Общий тон выступлений был оптимистичен. Результаты первого года ободряли, и ряд участников Пленума твердо выразил уверенность в досрочном выполнении пятилетки. Угольщики с учетом достигнутого полагали справиться с заданием в четыре года. Тракторостроители не сомневались в большем: они считали возможным обогнать Америку в три года. Шло как бы соревнование за провозглашение наивысших обещаний. В итоге постановили резко увеличить в 1929/30 году темп развития крупной промышленности по сравнению с наметками пятилетки. Причем даже не до 28 процентов, как не без колебаний предложил Куйбышев, а до 32 -- именно эту цифру еще до Пленума назвал в своей статье Сталин. Никаких аргументов при этом он снова не приводил.
Отступления от пятилетнего плана, по сути отказ от него, касались и программы переустройства сельского хозяйства. Трудно поверить, но уже был брошен клич: завершить сплошную коллективизацию в важнейших районах к лету 1930 г. в крайнем случае -- к осени. Почин был за Молотовым. А. Андреев заверял, что Северный Кавказ сделает это даже к весне 1930 г. В республиках Средней Азии появился лозунг "Догнать и перегнать передовые районы по темпам коллективизации!" Сильнейшее давление сверху немедленно сказалось и на масштабах раскулачивания, которое на практике затронуло широкие слои середняков, крестьянства в целом. Политика, провозглашенная в Москве, повсеместно проводилась под руководством разного рода комиссий и уполномоченных. На деле все было куда примитивнее и жестче. В деревню приезжал представитель центра, собирал работников сельсовета, бедняцкий актив, спешно составляли списки и приступали к раскулачиванию. Была даже спущена квота, по которой от 3 до 5 % крестьянских хозяйств предлагалось отнести к "кулацким". А если не хватало? Да и другие критерии вызывали горячие споры, порождали произвол.
Волна безнаказанного насилия захлестнула страну. Слово "перегиб" стало одним из самых часто употребляемых. Хотели к исходу пятилетки охватить колхозами примерно пятую часть хозяйств. В марте 1930 г. всех опередила Белоруссия -- здесь объединили 63 %, на Украине и в РСФСР -- 58%, в Закавказье -- 50 %, в Узбекистане -
46 %. Далее начался провал, и в июне 1930 г. Белоруссия из лидеров перешла на последнее место -- 12 %. В РСФСР произошло снижение до 20, а на Украине до 38 %. А ведь народу уже сообщили о "решающей победе".
Как известно, официальная пресса (а другой в стране не было) не могла поведать о муках и боли миллионов, о слезах и крови, о противоборстве и страхе, об утрате веры и озлоблении. Лишь через несколько десятилетий советский читатель познакомится с произведениями А. Платонова, дневниками М. Пришвина, написанными по горячим следам, с романами М. Алексеева, В. Белова, Б. Можаева и других "деревенщиков", взявшихся за художественное воспроизведение народной трагедии уже в 70--80-е годы. Историку сложнее. Он ищет обобщающие сведения, подлинные первоисточники, однако до сих пор многое остается недоступным. И все же мы уже знаем о том, как во имя быстрой коллективизации уполномоченные сажали под арест невиновных людей, на помощь вызывали работников ОГПУ, армейские части, даже авиацию.
Недовольство крестьян вело к массовому убою скота. Только за зиму 1929/30 гг. поголовье скота в деревне сократилось значительнее, чем за все годы гражданской войны. Не случайно в 1929 г. в Средней Азии вновь набрало силу басмачество, особенно в Каракумах. Против многотысячных отрядов мятежников пришлось двинуть большие воинские соединения под командованием П. Дыбенко. Столкновения продолжались еще осенью 1931 г. Впрочем, о таких вещах тогда тоже не писали. Но слухи роились. В ЦК, в Политбюро, в Совнарком, лично Сталину или Калинину шло множество писем самого откровенного содержания. Руководство регулярно получало секретные сводки не только о чрезвычайных случаях в городе или в деревне, но и о настроениях рабочих, крестьян, служащих, военных. Только за период с января до середины марта 1930 г. в стране произошло более 2 тыс. антиколхозных восстаний. Это всего за 70--75 дней. В Московской области движение крестьян охватило 5 районов. На Северном Кавказе только в январе было 11 массовых волнений. В Центрально-Черноземной области вооруженные выступления проходили с участием десятков тысяч. Так, в Козловском округе к началу марта восстание захватило 54 села, а в Карачаевской области восставшие окружили областной центр и держали его в осаде 8 дней.
Выполняя начальственные приказы, части Красной
Армии вынуждены были двигаться на войну против своего народа.
Никакая стена секретности не могла оградить партию, рабочий класс, горожан от последствий сталинской чрезвычайщины. И хотя у нас пока нет работ, объективно отражающих обстановку, царившую тогда в стране, известно немало случаев, когда с гневным протестом против такой политики в высшие органы власти обращались и городские коммунисты, и рабочие промышленных предприятий. Положение усугублялось неподготовленностью массового строительства, нехваткой на стройках транспорта, оборудования, опытных организаторов.
Миграция охватила огромные массы людей, перемещавшихся главным образом из деревни в город, из одного промышленного центра в другой. Текучесть рабочей силы в короткий срок приняла небывалые размеры. Нехватка техники, преобладание ручного труда, а больше всего преувеличенные задания, чаще всего не подкрепленные расчетом, толкали руководителей предприятий и строек на внеплановое расширение штатов. Это вело к обострению жилищной проблемы, к срывам в снабжении рабочих и служащих продовольствием. Намеченные планы срывались.
25 января 1930 г. ЦК ВКП (б) принял обращение к партии, ко всем трудящимся с призывом максимально напрячь силы для выполнения контрольных цифр, утвержденных в ноябре 1929 г. Члены ЦК были распределены по важнейшим индустриальным районам с целью повседневного контроля за работой промышленности. Принимались явно чрезвычайные меры, но рубежей, декларированных руководством, достичь все-таки не удавалось.
Кризис проводившейся политики мог выйти из-под контроля. Надо было спасать реноме. Чтобы объяснить народу причины срывов, Сталин опубликовал в марте 1930 г. статью "Головокружение от успехов". Заголовок звучал интригующе. А вот анализ обстановки был удивительно простым. Оказывается, вся беда в том, что на местах среди части коммунистов имеют место "головотяпские настроения": "Мы все можем!", "Нам все нипочем!".
Спрашивается, о каких же успехах вообще шла речь? Карточная система распространилась уже на все промышленные центры. Безработица еще не снижалась, зарплата не росла. Вождь не собирался вдаваться в частности. Успех он связывал с вытеснением капиталистических элементов, с наступлением социализма, разумеется, по
всему фронту. Итак, верхи были оправданы. Их линия верна. Значит, удар нужно нанести по нижестоящим, которые, видите ли, забегают вперед, дискредитируют замыслы руководящих органов ВКП (б).
Складывалось впечатление, будто Сталин только сейчас узнал о трудностях, переживаемых страной. Тоном удрученного этими неожиданностями человека он призывал подчиненных "образумиться", ибо они под воздействием успехов "лишились на минуту ясности ума и трезвости взгляда". Были в статье и такие наставления, к которым вождь рекомендовал прислушаться всем нетерпеливым "подхлестывателям" событий: "Искусство руководства есть серьезное дело. Нельзя отставать от движения... Но нельзя и забегать вперед, ибо забегать вперед -- значит потерять массы и изолировать себя".
Эти слова Сталину следовало бы адресовать прежде всего самому себе. Однако последующие события еще раз показали, сколь велико расхождение у него между словом и делом. В его докладе на XVI съезде партии, летом 1930 г., объективный анализ опять был подменен громкими фразами да перечнем данных, на этот раз о росте промышленности за два года пятилетки (хотя до итогов второго года оставалось еще три месяца), о сдвигах по сравнению с 1926/27 г. и даже дореволюционным уровнем. Как и прежде, речь шла о выпуске валовой продукции. Знал ли докладчик, что уже ликвидировано ЦСУ, что цены на продукцию определяют, как правило, ведомства, которые ее производят, и официальная стоимость оборудования, машин, всей выпускаемой техники растет намного быстрее, чем их производство в натуре? Конечно, знал.
Документы свидетельствуют, что Сталин точно знал и о невозможности достигнуть 32 % роста промышленности во втором году пятилетки. Однако и это ничуть не умерило призывов к дальнейшему пересмотру оптимального варианта пятилетнего плана. Высмеивая "скептиков из оппортунистического лагеря", Сталин утверждал, что пятилетка в области нефтяной промышленности выполнима "в каких-нибудь 21/2 года", в торфяной -- даже раньше, в общем машиностроении в два с половиной -- три года и т. д. Поистине знакомые по статье "Головокружение от успехов" настроения: "Мы все можем!", "Нам все нипочем!" А чтобы исключить малейшую возможность иных, более трезвых суждений и подходов, Сталин предупреждает: "Люди, болтающие о необходимости снижения темпа