затею, вернуться в свой дом и устроить там сокрушительный скандал. Рассказать обо всем, что она знает, в присутствии Альберта Безбородова, потребовать объяснений, честного раздела имущества. Пусть будет скандал, да хоть драка! Лишь бы не эта гнетущая тишина чужого помещения, эта замурованность и отрезанность от окружающего мира. Юля чувствовала себя как в тюрьме, и когда сказала об этом Греку, он не на шутку испугался.
– Я не могу тебя отпустить туда одну! – взорвался он. – Я до конца жизни не прощу себе, если с тобой что-то произойдет.
Здраво поразмыслив, Юля перестала считать, что с ней может что-то случиться. Они живут не в диком лесу, и Влад не колумбийский мафиози. Если она прямо заявит ему о том, что все знает, если посвятит во все отца, муж не посмеет причинить ей вред. В качестве свидетеля можно взять с собой все ту же финансистку Аню. Да, это будет не очень прилично с ее стороны – втягивать в семейный скандал постороннего человека, не имеющего ни малейшего желания в чем-то таком участвовать, но когда речь идет о жизни и смерти, все средства хороши. Анна поймет. Каждый раз, когда Грек уходил из дома, Юлей овладевал соблазн сбежать. Так же, как чуть раньше из дома. Но что-то ее удерживало. Если она решит вернуться, ей нужно будет объяснить, зачем она устроила весь этот фарс со своим исчезновением. Почему нельзя было сразу устроить глобальное выяснение отношений, тем паче все условия для этого были – на уик-энде собралось достаточно свидетелей. Если бы она вдруг неожиданно вернулась, это бы выглядело… Как? И кем бы казалась она сама? Как нагулявшаяся кошка, которая нападает, чтобы лучше защититься от справедливого обвинения в похождениях. Да, наверное, это выглядело бы именно так. И Юля медлила. Хотела сделать шаг, но не решалась. А потом стало уже поздно, смысл был утрачен. Дележ имущества все равно произойдет, не одним, так другим способом. И в душе уже закипала мстительная радость от того, что новая любовь будет стоить ее мужу весьма недешево.
Юля доплелась до кухни, достала аптечку, но нашла только самые дешевенькие и малоэффективные драже от боли в горле. Она сунула руку в чайную коробку, извлекла пакетик, заварила кипяток. С чашкой вернулась в постель. Когда чай был выпит, она снова уснула.
Андреас разбудил ее в восемь утра громыханием дверей и шумом воды. Юля сунула градусник под мышку и через шесть минут узнала о том, что у нее температура 37.5. Для восьми утра многовато, значит, в полдень будет уже далеко за 38.
– Почему ты не встаешь? Тебе нездоровится? – ласково спросил Грек, заглянув к ней в комнату.
– Тридцать семь и пять с самого утра, – Юля показала градусник, – представляешь, что будет дальше?
– И как ты ухитрилась заболеть, сидя дома?
– Спасибо твоему морскому окуню, из-за которого пришлось устроить сквозняк, – объяснила Юля, – ты уже не успеешь сходить в аптеку?
Грек озабоченно посмотрел на часы.
– Нет, Юлька, у меня назначен небольшой маскарад и встреча с компаньоном, – ответил он, – боюсь не успеть. Мне надо иметь время в запасе, на случай если меня подведут или что-то пойдет не так.
– Потом все расскажешь?
– Именно потом, – подтвердил Андреас, – конечно, все расскажу. Когда все закончится, я тебе позвоню, и ты скажешь, какие таблетки мне нужно купить. Мы должны за сегодня купировать болезнь, иначе тебе нелегко придется в дороге.
– Выпью что-нибудь из антибиотиков, – вздохнула Юля, – я вообще-то их противница, но у нас случай исключительный, все-таки дорога.
– Вот именно, – согласился Грек, – тебе что-то принести, пока я дома? Нужно же позавтракать.
– Я не смогу, – запротестовала Юля, – там есть кусочек сыра, попозже с хлебом съем. А сейчас мне нужно чаю.
– Хорошо, я постараюсь все успеть.
– Не надо, – спохватилась Юля, – ты и правда можешь опоздать. Тридцать семь и пять все-таки не тридцать девять, я могу и сама встать. Я сделаю чаю себе и тебе. Тебе же и перекусить надо.
– Об этом не беспокойся, я доем ветчину, – бросил на ходу Грек, – только чайник поставь, чтобы время не терять.
Юля закуталась в халат и побрела на кухню. Ее знобило, где-то в трахее предательски зачесалось – скоро начнется кашель. Она сунула руку в чайную коробочку, там оставался один пакетик. Юля стала открывать ящички, шарить по полкам, но никаких чайных запасов у покойной Агаты не имелось.
– Тут всего один пакетик, – тоскливо протянула Юля, – а я без чая сейчас никак…
– Не проблема, завари мне кофе.
– Ты же его не любишь.
– Ну, это когда было, – протянул Грек, – когда-то я его вообще не пил, даже нюхать не мог. Сейчас пью, хотя и редко, иногда. Но сейчас у нас дефицит, а значит, как раз именно такой случай.
– Хорошо, я тогда возьму чай себе, а тебе сделаю кофе.
– Давай, главное, побыстрей.
Агата вернулась почти в три часа ночи. Пришлось выпить немного сонных капель, иначе ей было не уснуть: возбуждение достигло своего апогея. Марина спала как убитая: ей незачем было знать, что ночью ее гостья куда-то отлучалась, пришлось и ей капнуть немного в вечерний чай. Агата проспала без сновидений до девяти утра, на работу она не спешила: сегодня в Центре иностранных языков занятия у нее начинались в три часа дня. Агата не увольнялась до последнего – не хотела «сглазить». И теперь была настроена так: если у Андреаса все прошло удачно, она пойдет на работу и напишет заявление. В принципе, она может не делать и этого, трудовая книжка ей не нужна – в Россию она никогда больше не вернется. Она сделает это из других побуждений, ей просто хочется поделиться с кем-то своей радостью по поводу того, что она навсегда уезжает из страны, которую не любит всей душой. Квартиру, согласно договоренности, она оставляет Марине в оплату ее участия в этом деле. Если по выходу Маши из учреждения Марина надумает приехать на Корфу, Агата ее примет. Ликвидную часть наследства Альфреда Минкиса Агата уже давно реализовала и частями переправила эти деньги в Грецию. Все. Здесь ее больше ничто не держит. Она вкусно позавтракала, с наслаждением вспоминая одиноко спящего на диване Андреаса, привела себя в порядок. Сегодня последний день ее жизни в России. Надо посетить мамину могилу и внести плату в кладбищенскую контору, чтобы за ней ухаживали. Неизвестно, когда в следующий раз Агата сама сможет это сделать.
Она вышла из дому, посмотрела на часы. Нельзя было совершенно точно предсказать, в каком состоянии сейчас
