? А куда подевался тот Верзила МакКлеллан, которого я знаю?
Старик рассмеялся.
— Ишь ты, обиделся, вонючий педофил!
Джон-Джон перегнулся к нему через сиденье.
— Скажи, ты имел дело с моей сестрой Кирой? Судя по фотографиям, которые показывал мне твой отец, я сделал вывод, что ты состоишь в интимных отношениях с ее малолетней подружкой Бетани.
Хохот Верзилы был громовым.
— Мне нравится, Джон-Джон, какие слова ты употребляешь: «В интимных отношениях». А сколько лет малышке, Кьерон? Девять, десять?
— Узнай сам, если хочешь.
Старший МакКлеллан, хотя и сидел за рулем, изогнулся и попытался ударить сына в лицо кулаком.
— Грязный ублюдок! Я убью тебя за то, что ты сделал со мной…
Он остановил машину посреди дороги и выскочил из нее. Открыв заднюю дверь, он стал избивать сына куда придется. Лицо его побагровело Джон-Джону понадобилось использовать всю свою мощь, чтобы заставить Верзилу занять водительское кресло.
Случайные прохожие смотрели на них, не понимая, что происходит, однако не желали быть вовлеченными в конфликт. Да и кто осмелится вмешаться, глядя на этого рассвирепевшего человека?
— Успокойтесь же, черт возьми, пока нас не сцапали! Сейчас какой-нибудь умник точно в полицию позвонит.
Кьерон распластался на сиденье и наконец затих. Он был весь в крови.
Джон-Джон видел, как Джеральд и Джеймс молча наблюдали за происходящим, их машина стояла буквально в метре от них. По виду Пиппи он понял, что братья уже успели поговорить с парнем. Пиппи, как и Кьерон, лежал на сиденье. Он был избит, но жив, а большего Джон-Джону и не требовалось.
Джеральд опустил стекло.
— Это правда, Джон-Джон?
Тот кивнул.
— Боже мой, этого не может быть… Кьерон — педофил? Как он мог пойти на такое…
Джон-Джон вынул из кармана куртки папку и передал ее Джеральду, затем он указал на Пиппи Лайта:
— Не убивайте его. Мне нужно спросить его о моей сестренке, хорошо?
Братья кивнули.
— Когда я узнаю от него, что нужно, он — ваш.
Когда Джон-Джон шел к автомобилю Верзилы, мимо них на огромной скорости пронеслась полицейская машина.
Но он, как и остальные, не обратил на нее внимания.
Полиция, как всегда, опаздывает.
Пол находился в своем офисе. В последнее время ему нравилось бывать здесь — это было одно из тех мест, где он мог расслабиться. Пол курил сигарету, что делал нечасто, а между затяжками рвал документацию. Он уже уничтожил все имевшиеся дискеты и стер компромат из памяти компьютера. Над ним возобладал страх. Он почувствовал, что Верзила Джон что-то пронюхал. Как-то уж больно ко времени он появился, ссылаясь на выгодную сделку… Да еще эта просьба найти ему человека, на которого он мог бы положиться… Но до Пола все дошло, лишь после того как Джон-Джон озадачил его, не придя на встречу.
И дернул его черт связаться с Джесмондом и Пиппи! Но ему и в голову не приходило, что такие дети, как Кира, могли быть вовлечены в бизнес, который он финансировал. Он бы никогда в жизни не поверил, что дело может зайти так далеко. Пиппи говорил о детях из-за границы. Специально обученных проституции за неимением лучшего.
Многие люди обращались к нему с просьбой инвестировать их проекты. Получая проценты, он нажил целое состояние. И с Пиппи он поступил точно так же: вложил деньги в его бизнес. Он исходил из того, что не может нанести себе ни малейшего ущерба. Как сильно он заблуждался! Этот безумец Пиппи перешел в конце концов на английских школьниц.
В душе Пол понимал, что ему изначально не следовало иметь дело ни с Пиппи, ни с Джесмондом, потому что они — подонки из подонков. Но Джесмонд обещал фантастическую прибыть, и он не устоял.
Лишь по этой причине он дал Сильвии все, чего она пожелала. Он знал, что не может допустить серьезной проверки своих финансовых дел. Понимал это и его адвокат.
Пол не мог не чувствовать, что дело добром не окончится, однако размеры прибыли притупляли угрызения совести.
И еще — с самого начала он опасался разоблачений. Ниточки можно было найти в Интернете. Там вообще можно найти что угодно, если кто-то захочет что-то доказать. Если его имя будет связано с именами педофилов, он пропал. Теперь Джесмонда нет в живых, но как узнать, что он успел рассказать?
Пол ездил к Пиппи накануне вечером и заставил Эрла расколоть его. То, что он увидел на файлах, привело его в ужас. Он уничтожил все данные, а затем поджег помещение, предварительно, разумеется, обыскав его.
Но, подобно Верзиле МакКлеллану, он опасался, что в Сети могут остаться фотографии детей, вербовку которых он субсидировал. И так или иначе его имя высветится в электронной почте, адресованной в Румынию или Чешскую Республику. Этот подонок Пиппи запросто укажет, кто его инвестировал.
От одной этой мысли Пола бросило в жар.
Когда он узнал, что в деле замешан и Кьерон, он страшно перепугался, но Пиппи поклялся, что старший МакКлеллан ничего не знает о «шалостях» сына, и он поверил в это.
Что же касается Киры — он действительно не был осведомлен. Он не запрашивал у Пиппи с Джесмондом последних данных. Он понятия не имел, что они занялись местными детьми. Он искренне верил, что исчезновение девочки вызвано стечением обстоятельств и не имеет никакого отношения к его бизнесу.
Пол понимал, что чрезмерная алчность привела его к падению. Более того, к гибели Киры… и Джоани.
Он не должен думать об этом. Нужно выбросить все поскорее из головы и сосредоточить усилия на спасении собственной шкуры.
— Кира… — Он заметил, что разговаривает вслух, представив себе личико ребенка, от которого он отрекся. — Я не могу себе позволить думать о тебе… О Боже, Кира, что я наделал?! Девочка моя, мне жаль, очень жаль.
