и заводя за край. Но он всегда оставался человеком искусства, а не человеком политики. Напомню, что он писал в своей книге «Зеркало сцены»: «Тридцать шагов в длину. Двадцать в глубину. Вверх – на высоту занавеса. Пространство сцены не такое уж большое. В этом пространстве могла бы разместиться современная квартира – она получится не такой уж ненатурально просторной. Здесь можно разместить сад. Пожалуй, уголок сада, не больше. Здесь можно сотворить мир. Мир высоких человеческих страстей, противостоящих низости, мир деяний и мир сомнений, мир открытий и высокий строй чувств, ведущих за собой зрительный зал».
Г.А. Товстоногов ревностно оберегал этот свой мир. От пошлости и скверны повседневной жизни. От варягов, от собственных выросших учеников, желающих самостоятельности. Когда его спрашивали о том, почему он не выращивает своего преемника, он отвечал, что делать это – все равно что заставлять мужа выращивать любовника для своей жены. Его называли театральным диктатором Ленинграда. Но он был не просто умудренным, но мудрым диктатором. В ином случае Кирилл Юрьевич Лавров, человек необычайного благородства и таланта, не стремился бы до конца своих дней сохранять дух театра Товстоногова.
Тридцатая годовщина ухода Георгия Александровича из жизни прошла тихо, даже незаметно. Если бы не верная Ирина Шимбаревич, которая проработала рядом с ним его последние одиннадцать лет, наверное, никто бы и не собрался у его могилы на Тихвинском кладбище в Александро-Невской лавре. Разве что ограничились бы поминальными восклицаниями в социальных сетях. Не стоит никого судить. Время безжалостно. Даже к воспоминаниям. То, что многим ныне живущим людям нередко кажется, что история мира началась в тот день, когда они появились на свет, – это вполне обычное явление.
Довольно часто, когда вспоминают Г.А. Товстоногова, оживают звуки его чуть гортанного голоса, вызывающего к жизни строки Николоза Бараташвили: «Цвет небесный, синий цвет…» – они предваряли поэтически озорной спектакль «Ханума». Но мало кто помнит, чем заканчивается пронзительное стихотворение грузинского классика: «Это легкий переход / В неизвестность от забот / И от плачущих родных / На похоронах моих. / Это синий негустой / Иней над моей плитой / Это сизый синий дым / Мглы над именем моим».
Г.А. Товстоногов безбоязненно дочитывал это стихотворение до конца. Его не страшила безвестность.
Май 2019
Плоды просвещения
Один из моих ближайших друзей, узнав, что я собираюсь посвятить очередную телевизионную «Агору» социологическому исследованию «Левада-центра», выявившему одобрительное отношение к деятельности Сталина большинства граждан современной России, настоятельно советовал мне не делать этого. Его позиция была схожа с той критикой, которую я услышал уже после того, как программа вышла в эфир. Мол, «зачем вспоминать этого тирана, причинившего столько горя нашему народу. О таких надо забыть. И желательно навсегда».
В подобном подходе к тем явлениям, которые считают мировым злом, есть свой резон. Достаточно вспомнить замечательную пьесу Григория Горина «Забыть Герострата!», написанную почти полвека тому назад. Трагикомедию о Герострате из Эфеса, который летом 356 года до нашей эры сжег храм Артемиды и под пытками признался, что сделал это, мечтая обессмертить свое имя. Жители Эфеса присудили его к смерти и приняли решение сделать все, чтобы его имя было забыто навсегда. Преступник принял смерть, но случай этот был зафиксирован свидетелем событий Феопомпом. Его записи сохранились лишь фрагментарно – на них ссылается римский писатель-моралист I века н. э. Валерий Максим, оставивший подробный рассказ о Герострате. Ни добро, ни зло не исчезают бесследно. Если кто-то не хочет вспоминать о тиранах, то всегда есть другие, кто тиранов не только не забывает, но и боготворит. Сталин – не Герострат. После 1927 года ему уже ничего не надо было доказывать ни современникам, ни потомкам. Победа над Троцким, а потом и Кировым прибавила золотых лучей в его почти божественном нимбе. В глазах всего мира он стал символом страны, победившей фашизм. И хотя у Черчилля так и не нашли слов о том, что Сталин «принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой», эта апокрифическая фраза добавила блеска великому мифу о Сталине.
Ни XX съезд КПСС, который состоялся в феврале 1956 года, с партийной осторожностью вскрывший беззакония, творившиеся в СССР в период правления Сталина, ни различные периоды десталинизации, пик которых приходился на вторую половину 50-х – первую половину 60-х годов, а затем на вторую половину 80-х – 90-е годы прошлого столетия, так и не смогли отправить эту политическую фигуру в небытие. Миф о Сталине оказался могущественнее многих других мифов российской и советской истории, с годами приобретая все новые черты. И уже в XXI столетии появились, как писал В. В. Маяковский, «молодые превоспитанные люди», делающие вид, будто они твердо уверены в том, что именно Сталин создал на земле государство социальной справедливости. Впрочем, и немолодые тоже. Им нет дела до реального Сталина и реальной истории СССР – у них совершенно иные, вполне прагматические цели и задачи. Политический бизнес нуждается в подобном инструментарии. Здесь легко нарушают христианские заповеди и творят кумиров. И тогда черное легко назвать белым. Можно говорить о Сталине как о магнетической, бесконечно разнообразной, не поддающейся художественному воплощению фигуре. Можно разыгрывать вокруг его биографии мистерии, точнее, превращать в мистерию историю его жизни. Можно проклинать его. Но невозможно забыть. И нужно ли? Мы никогда не поймем природу добра, если не познаем природу зла.
Наши отношения со Сталиным – некогда реальным человеком, превратившимся в мифологического персонажа, усложняются тем, что любая его демифологизация частью общества рассматривается как покушение на историю нашей страны, как антипатриотизм и даже русофобство. Логика подобных рассуждений крайне проста: если вы не любите Сталина, то вы оплевываете победу в Великой Отечественной войне, достижения индустриализации, атомный проект и даже космическую программу! Таким образом, отказываясь от Сталина, вы отказываетесь от всего лучшего, что было создано в Советском Союзе в XX столетии, ибо он – это мы, это наше прошлое, в которое, как известно, нельзя стрелять из пистолета, ибо оно может ответить пушечным выстрелом. А несколько сотен тысяч погибших во время репрессий – это законная плата за достижение всеобщего благоденствия.
Тут не грех вспомнить знаменитую пьесу Сартра «Мухи», в которой Эгисф, убивший царя Аргоса Агамемнона, сумел убедить все население города, что они вместе с ним виновны в злодейском убийстве, – они ведь слышали, как кричал Агамемнон, однако не пришли его защитить. Но виновность тирана никогда не тождественна судьбе народа. И не надо путать государство с Отечеством, политическую систему с Родиной. Это не просто пошлая, это подлая
