— Нет, не сразу. Прежде купим на рынке все необходимое для нашей дороги. Среди прочего — и женское платье, чтобы ты вернулась домой не в виде юноши. Ну а мое оружие, слава Богу, при мне, его покупать не придется.
— А не опасно ли нам появляться на рынке? Вдруг встретим кого-то из людей Василия или Эраста.
— Надеюсь, что не встретим. Но не заехать в Солдайю нам никак нельзя, ведь другого города на пути не будет.
Постоялый двор располагался прямо возле рынка, в стороне от того квартала, где был дом Эраста, и это успокоило Марину. Но все же ночью ей плохо спалось, она чувствовала внутреннюю дрожь от ожидания того момента, когда наконец Донато достигнет цели, к которой стремился все эти долгие месяцы своего пребывания в Таврике. Ведь благодаря таинственному сокровищу он стал покровителем и спутником Марины. И вот теперь у нее будет возможность проверить: действительно ли он полюбил ее всем сердцем или она нужна ему лишь как проводник к магическому месту и, достигнув своей цели, он потеряет интерес к девушке. Именно подспудный страх при мысли, что чувство Донато окажется фальшивым, не давал ей покоя и мешал уснуть.
Но и Донато не спалось. Он думал о том, как могут рухнуть его надежды на счастье, если сокровища он так и не найдет. Ведь за столько веков клад могли раскопать воры или просто случайные люди. А может быть, это сокровище — всего лишь сказка, миф, шутка какого-нибудь древнего писаря. И что же тогда ждет его, Донато Латино, потомка римских всадников и первых христиан? Какую судьбу он сможет выбрать? Наняться арбалетчиком на службу к генуэзцам и идти рядом с такими вояками, как Бартоло, на битву против русичей? Стать лазутчиком феодоритов в лагере консула? А может, вспомнить былое корсарство и снова носиться по морю в поисках добычи или собственной гибели? Любой из трех жребиев, которые могла предоставить ему судьба, разлучал его с Мариной, а без нее жизнь для Донато теперь теряла свет и радость. Лежа с открытыми глазами и не догадываясь, что Марина тоже не спит, он мысленно обращался к ней: «Если я останусь нищим бродягой или свяжусь с опасным ремеслом лазутчика или корсара, то не буду иметь на тебя права, моя королева. Но ты не бойся; я не вмешаюсь в твою судьбу, если не смогу надежно защитить тебя и дать тебе ту жизнь, которой ты достойна. Скорее погибну, чем сделаю тебя несчастной».
Утром, едва рассвело, «флорентийские братья» поспешили на рынок, где купили себе в дорогу хлеба, сыра и вяленого мяса, а также меда и сушеных ягод. Затем Донато отыскал подходящую ему лопату — прочную, но с короткой рукояткой, чтобы можно было спрятать ее в мешок и она бы не бросалась в глаза. После этого молодые люди зашли в лавку, где продавались ткани и одежда. Платье для Марины нашлось только одно, да и то латинского покроя, но пришлось его купить, потому что другие казались слишком широки или, того хуже, выглядели поношенными. В этой же лавке Марина, помня свою первую ночь на неуютном постоялом дворе, посоветовала Донато купить еще кусок полотна и две шерстяные накидки.
Пока он договаривался с продавцом о цене и укладывал покупки в дорожную сумку, Марина выглянула из лавки — и тут же, вздрогнув, отпрянула назад. Как раз напротив, возле мастерской ткачей, она увидела свою кафинскую подружку Зою, которая стояла с грустным и рассеянным видом и, казалось, ничего не замечала вокруг. Такое настроение было совсем не присуще всегда веселой и подвижной Зое, и Марина невольно подивилась, почему ее подруга вдруг очутилась в Сугдее, да еще так погрустнела. Впрочем, мать Зои была сурожской славянкой; возможно, девушка приехала сюда в гости к родичам. Но как бы там ни было, а показываться на глаза кому-либо из знакомых, даже лучшей подруге, Марина сейчас не могла, а потому растерялась и спряталась в лавке. Но тут из ткацкой мастерской вышла пожилая женщина, взяла Зою за руку и увела на другой конец рынка. Марина осторожно выглянула им вслед и с удивлением заметила, что Зоя идет как-то неуверенно, спотыкаясь, словно человек, который смотрит в одну точку, а не себе под ноги.
— Что-то случилось? — спросил Донато, обнаружив, что Марина за кем-то наблюдает.
— Так… ничего. Здесь почему-то оказалась моя подруга из Кафы. Но она, слава Богу, меня не заметила.
— Надо поскорее уезжать из города, пока еще кого-нибудь не встретили.
А у Марины вид печальной Зои вызвал смутную тревогу и тоску: что там сейчас творится в Кафе, какие, может быть, перемены случились за это время? И что сама она там увидит, вернувшись? При мыслях о матери у девушки даже слезы навернулись на глаза.
Скоро молодые люди выехали из города, не встретив на своем пути знакомых и не бросаясь в глаза горожанам. Сейчас, в пору весенних работ и торгов, все вокруг пришло в движение и проезжие всюду были обычным делом.
От Сугдеи южная дорога вела к городку Козио, славившегося своими винами, а северная, петлявшая между горными хребтами, — к Отузам. По этой дороге и поехали Марина с Донато, направляясь к только им известной цели. На западном склоне высокой горы стоял греческий монастырь во имя святого Георгия, и у Марины сначала мелькнула мысль пойти помолиться в монастырскую церковь, но потом она вдруг испугалась, что может встретить там кого-то из феодоритских знакомых, а то и самого отца Панкратия. При мысли о священнике девушка почувствовала себя грешной обманщицей, и на сердце у нее стало тяжело.
Чем ближе были знакомые места, где она когда-то нашла спасительное убежище, тем тревожней становилось у нее на сердце. И, словно задавшись целью усугубить эту смутную тревогу, тучи все более плотно затягивали небо, не давая пробиться солнечным лучам. Внезапный порыв ветра шумно пронесся по кронам деревьев, едва не сорвав с Марины шапку, под которую она прятала свою туго заплетенную косу.
— Похоже, будет гроза, — заметил Донато, с беспокойством поглядывая вокруг. — Наверное, лучше где-нибудь укрыться. Повернем в Козио?
— Нет, не надо! — звонким голосом воскликнула Марина. — Мы уже близки к цели! Видишь ту скалу за обрывом? Это в ней пещера!
Девушку охватило какое-то странное возбуждение, почти азарт, как у игрока, решившего во что бы то ни стало добиться победы. Донато, словно заразившись ее настроением, пришпорил коня и с криком «вперед!» помчался вверх по горной тропе. Далекие раскаты грома только усиливали мятежное состояние путников, столь близких к своей заветной цели.
Дождь хлынул, когда они уже одолели подъем и поехали шагом вдоль опасного обрыва.
— Ты не промокнешь? — оглянулся на спутницу Донато.
— Ничего! — откликнулась она весело. — Это даже лучше, что дождь: ты сможешь увидеть хризму на камне! Эта гроза — знамение свыше, притом — благоприятное знамение!
