но с долгами, раз в пять с гаком превосходящими прибыль с продаж.
Осталось наладить собственно производство. Благодаря разработанной Номбеко кредитной программе оборотные средства у предприятия имелись, однако технопарк требовал как обновления, так и расширения.
Чтобы поправить дело, пришлось усадить Гертруд за руль и вдвоем отправиться в Вестерос, в «Машины Понтуса Виде́на». Вести переговоры Номбеко предоставила старушке.
– Здрасте, здрасте, звать меня Гертруд Виртанен, из Норртэлье, у меня, знаете, картошка посажена на грядках, вот, копаю и торгую помаленьку.
– Вот как, – сказал продавец, недоумевая, на что ему сдались картофельные грядки старухи Виртанен: любая из его машин стоила никак не меньше восьмисот тысяч крон.
– Я правильно понимаю, что у вас тут есть картофельные машины на все случаи жизни? – осведомилась Гертруд.
Продавец почувствовал, что разговор излишне затягивается и лучше обозначить границы сразу.
– Да, – сказал он, – камнеудалители, четырех-, шести- и восьмирядные картофелесажалки, четырехрядные культиваторы и двухрядные копалки. Специальная цена для фру, если она возьмет для своих грядок весь ассортимент.
– Специальная цена? Как мило! И сколько же вы хотите?
– Четыре миллиона девятьсот тысяч.
Гертруд принялась считать на пальцах, и продавец вышел из себя:
– Знаете что, фру Виртанен, вообще-то у меня нет времени, чтобы…
– Тогда мне по две штуки каждой, – сказала Гертруд. – Доставка-то у вас скоро?
• • •
За шесть последующих лет случилось и много всего, и не очень. В большом мире Пакистан вошел в эксклюзивный клуб ядерных держав, чтобы защититься от соседней Индии, которая двадцать четыре года тому назад вступила туда же для защиты от Пакистана. Отношения между обоими государствами были соответствующие.
В ядерной державе под названием «Швеция» жилось значительно спокойнее.
Первый номер и Селестина с удовольствием предавались недовольству. Каждую неделю они вносили весомый вклад в дело борьбы. В демонстрациях не участвовали, зато вели подпольную работу. Выводили спреем анархистские лозунги на дверях каждого общественного туалета, до которого добирались, тайком расклеивали листовки по учреждениям и музеям. Главный политический месседж состоял в том, что любая политика – дерьмо, но Хольгер следил, чтобы не забывали и короля лично.
Параллельно с подрывом устоев истеблишмента Хольгер и Селестина неплохо справлялись с работой на картофельных плантациях. За это они даже получали некоторую зарплату, что было очень кстати: маркеры, баллончики с краской и листовки, как известно, стоят денег.
Номбеко приглядывала за балбесами сама, стараясь не дергать без нужды второго номера. Он учился, теперь уже без ее помощи, – успешно, прилежно и с удовольствием. Глядя на счастливого Хольгера, Номбеко тоже радовалась.
Любопытно было наблюдать и за Гертруд, внезапно воскресшей после, в общем и целом, загубленной жизни. Забеременевшая в восемнадцать лет после первой и последней встречи с одним козлом и его теплой «Лорангой», разведенной бреннвином. Мать-одиночка, еще более одинокая после того, как умерла от рака мама, а потом папа Тапио зимним вечером 1971 года застрял пальцами в первом в Норртэлье банкомате и был найден только на следующий день, успев замерзнуть насмерть.
Картофелевод, мать и бабушка. Ничего на белом свете толком не видавшая. Лишь позволявшая себе мечтать, как все могло бы сложиться, если бы ее родная бабка, аристократка Анастасия Арапова, по своей безбожной черствости не отправила свою кровиночку Тапио в Хельсинки, дабы посвятить собственную жизнь Богу.
Или как там оно все было на самом деле. Номбеко понимала, почему Гертруд избегает слишком уж пристально вглядываться в отцовскую биографию. Имелся риск, что от последней ничего не останется. Кроме картофельной плантации.
Как бы то ни было, но от возвращения внучки и присутствия Номбеко в душе у старушки словно что-то пробудилось. Она сияла за каждым ужином, которые в основном готовила сама. Она резала кур и делала жаркое. Ставила сети на щуку, которую запекала и подавала с хреном. А однажды даже подстрелила в саду фазана из лосиного штуцера папы Тапио и очень удивилась, что ружье работает. И что она попала в цель. Причем с такой точностью, что от фазана осталась только пара перьев.
Земля продолжала обращаться вокруг Солнца с постоянной скоростью и переменным настроением – как обычно. Номбеко читала о большом и малом, о малом и большом. И каждый вечер за ужином получала известный интеллектуальный стимул для дальнейшего чтения, излагая сводку текущих событий. Одним из таких событий стало заявление Бориса Ельцина об уходе в отставку. В Швеции российский президент больше всего запомнился своим государственным визитом, в ходе которого хватил лишнего и потребовал от страны, не имеющей ни единой угольной электростанции, закрыть все угольные электростанции.
Увлекательными оказались и перипетии сюжета о том, как самая развитая страна мира запуталась в собственных президентских выборах и Верховному суду понадобилось несколько недель, чтобы пятью голосами против четырех объявить о проигрыше кандидата, набравшего большинство голосов избирателей. В результате президентом стал Джордж Буш-младший, а Эл Гор переквалифицировался в экоактивиста, которого даже стокгольмские анархисты слушали без энтузиазма. Буш, кстати, вторгся потом в Ирак, чтобы уничтожить все отсутствующее у Саддама Хусейна химическое оружие.
Одной из второстепенных новостей стало избрание бывшего австрийского бодибилдера губернатором Калифорнии. У Номбеко кольнуло в груди при виде газетного разворота, на котором тот позировал с женой и четырьмя детьми и ослепительно улыбался на камеру. Мир все-таки несправедлив, подумалось Номбеко, одним достается все и с лихвой, а другим – вообще ничегошеньки. Это она еще не знала, что упомянутый губернатор в сотрудничестве с собственной экономкой произвел на свет и пятое дитя.
Но в целом жизнь в Шёлиде дышала надеждой и даже счастьем, а большой мир вел себя примерно как всегда.
Что до бомбы, то она лежала до поры, где лежала.
• • •
Весной 2004 года жизнь выглядела радостнее, чем когда-либо прежде. Хольгер почти достиг поставленных целей в области политологии и заканчивал докторантуру по экономике. Соображения, которым вскоре предстояло превратиться в полноценную диссертацию, зародились в голове второго номера как аутопсихотерапия. На него слишком давила мысль о том, что он со своей бомбой в любой день может погубить половину всей округи и целую страну. Чтобы не сломаться, он попытался посмотреть на ситуацию с другой стороны и пришел к выводу, что если рассуждать в чисто экономической плоскости, то Швеция и весь мир сумеют восстать из пепла. Так родилась тема диссертации: «Атомная бомба как фактор роста: динамика позитивных последствий ядерной катастрофы».
Последствия негативные, очевидные и лишавшие сна Хольгера-2, были давно изучены вдоль и поперек. По мнению исследователей, одни только Индия с Пакистаном в случае ядерной размолвки потеряют двадцать миллионов человек прежде, чем сумма
