— Мойра… — вспышка воспоминаний согрела меня на мгновенье, — единственная… кому я… небезразлична…
Последовавший ответ исчез без следа в моей памяти.
И я провалилась в бездну…
** ** **
Из небытия меня вырвал протяжный скрип. С трудом приоткрыв глаза, я различила светлый прямоугольник распахнутой двери.
Заслонив свет, в проеме застыла высокая широкоплечая фигура.
Удивляя саму себя бесконечными резервами, я выдавила что-то, похожее на смех.
— Кристоф… — смех превратился в кашель, — как я рада… безумно… любовь моя…
Пришло время уменьшить количество здоровых органов? Ты опоздал, хотелось мне сказать — их не осталось вовсе. А если ты пришел убить меня, как обещал — удовольствие будет сомнительным. Я мечтаю о смерти…
Я так хотела запустить в него этими словами и изрезать в куски, но все силы были уже истрачены.
Он двинулся ко мне, все такой же неразличимый во тьме камеры. Свет позади него играл с моим бредившим сознанием, делая вошедшего то выше, то ниже, истончая его фигуру, а потом вдруг добавляя ей объема. Мне нужно было увидеть его глаза, но я не могла разглядеть даже лица.
А он вдруг опустился на колени рядом и протянул ко мне дрожащие пальцы. Резко выдохнув и остановив их пляску, он начал складывать мое разбитое тело себе на руки. Осторожно, бережно, нежно…
Цепляясь за его одежду пауком, моя рука добралась до лица. Увы, она была так же слепа, как и глаза — я не могла разобрать его выражения. Но пропустить торопливые поцелуи, покрывшие мои пальцы, ладонь и запястье было невозможно. Горячие капли потекли вниз к локтю…
А-а-а…
— Как быстро…
Слишком быстро он узнал правду — я не успела умереть. Как жаль.
И теперь мне придется выздоравливать под присмотром лучших врачей, которые соберут меня вновь — починят любимую игрушку, разбитую по небрежности.
Придется выслушивать бесконечные бессмысленные извинения и заверения в любви…
И быть рядом…
** ** **
Я горела.
Жар владел моим телом и разумом безраздельно, стирая время, оставляя крошечные оконца для реальности, дополняя ее смазанные картинки красочными видениями прошлого…
…Темные кроны вековых деревьев покачиваются вверху — меня несут сквозь спящий сад. Ночной ветерок на моем лице, и огромные разноцветные звезды в небе. Вот я лечу в него, крича от восторга, зная, что внизу меня ждут сильные руки любимого… И падаю мимо, разбиваясь вдребезги о ледяной пол тюремной камеры…
…Жуткие ругательства, умело выстроенные в многоэтажные здания, поражающие воображение своей неповторимостью. Даже в бреду я знаю, что говорить такое в присутствии дамы не станет ни один уважающий себя мужчина. А, пожалуй, и без ее присутствия. Тем более нереально слышать это от пожилого благообразного человека в белом халате, склонившегося надо мной, доктора, судя по всему.
— Что за чудовище сделало это с ней?!
Молчи, глупый доктор! Разве тебе не известно, что это чудовище рядом? За дерзость в его доме наказывают иначе, чем в других местах.
Звук нажимаемых кнопок.
— Для вас есть еда.
— Кристоф, нет! Кристоф, отмени приказ, умоляю тебя, умоляю…
…Бесчисленные прикосновения, почти неощутимые на горящей коже — пальпирующие, проникающие, тянущие. Запах йода, аритмичные позвякивания металлических инструментов, резкая вонь препаратов, тихое гудение приборов, электронное попискивание… И надо всем — сильная головная боль.
— Я не выдержу.
— Выдержишь…И если мы пропустим часть тестов, никто не перегрызет нам горло.
Не шути так страшно, Кайл, ты же знаешь — перегрызет…
…Знакомые пальцы, ласкающие мое лицо, шею, руки. Бесчисленные поцелуи на веках, на лбу, на губах — еле слышные, легкие, как перышко… Неразборчивые слова, сливающиеся в нежное воркование, где мне понятно лишь одно — «Диана…любимая…».
А потом тот же голос, рычащий проклятия, обещающий смерть в наказание.
Пальцы сжимают мою ладонь до боли, до муки.
Заковывают мои запястья мертвой хваткой. Мне не вырваться, не сбежать, не спастись от его огненной страсти… Мне придется гореть вместе с ним.
— Боишься? И правильно делаешь …любимая…
…Аромат цветов. Ирисы, пионы, горечь хризантем, ваниль плюмерии, розы… Которые же из них? Или все сразу?
Уютная светлая комната с большим окном, открытым настежь. Свежий воздух наполняет меня жизнью по капле, и снова запах йода. Ветерок колышет полупрозрачную занавесь, вздымает ее куполом над кружащейся Мойрой, напевающей тонким голоском что-то необыкновенно красивое. Моя подруга, найденная сестра, единственная, кто доверяет мне так же, как доверяю ей я.
— Ты не знаешь, как он на тебя смотрит, как ищет твой взгляд и запах…
Да, он найдет меня по запаху, где бы я ни была. Мне не скрыться, Мойра…
…Журчание воды убаюкивает меня, и почти невозможно открыть глаза и увидеть хоть что-то вокруг. Теплая вода ласково обнимает тело, и я перестаю сопротивляться и вновь уплываю в сон. Мне сниться шорох волн.
Нежные руки моют меня, как ребенка, осторожно, бережно.
Вода льет потоком, смывая пену, и затем меня снова остервенело трут мочалкой, намыливая раз, другой, опять и опять, уничтожая запах Адамаса…
…Вспышки молний, ослепляющие весь мир, на долю секунды выхватывают из темноты силуэт возле меня. Оглушенная громом, я еле разбираю слова:
— Диана, любимая, это все лишь гроза — не бойся.
За приоткрытым окном ужасный грохот, перемежаемый странным ритмичным шипением. Мы движемся в ритме грозы, попадая в такт фейерверкам молний, заглушая гром стонами удовольствия. Я счастлива с ним.
Но непонятная тревога царапает изнутри до крови.
Почему же?..
…Странные тонкие крики. Но в них удивительный покой и свобода, и я не боюсь за кричащих.
И снова привычная смесь запахов, ставших уже почти незаметными — цветы и йод.
Тишина окутывает меня коконом сна. И я — волшебный мотылек с оборванными крыльями — замерла в ожидании новой фазы. Просто, у меня все наоборот.
Как и раньше, я не знаю, что за новая жизнь ждет меня впереди, но уверена в одном — в этой жизни не найдется места прощению…
И счастью…
** ** **
Я проснулась в незнакомом мире.
Он был пронизан утренним солнцем и наполнен приглушенным шепотом волн. Ветер, вдруг надув занавеску парусом, принес с собой запах йода, и с ним тут же сплелись ароматы цветов, стоявших на столе у окна и на полу возле моей постели.
Здесь было так спокойно — без крика, без боли, без нелепых обвинений. Так тихо, что я долго лежала, не шевелясь, только делая вдох и выдох, понимая, что жива, но не испытывая радости от этого. А затем обратила взгляд в сторону входа и приготовилась …ко всему.
