родившегося в Эпире и писавшего под псевдонимом Николас Гейдж, одна крестьянка, с которой он разговаривал во время своей поездки в Грецию в 1970 году, сказала ему: «Я была здесь, когда пришли коммунисты. Лучше сто лет жить при хунте, чем терпеть этих негодяев в течение одного дня»[128]. Очевидно, то же самое могли бы сказать люди, в свое время пострадавшие от батальонов безопасности.
При этом, как ни удивительно, но «черные полковники» не позаботились о том, чтобы обеспечить себе поддержку хотя бы части греческого общества или какой-либо из влиятельных в Греции политических сил. Простив долги фермерам в 1968 году, они не связали этот шаг ни с каким планом модернизации сельского хозяйства. Такими же непродуманными и рассчитанными на внешний эффект акциями режима были меры по обеспечению доступа к жилью для городских рабочих и бесплатная раздача учебников университетским студентам. Если в латино-американских странах типа Аргентины, Бразилии или Чили, авторитарные правители, узурпировавшие власть или приходившие к ней в результате выборов, старались заручиться по крайней мере поддержкой национального бизнеса и технократов, полковники противопоставили себя всем – коммунистам, либералам, социалистам – и равно сажали в тюрьму и преследовали и первых, и вторых, и третьих.
Будучи врагами парламентаризма, ненавидя политический истеблишмент и не доверяя политикам, они точно так же не доверяли самостоятельному бизнесу, кроме самого крупного, и особенно базировавшегося за пределами Греции. Я уже не говорю о ненависти этих военных к независимым ученым и деятелям культуры. Благодаря своей ограниченности и «железобетонности», солдафоны хунты восстановили против себя и короля, традиционно опиравшегося на офицеров вооруженных сил.
Не было единства в отношении хунты и в самой армии. Во-первых, нужно сказать, что вовсе не вся армия поддержала заговор «черных полковников». Структура власти хунты была основана на коллективном руководстве представителей отдельной небольшой группировки военных – переворот подготовили и провели примерно сорок человек, обязанных своим успехом многолетней службе Пападопулоса в разведывательных структурах и его доступу к оперативным планам развертывания вооруженных сил. Во всем этом не последнюю роль сыграл уже упоминавшийся высокопоставленный генерал Г. Спандидакис. Спандидакис тоже боялся коммунистов и поддерживал планы Пападопулоса, которого вместе с несколькими членами команды заблаговременно повысил в звании и продвинул на ключевые армейские посты. Именно это позволило хунте быстро захватить главные стратегическое пункты в Афинах, а затем и по всей стране.
Во-вторых, после переворота полковники столкнулись с серьезной оппозицией внутри вооруженных сил. Ее составляли роялисты из организации «Свободные греки», во главе с создателем этой организации генералом Орестисом Видалисом, а также офицеры, в принципе недовольные установлением политически нелегитимной диктатуры. Первые позже участвовали в попытке короля Константина провести контрпереворот (кстати, к этой попытке примкнул, поменяв позицию, и вышеупомянутый генерал Спандидакис). Генерал Видалис был арестован хунтой и несколько месяцев просидел в тюрьме, но затем был освобожден по ходатайству бывшего главнокомандующего силами НАТО в Европе генерала Норстада и смог выехать из страны в США[129]. Некоторые из военных оппозиционеров, служивших во флоте, приняли потом участие в восстании на эсминце «Велос».
Для удержания власти новые правители Греции использовали жесткие методы и провели экстренные чистки везде, где встречали или ожидали встретить сопротивление. Одновременно они взялись за покупку лояльности офицеров. Последним сразу же была существенно (на 20 %) повышена зарплата и введены разнообразные льготы, в том числе бесплатный проезд на транспорте, беспроцентные займы, гигантские скидки при покупке автомобилей, большие выходные пособия и пр. Не говоря уже об описанных мною выше административных синекурах. Офицеры сидели на руководящих постах не только в префектурах и мэриях, но и на промышленных предприятиях, в учреждениях, университетах, спортивных организациях и даже в театрах и кино. В одночасье офицеры превратились в привилегированный социальный слой, и многих из них это устраивало. Однако было и много несогласных, которые ушли в отставку в первые два года военного правления.
Все это, вместе взятое, объясняет, почему в 1974 году режим развалился с такой потрясающей скоростью – то есть фактически лопнул как мыльный пузырь. Его просто никто не поддерживал. Поэтому все семь лет своего правления хунта была полностью нелегитимной.
Это объясняет и то, почему военный режим оказался столь репрессивным. Полковники продержались у власти дольше любой другой диктатуры, управлявшей Грецией в XX веке. Чтобы этого добиться, они использовали драконовскую цензуру в литературе и искусстве, жесточайший контроль СМИ, религиозное и бытовое морализаторство, аресты и пытки, сопоставимые с мерами устрашения периода Второй мировой войны. Арестовывали и пытали людей органы тайной (асфалия) и военной полиции, а военные суды без разбора штамповали обвинительные приговоры. Кстати, в тюрьмах, по всей видимости, находилось гораздо больше людей, чем принято считать. Точных данных по этому вопросу до сих пор нет и обычно говорят о 5000–10 000 арестованных в первые дни. Однако мне попадались и ссылки на 40 000 человек, лишенных свободы без суда к осени 1967 года, и на 6500 политических заключенных, отбывавших сроки на одном только острове Юра – одном из многих и многих[130].
Все это насилие было направлено на то, чтобы держать население в страхе и полностью пресечь недовольство. Кстати, делалось это хитро и расчетливо: в документы по делам намеренно, как в моем случае, вносили путаницу, людей, опять же как и меня, сплошь и рядом судили заочно, в их отсутствие. Арестованных, как правило, не расстреливали, но пытали и ссылали. Часто их задерживали на непродолжительный срок – хотя бы на один день, – но люди не хотели садиться в тюрьму вообще и потому молчали.
Одновременно с «кнутом» использовалась политика «пряника»: преследуя и запугивая своих критиков, хунта раздавала подачки тем, кто стремился продвинуться в жизни и не особенно стеснялся в средствах. Кроме того, зачастую речь шла об удовлетворении повседневных насущных потребностей людей. Мой друг Тед Кулумбис как-то справедливо заметил, что в Греции простые люди всегда сильно зависели от бюрократов – вот и при полковниках им нужно было регулярно получать и продлевать в полиции лицензии на тот или иной вид деятельности или бизнес, разрешения на охоту или строительство нового дома, справки для университетов и потенциальных работодателей о политической благонадежности, заграничные паспорта и т. д. Люди не хотели рисковать и превращаться в париев. Да и жить к 1967 году они стали лучше и не готовы были ставить свое новое и хрупкое благополучие под угрозу[131].
Несколько слов об идеологии режима «черных полковников». Известно, что она опиралась на военизированный национализм, или т. н. «старопатриотизм», и консервативное православие. Центральное место в идеологическом оформлении режима заняли лозунг «Греция для православных греков» и призывы к возрождению национального
