Уклонисты не просто защищались. Отвечая на многочисленные нападки, они ясно изложили свои расхождения со сталинской группой. Спор шел уже не столько о методах преодоления хлебозаготовительного кризиса, изживания товарного голода, темпах и масштабах промышленного преобразования, сколько о последствиях глобального характера, к которым вела политика Сталина, направленная на осуществление индустриализации за счет военно-феодальной эксплуатации крестьянства и разорения страны. Бухарин опасался сущностных для социализма потерь. Его страстная речь, ставшая достоянием гласности только в конце 80-х годов, напоминает последнее выступление Дзержинского в июле 1926 г. Оба были необычайно встревожены положением дел в Политбюро и в ЦК, видели, как это сказывается и на хозяйственной политике. Каждого из них пугала мысль о "похоронщике революции".
Однако весной 1929 г. широкие партийные массы, рабочий класс этого еще не знали. Повседневные же трудности им были хорошо знакомы. С осени 1928 г. в городах началось введение карточек на хлеб. Безработица не сокращалась, достигая 1,5 миллиона человек и более. Реальная зарплата практически не росла. Газеты усердно изобличали кулака, перешедшего в наступление, требующего теперь и побольше денег, и побольше власти. А рядом шли материалы о преимуществах коллективного
труда. Товарность колхозного производства составляла 34 %, следовательно, вдвое превышала товарность единоличных хозяйств (а в совхозах -- почти втрое). Весной 1929 г. хлебозаготовки снова вызвали большие осложнения. Волна чрезвычайных мер в деревне сразу же усилилась. Тяжелое впечатление на тружеников производили статьи о вредительстве в промышленности.
Получалось, Сталин прав: кулацкие стачки -- это первое серьезное в условиях нэпа выступление капиталистических элементов деревни против Советской власти; а действия "шахтинцев" в разных отраслях -- это уже прямая попытка зарубежной буржуазии сомкнуться с внутренней контрреволюцией. Чем не логично?
Где же выход? Предаваться панике, смириться? Подчиниться торгашеской психологии нэпмана? Вернуть прежних господ?
Правящая партия звала на иной путь: не сдаваться, мы первопроходцы, ударная бригада мирового пролетариата; свергли царя, прогнали помещиков, капиталистов, победили в гражданской войне, преодолели голод... Газеты, первые радиопередачи, тысячи агитаторов, выделенных ЦК ВКП (б) в центре и на местах, энергично и искренне призывали начать наступление социализма по всему фронту. Молодым особенно нравились слова Генерального секретаря о том, что нет таких крепостей, которыми большевики не могут овладеть. Собрания коммунистов и комсомольцев обычно завершались пением "Интернационала". Мажорная музыка гимна, предельно ясный текст подымали общий настрой, укрепляли веру в "последний решительный бой".
20 января 1929 г. газета "Правда" вышла с заголовком на всю первую страницу: "Ленин -- знамя миллионов". На фоне большой фотографии Владимира Ильича впервые публиковалась его статья "Как организовать соревнование?" Перепечатанная другими газетами, изданная отдельными брошюрами, она с помощью партийных, комсомольских, профсоюзных ячеек оказалась в центре внимания широких слоев рабочих. Ее читали, обдумывали, сопоставляли с цифрами пятилетнего плана развития промышленности, тоже опубликованными в печати. Иначе говоря, ЦК ВКП (б) сознательно концентрировал силы рабочего класса, всей советской общественности на главном направлении борьбы за завтрашний день.
Первый пятилетний план придал этим направлениям силу закона. Обсуждение контрольных цифр на 1928/29-
1932/33 гг. состоялось в апреле 1929 г. на XVI конференции ВКП (б). Через месяц их утвердил V съезд Советов СССР.
Важнейшие наметки плана хорошо известны, и повторять их нет смысла. Индустриализация рассматривалась как ведущее начало социалистического строительства в масштабах всей страны и во всех сферах народного хозяйства. При опережающем росте промышленности наивысшие темпы предусматривались для отраслей группы "А"; сюда направлялось 78 % всех капиталовложений.
Подробное изложение программы развития всего народного хозяйства заняло три обширных тома, дважды изданных Госпланом в четырех книгах. Впоследствии столь детальных, скрупулезно обоснованных пятилетних планов наша общественность не получала. Задания второй пятилетки (1933--1937 гг.) практически были изложены в одной книге (кстати сказать, их утвердили лишь осенью 1934 г.). А третий пятилетний план, рассчитанный на 1938--1942 гг. и принятый в 1939 г., в развернутом виде опубликован не был. Читателю предложили лишь "изложение проекта", изданное в небольшом объеме и тиражом всего в 3 тыс. экземпляров.
Первый пятилетний план в отличие от последующих базировался на принципах нэпа. Намечалось дальнейшее развертывание хозрасчета, доведение его до каждого предприятия (а не треста, как полагалось по закону 1927 г.). Составителям удалось добиться сбалансированности важнейших заданий между собой, должной согласованности в развитии индустрии и сельского хозяйства. При опоре на промышленность, призванную увеличить поставки тракторов, удобрений и другой продукции, предполагалось объединить в колхозах до пятой части всех крестьянских хозяйств, значительно расширить посевы, поднять урожайность. В свою очередь деревня, вставшая на путь стабильного подъема, рассматривалась как равноправный партнер пролетарского города в строительстве новой жизни. Коллективными усилиями двух основных классов общества предполагалось при общем росте их благосостояния решить проблему накоплений для крупномасштабного строительства современной (по понятиям тех лет) индустрии.
Обсуждение и принятие плана прошло достаточно спокойно. Легко сообразить, чьим интересам это отвечало. Перед партконференцией "правые" потерпели полное поражение. А на самой конференции лишь из информа
ционного доклада Молотова делегаты узнали о ходе пленума и его решениях. (В стенографическом отчете доклад не напечатан; он не издан и по сей день.) Обсуждения не было. Некоторые исследователи поныне строят догадки о причинах такого поведения генсека, пишут о шаткости его положения и т. п.
Нам же кажется, узнай он о таких гипотезах -- смеялся бы от души. Любопытнейшее подтверждение тому его письма Молотову, относящиеся к тому времени. Чудом сохранившиеся, отнюдь не предназначавшиеся для огласки, они показывают, как спокойно и деловито генсек расставлял кадры, давал указания руководству ОГПУ, Госбанка, печати, не скупился на ядовитые характеристики "оппозиционеров", плел интриги, руководил разворотом "революции сверху". Вспомните, как он цинично отказался от документов XV съезда. На XVI конференции ВКП (б) даже не попросил слова. Зачем? Налаженный им механизм политического руководства действовал надежно. Ему важнее и проще было принимать решения на заседаниях Политбюро, Секретариата ЦК ВКП (б). Теперь уже всерьез никто не возражал, в том числе и глава Совнаркома Рыков, и его "содельники" Бухарин и Томский, номинально еще остававшиеся членами Политбюро. Иллюзия мира в партии была для генсека тем важнее, что обстановка в стране накалялась.
Летом 1929 г. задания, касавшиеся тяжелой индустрии, прежде всего металлургии, машиностроения, химии, были резко увеличены. Председатель ВСНХ СССР Куйбышев, находясь на отдыхе, стороной узнал о том, что "берется значительно больший размах", чем в его варианте пятилетки. Вернувшись из отпуска, он сам активно включился в пересмотр. 14 августа 1929 г. в докладе на Президиуме ВСНХ СССР он признал возможным поднять во втором году пятилетки выпуск валовой продукции крупной промышленности уже на 28 %, а не на 21,5, как проектировалось планом. Призывы досрочно выполнить намеченную на пять лет программу заняли центральное место в газетах. Мотивы были просты. Рождается невиданное в истории общество, в его распоряжении такие рычаги, как власть рабочего класса на основные средства производства, государственный план, соревнование, энтузиазм первопроходцев, вера в собственные силы. Следовательно, потребности народного хозяйства не только нужно, но и можно удовлетворить в минимальные сроки.
Одновременно усилилось давление на деревню. Летом
того же года провозглашается лозунг "сплошной коллективизации" целых округов. Лидером такого соревнования стал Нижневолжский край. Ширилось число кулаков, лишенных избирательных прав ("лишенцев"). У крестьян, не сдавших хлеб, заколачивали колодцы, им не продавали товары в кооперации, их детей не пускали в школу. В это время на одно кулацкое хозяйство в среднем приходилось 1,7 коровы, 1,6 головы рабочего скота, а у середняка было столько же коров и 1,2 головы рабочего скота. Чаще всего они различались по стоимости средств производства. А на практике получалось то, о чем молодой Шолохов писал из Вешенской в Москву 18 июня 1929 г.: "...Вы бы поглядели, что творится у нас и в соседнем Нижневолжском крае. Жмут на кулака, а середняк уже раздавлен. Беднота голодает, имущество, вплоть до самоваров и полостей, продают в Хоперском округе у самого истового середняка, зачастую даже маломощного. Народ звереет, настроение подавленное, на будущий год посевной клин катастрофически уменьшается. И как следствие умело проведенного нажима на кулака является факт (чудовищный факт!) появления на территории соседнего округа оформившихся политических банд... После этого и давайте заверять о союзе с середняком. Ведь все это проделыва-лось в отношении середняка".
