когда на меня смотрит вся нация. Слишком многое поставлено на карту. Но я не мог перестать думать о вероятности того, что SportsCenter в перерыве между периодами запустит опровержение моей истории. Эли сообщил, что смог связаться с папарацци, у которых были права на те снимки, и оказалось, что у них действительно есть и видеоматериалы.
Я весь превратился в сплошной комок нервов. Мяч выскальзывал из моих рук чаще, чем обычно. Моим товарищам по команде и тренерам казалось, что я сошел с ума. Я и сам думал, что схожу с ума. Неужели они это покажут? Неужели комментаторы канала пойдут навстречу и реально пустят запись во время перерыва? Последнее слово за Элом Данненбергом, бывшим квортербеком НФЛ, игравшим когда-то с моим отцом. Во время нашего последнего собрания перед игрой и по дороге к полю я посылал Всемогущему мольбы о том, чтобы Эл согласился.
Два первых периода показались мне вечностью. Покажут они сегодня видео или так и оставят в архивах – я в любом случае буду мучиться неизвестностью до тех пор, пока после душа не выйду со стадиона и не сяду в машину.
Впервые за свою спортивную карьеру я смотрел на часы на большом экране не для того, чтобы узнать, сколько времени у нас остается и успеем ли мы забить еще один мяч, а чтобы понять, когда наконец смогу отправиться в раздевалку и зайти в интернет. Ну что за хрень? Вот почему отец отговаривал нас от отношений. Вот он, этот вынос мозга, когда ты начинаешь париться о том, что чувствует другой человек, и о том, что о тебе думает общественность. Сам себя не узнаю.
Это определенно не то, о чем ты должен думать, когда на тебя в упор смотрит 250-фунтовый[14] лайнмен, готовый прорвать линию защиты, как несущийся на всех парах поезд. Толпа на трибунах оглушительно скандирует. Тренеры, стоящие за боковыми линиями, что-то кричат нам в наушники, тренер специальных команд орет благим матом.
Я поднял вверх руки:
– Что-что?
Все произошло слишком быстро для того, кто потерял концентрацию: в меня кто-то врезался, я даже не успел заметить, кто именно, и упал на задницу. Это был один из тех немногих раз, когда меня сбили с ног. Отлично. Просто офигеть. Зрители хлопают и свистят, пока Лэнс Моррис помогает мне встать.
– Что за фигня, чувак?
Мне нужно собраться. Но у меня не получается.
Милостью Божьей мы все-таки выиграли этот матч, но это не значит, что мне все сойдет с рук. Я знал, что меня вздрючат либо сейчас, либо позже, либо оба раза. Тренер будет зол как черт, фанаты еще злее, и я даже не представляю, что скажет мне потом по телефону Дюк. Обычно он звонит мне после игры.
Как только раздался финальный свисток, я снял шлем, чувствуя на себе взгляды тысяч пар глаз. У тренера было багровое лицо. Трудно понять градус его бешенства – этот человек всегда так выглядит. Я прошел мимо него, взял бутылку воды и вылил ее себе на голову, за шиворот, в рот – парни из команды обходили меня за километр, и слава богу. Не хочу ничего слышать. Ни от кого. Даже от родных братьев. Но Дрейку было пофиг, он не мог сдержаться и уже направлялся ко мне. Сегодня он так и не вышел на поле и, в отличие от меня, выглядел не потным и выжатым как лимон, а, наоборот, замерзшим до посинения.
– Эй! Что это вообще такое было?
– Я выглядел как слабак?
Мог хотя бы притвориться, что я не отыграл только что худший матч в своей жизни.
– Да просто я никогда тебя таким не видел. – Он сел мне на хвост и поплелся вместе со мной к раздевалке, где в этот раз я не собирался дожидаться моих приятелей из другой команды, чтобы поболтать с ними, что мы обычно делаем после игры.
Мой друг из старшей школы играет за команду университета, у которой мы только что выиграли, но я был не в настроении разговаривать. Если Бобби Дин захочет обменяться новостями, он напишет мне, и мы свяжемся позже. Сейчас для этого не время.
Дрейк шел за мной до самого шкафчика, и, если бы он не был моим братом, я бы давно сказал ему отвалить. Но мы должны были вместе возвращаться домой, и я обречен на его общество до конца своей жизни.
Если бы персонал уже не забрал нашу экипировку, я бы раздолбал свой шлем о дверцы шкафчика. Я снял с себя майку, бриджи, каркас и щитки, чтобы их тоже могли унести. Схватил свой рюкзак и стал копаться в нем в поисках телефона, который обычно лежит в переднем отделении. Вот он, наконец-то нашел. На экране высветились десятки новых сообщений – хороший знак. Первым делом прочитав сообщение от Эли, я вздохнул с облегчением.
Эли: «Готово, приятель. Эти новости, запущенные во время перерыва, выведут тебя из прострации».
К сообщению прилагалась ссылка, на которую я тут же кликнул. На экране появились знакомые лица трех главных комментаторов матчей студенческой лиги на фоне логотипа перерыва. И тут Хоуи Ховард прижал руку к наушнику:
– Так, ребята, мы прерываем наше обсуждение первой половины игры, потому что с нами на связь вышел Стефан Коппл из CZR, который первым раскрыл скандальную измену Колтера.
– Спасибо, Хоуи, – подхватил Стефан Коппл, тоже прикладывая ладонь к наушнику. Он сидел совершенно в другом месте, видимо вещая из студии грязной газетенки, в которой работает. – Наша редакция действительно первой осветила ошеломительное происшествие, когда Даллас Колтер, звездный квортербек команды Висконсина, был замечен на крыльце с некой особой, которой определенно не являлась Райан Уинтерс, его одногруппница по колледжу. Тогда мы еще не располагали всеми деталями этой истории и сегодня выходим в эфир с не менее ошеломительным опровержением.
Да как же, сукины дети, не было у них деталей. Все дело в том, что они больше заинтересованы в транслировании вымысла, а не правды, потому что первый лучше продается и зомбирует людей.
Позади Стефана Коппла запустили видео, которое он комментировал так, как будто его зрители – полные идиоты. Было видно, как я поднимаюсь по ступенькам на крыльцо, – спасибо, что хоть адрес дома заблюрили. И тут из тени появляется Тиффани. Очевидно, по крайней мере для меня, что я не очень рад ее видеть. Держу руки в карманах, вид настороженный, особенно когда начинаю спрашивать, чего она там дожидается, еще не зная, что дожидалась она меня. Она жестикулирует, но все еще не вторгается в мое личное пространство. Я делаю шаг назад, на моем лице появляется обеспокоенное выражение –
