момент мне показалось, что я вновь испытываю те же чувства, ту же любовь. Но это была не она, всего лишь воспоминание. Очень тягостное и слишком болезненное, чтобы просто его не заметить. Но я не виноват в смерти вашей матери, я любил ее и не мог желать ей зла. Это был глупый, детский, хулиганский поступок, но я даже представить себе не мог, какие он будет иметь последствия.
– Зачем вы все это мне рассказали?
– Я хотел бы попросить у вас прощения, – просто и спокойно ответил Влад, – по прошествии времени я понял, что не давало мне покоя. Мне не у кого было попросить прощения. Меня никто не мог простить. Но вы это можете.
– Как я могу простить вас за то, что не имело ко мне никакого отношения? Я не могу вас простить за тот камень, ведь он предназначался не мне, и пострадала от него не я.
– Простите меня хотя бы за то, что касается лично вас. За детство без матери.
Камилла молчала.
– Я не требую от вас ответа, я понимаю, что сказать слово «прощаю» для вас будет все равно, что предать мамину память. Поэтому ничего не говорите. Но если сможете, простите меня в душе, я это почувствую.
С этими словами Влад встал из уютного кресла. Комната, в которой они с Камиллой разговаривали, была удивительно похожа на ту, в которой он часто бывал. Конечно, у Инны не было такой роскошной отделки, не имелось итальянской мебели, дизайнерских светильников. Но что-то неуловимое все же чувствовалось. Темно-синие шторы, может быть?
Камилла проводила Влада до двери, не произнеся ни слова, но когда он уже почти закрыл за собой дверь, сказала:
– Вы не виноваты. Вы любили ее. Не мучайтесь, я вас ни в чем не виню.
– Ну что, объяснился? – с порога прогремел Альберт Валентинович. – Простила она тебя?
– По-моему, да, – ответил Влад, – так она сказала, во всяком случае.
– Давно надо было это сделать, а не шататься под окнами и выгуливать ее собачонку.
– Ладно, не бухти.
– Он еще и недоволен! Ничего, послушаешь, не развалишься. Тебе вообще полезно много о чем послушать.
– Ты знаешь, пап, – сказал Влад, слегка оживившись, – а у меня сейчас возникло ощущение, что Камилла имела на меня какие-то виды. Она была разочарована, когда поняла, что я не буду объясняться ей в любви.
– Она не такая простая девушка, Владик, – сказал Альберт Валентинович, беря сына под руку, – пойдем в гостиную, выпьем вина.
– Почему ты о ней так говоришь? Что ты об этом знаешь?
– Я все знаю, – ответил старший Безбородов, – о ее жизни я знаю все. Думаешь, только тебя терзали муки совести?
Альберт Валентинович погрузился в глубокое кресло и показал жестом, что Владу следует открыть бар. Сын достал любимое вино отца, стал открывать бутылку. Нарочно долго возился, чтобы понять, как лучше сформулировать свой вопрос.
– Ты хочешь сказать, что наблюдал за ней все эти годы? – наконец решился он.
– И не только наблюдал, – кивнул Альберт Валентинович, – пока она была замужем, я не беспокоился, но когда она развелась, пришлось подключиться.
– Так это не муж ее содержит?
– Муж оставил ей таунхаус, за который я ему заплатил, – ответил Безбородов.
– Как таунхаус? А этот коттедж?
– Этот коттедж… – хмыкнул Альберт, – я не знал, что она сменила адрес. Тот таунхаус был гораздо большей площади и ближе к центру. Вот она и переехала. Но я этого не знал. А муж ее такой жмот, каких свет не видывал, он за пятитысячное содержание удавится. В общем, мы с ним договорились. Она думает, что это он ей помогает…
– Я понял, не продолжай. Так ты не знал, что она живет здесь?
– Конечно, нет, – признался отец, – я знал, что у нее есть жилье, но что оно в Сосновом бору – нет. Если бы знал, я бы ни за что тут коттедж не взял, это уж точно. Так что и моя вина во всем произошедшем тоже есть.
– Твоей вины нет, папа, – отмахнулся Влад, – в чем она может быть? Это я повел себя как дурак, чуть семью не потерял. Ты был прав в том, что меня следует отрезвить, но насчет Макса ты переборщил. Я же правда подумал, что ты с ним… Ну что он… Ну в общем…
– Я так и хотел, это и был мой замысел, – засмеялся старик, – сумасбродный похотливый старикашка и молодой охотник за наследством. Ну а чем еще можно вас, молодых, пробрать? Как еще до вас достучаться, чтобы вы оторвались от созерцания себя и услышали, что вам хотят сказать? А, Владик?
– Я просто не думал, что ты настолько… креативен, так сказать.
– Я креативен, сынок. Ты даже не представляешь насколько. Так что, когда Макс приедет, ты уж постарайся установить с ним хорошие отношения, – сказал Безбородов, делая маленький глоток красного бордо, – вам с ним работать. Сейчас, когда все закончилось, пора приступать к новому проекту, Макс провел свою часть работы, дальше – ваше с Юлей дело. Но вам еще придется контактировать и общаться.
– Да я не против, если бы я знал, что он твой сотрудник, у меня бы и мысли никакой против него не возникло.
– Ну и хорошо.
Безбородов-старший посмотрел на часы.
– Скоро гости приедут, проверь, как там Юля.
– С Юлей все в порядке, – отозвался Влад, – так она говорит, во всяком случае. Она ждет, что я передам ей разговор с Камиллой. Она наверняка видела, что я вернулся, так что мне лучше подняться к ней, все ей рассказать. Я как представлю себе, что мог ее потерять, меня в дрожь бросает.
– Скажи спасибо Ане, – заметил Альберт Валентинович, – если бы она не надоумила меня пригласить Илью Андреича, все могло бы очень плохо кончиться.
– Илья Андреич умный, – согласился Влад, – я очень ему обязан.
– Мы все очень ему обязаны, – раздался голос Юлии, только что вошедшей в гостиную.
Она все еще была бледной, но в целом выглядела и держалась хорошо. Сотрясение мозга оказалось не сильным, МРТ не показало никаких отклонений от нормы. Агата боялась наносить слишком уж тяжелый удар, в тот момент она еще думала, что Андреас жив и что смерть Юлии не должна выглядеть как насильственная. Юля спросила у Ильи, догадался ли он об этом сам или так сказала Агата. Оказалось, что гражданка Минкис на допросах молчит. Подробности ее плана раскрыла Марина Викторовна Новикова, активно сотрудничающая со следствием, чтобы избежать обвинения в соучастии.
– Как ты сходил, – спросила Юля, – не зря?
– Думаю, что не
